Расстрел

Я иду по тонкому льду
Пальцы ног сбились в кровь, закипело в груди
Я не помню, что было, я не знаю, что ждет там впереди
Меня ведут на расстрел, ранним утром на двадцать пятом году

Рано утром подняли, разбудили пинком автомата в висок
Два офицера, отпив половину, дали водки глоток
Раздели по пояс, по весеннему, тонкому льду
Я иду умирать по приказу в расход на двадцать пятом году

Золотые погоны, и четыре царевы креста
Вырвали с мясом, били в кровь молодые, горячие юнкера
На груди богов крестик, и иконка – одела на шею ее моя старая мать
Поцелую иконку, когда станут стрелять

Мы подходим к обрыву, внизу в лед одета река
Где-то рядом могила готова принять молодого меня – старика
Офицер даст команду, долго будет залазить в ствол ржавый патрон
А потом вскинет руку, и отправит меня за смертельный кордон

И прольется на землю, молодая невинная кровь
Я оставил семью, чтоб безвестным героем пасть здесь за любовь
Словно в покерной ставке, джокер смоет краски с опохмеленных лиц
Выстрел снимет с насиженных мест под обрывом больших черных птиц

Пуля мягко зайдет, в аккурат под иконку, ляжет свинец
И наступит в истории нашей, слепой, злой, измазанный кровью конец
Молодой лейтенант и жена капитана, прошедшего пылью боев
Познакомились здесь на балу, и испили всю чашу любви до краев

Мимолетно, как чайка над морем, срывая армейский мундир
Мы вкусили запретный отравленный плод, и читал, усмехаясь, досье командир
А потом в пылу боя непосильная ноша легла в капитанскую грудь
И штабисты носились с утра до утра, чтоб отправить меня в этот самый короткий по времени путь

Капитан дал по роже, я ответил:  “Я думал, живу за любовь”
Он за нож, война спишет, я тоже, застучала в висках моя буйная кровь
Он потом все замял, все ж четыре царевы креста
Набежали штабные, и он приговор подписал

Навалились всем миром, капитан в сторонке курил
Били больно прикладами, все хотели, чтоб я пощады просил
Мол, давай по-хорошему, не зли командира отца
Я кричал: “Я люблю”, и отдам за нее золотые погоны и четыре царевы креста

Капитан подошел, уж потом, там в остроге на грязном полу
Бил ногами в живот, уходя, намекнул – вспоминай там молитву свою
На войне нет дуэлей, прости меня, ты мне теперь словно брат
Я отхаркивал кровью, он ушел этой ночью в поход на Волгоград

Пальцы ног сбились в кровь, я держусь, но иду
Ранним утром к обрыву по весеннему талому льду
Утихает обида в груди, и иконка дрожит, как когда-то дрожала она в Гефсиманском саду
Офицер и солдаты за мной на расстрел на моем двадцать пятом году