Поток

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ДЕБИЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА»

ЖГУТ ВАСИЛИЙ ДОДОНДОВИЧ

                ПОТОК
                /чёрт знает «что» в 1 части/


не подписано в печать 12. 11. 87.
            тираж           1 экз.


Как только я в последний раз увидел, как мелькнуло в окошке вагона красное пальто и исчезло, вдруг почувствовал себя совершенно одиноким, просто непомерно одиноким, не просто в чужом городе, а будто в огромной пустыне и на тысячу лет.

Пришёл в себя только уже дома, когда его увидел, но чувство это не уходит. Странная вдруг пришла мысль: «А где я? Что со мной?»

Бывает вот так – ощутишь себя вдруг в фантастическом чуждом и незнакомом мире: всё вокруг движется, шумит, ничего не замечает, а ты лишний, никто тебя не замечает, а если на мгновение и увидит, то не тебя, а деталь тебя – и сразу устремится в свой поток, где отведено ему место и отставать нельзя. А я не знаю, что делать. Пробую встрять в поток – не успеваю двигаться, меня толкают, строят усмешки за спиной, шикают, и сам я не понимаю, куда эта стремнина движется. Говорят, если влезть в самую гущу, то там двигаться нужно меньше – понесут, но, как ни странно, в гуще самые сильные. Да, они сумели туда пролезть, они самые насмешники. Говорят, им там хорошо, только лица их  почему – то деревянные и сильно смазаны салом. Почему? Вот русло резко меняет направление. Кто – то вылетел из «гущи», его выдавили. Видно, был слишком обильно покрыт салом – скользкий, не удержался. Стоит и тупо, не врубаясь, смотрит на поток. Щёки побагровели, озирается – не заметил ли кто? Заметили. Прячет взгляд и делает вид, что никакого отношения к происходящему не имеет.

Близко к середине потока ещё одно такое же лицо – ругается, сверкает глазами, ехидно ухмыляется, то вдруг смакует расплывчатую улыбку на деревянном лице, трясётся в припадке смеха, шея покрывается маслянистыми каплями пота, слышатся возгласы: «Ой! Где вы взяли такие духи? Прелесть!» «А познакомьте меня вон с тем, нет, лучше с этим – он так хорошо крутится в потоке». Выброшенный видит своё лицо в гуще, надрываясь, кричит, глаза от натуги выкатываются, выступили желваки – похудел. Вторая сальная голова многозначительно подмигнула первой и заорала: «Пропустите женщину с ребёнком!» Первый влез. Никто не заметил, что выпал другой сальный и топчется теперь на краю. Один большеголовый всё время выпрыгивает выше всех и пытается заглянуть вперёд. «Хватит прыгать, - мнение окружающих, - Ты что, не знаешь, куда мы идём? Запомни – на водопой». Самые сальные из сальных подняты выше всех и им всё видно, да и весь наш проделанный путь показывает – мы на  правильном пути. Большеголовый сник, но ненадолго, вскоре он занялся изучением пуговиц на собственном пиджаке и даже увлечённо заговорил сам с собой. Окружающие обратили на это внимание, зашептались: «Это надо показать сальным. Да, да, это гений, - он увидел в пуговице такое, чего и в голову никому не могло прийти». Лица задёргались, все уставились на свои пуговицы. Большеголовый залоснился и полез в гущу.

Поток, то бурля, то стихая, оставлял после себя вакуум, неумолимо двигаясь. Направление его неопределённо для деталей потока. Отслужившие протоптыванием тропы скрючиваются, оседают, становятся похожими на старое колесо от телеги и, дико стоная, уходят в вакуум. В их глазах на мгновение зажигается огонь, он блуждает по орбитам глазных впадин, так и гаснет в напряжении, силясь что – либо понять в происходящем. Лицо перестаёт быть сальным, деревянная маска, прогнившая от времени, осыпается, как старая штукатурка, и уже после того, как пропадает последняя искра в глазах, становится ясно видно человеческое лицо – живое, поражающее своей простотой и гармонией. Вакуум поглощает это лицо. Поток идёт. Одни сальные детали выпадают, другие встают на их место, начинают двигаться и чем толще слой сала, тем легче и бесшумнее они крутятся, разрастаются, отвоёвывают себе пространство у ближних, те в свою очередь – у своих ближних, а крайние, лица которых деревянные, но без скользкого покрытия, вынуждены отвоёвывать пространство у вакуума. Вакуум нужно приготовить, согреть, но можно ли согреть вселенную вакуума?! Они набирают его в свои деревянные рты, греют и выпускают струю в гущу. Там горячий вакуум расходится. Сальные кричат, чтобы давали всем поровну, взывают к справедливости. Горячий вакуум имеет странную особенность – он неизбежно притягивается к сальной оболочке деревянных и, чем толще слой, тем больше он впитывает вакуума, который. Проникая под неё, делает лицо ещё более деревянным. В потоке началось смятение: самый сальный мешком скатился вниз и стал медленно растворяться в вакууме. Движение замедлилось. Все сальные и деревянные уставились на него: «Как мы теперь? Куда мы?» Когда вакуум уже почти поглотил его, и остался лишь контур, кто – то завопил: «Вы что, не заметили, что его глаза настолько заплыли салом, что он ничего не видел, кроме своего дубового носа?!» В потоке паника: «Где водопой?! Нам нужен вакуум!» Сверху раздался голос сального: «Я знаю, что делать и куда идти. Я поведу вас к водопою, но для этого нужен вакуум. Грейте его как можно больше и горячее и дуйте в гущу. Ушедший в вакуум сальный неправильно распоряжался своим, то есть, нашим салом. Его избытки плохо попадали на детали, но сала он создал очень много. Давайте им распоряжаться по – иному». Крайние приступили к  дутью вакуума, и поток двинулся по руслу. Только сейчас вдруг я заметил, что не один. Немножко в стороне, вдоль потока, стояли те, кто не смог влезть в двигающуюся массу, а может, не хотел. Они не двигались – просто стояли и смотрели, провожая бесконечную струю, уходящую в неизвестность. Некоторые их лица деревенели, тогда они уходили в поток. Другие, с безумными глазами, кричали: «Куда вы, стойте! Там нет водопоя, там гибель». Убедившись, что никто не обратил внимания на это, безумный плакал и уходил в вакуум сам. Третьи безудержно истерически хохотали. Четвёртые, окаменев, смотрели и думали о своём. Весь ряд из тех, кто стоял рядом с потоком, уходил вдаль, образовывая линию, обозначающую русло реки. Никто меня не заметил, так же, как и линию.



НОЯБРЬ  11  СРЕДА  87