Фотограф

               

         Фотографу Николаю жилось тяжело. Клиентов было мало, несмотря на широкий выбор услуг, который мог предложить Николай. Это и разнообразные мягкие игрушки огромных размеров, и декорации, которые искусно были нарисованы его школьным другом, и всевозможные национальные костюмы. Особой гордостью фотографа был настоящий, живой пятнистый питон по имени Гоша. Правда, питон был уже преклонного возраста, но Николай никому об этом не сообщал, дабы не уменьшать того эффекта, который производил Гоша на клиентов. Обычно Николай клал себе на шею четырехметровую змею и прогуливался по парку в поисках желающих сфотографироваться. Питон всегда был спокойным и сонным: видно, сказывался почтенный возраст рептилии. Люди несколько побаивались приближаться к прогуливающейся парочке, что вызывало у хозяина змеи пренебрежительную усмешку. «Вот придурки, необразованные, - думал он, - ну чего бояться старой сытой змеюки, да еще не ядовитой!». И, зачастую, всем шарахающимся в сторону, Николай протягивал голову питона, зажав ее в правой руке, и успокаивал: «Да не бойтесь, он не кусается», или еще что-нибудь в таком духе. Но желающих запечатлеть себя на снимке с питоном было немного. Вечерами у себя дома, в заставленной реквизитом однокомнатной квартире, горевал фотограф. Деньги давно кончились, но у него еще оставалась заначеная бутылка водки, которая допивалась в одиночестве. Жизнь не удалась – это уже было очевидно, но все равно Николай презирал окружающих и тихо ненавидел клиентов.  «Вот живут же, придурки, - скрежетал зубами неудачник, - и десяти книг не прочитали, а денег пруд пруди!». И в очередной раз горлышко бутылки звонко ударялось о край стакана. Гоша, свернувшись клубком, лежал на диване и наблюдал немигающим взглядом на возлияние своего хозяина. Постепенно лицо фотографа приобрело малиновый цвет, а глаза замутились.  «Ты  тоже, - Николай постучал кулаком по голове питона, - дурак, мозгов нет, денег заработать не можешь, а тебя все равно корми! Лучше бы ты сдох и проблем меньше!». Питон не обращал на слова хозяина никакого внимания.  «Да ты же глухой от природы, гадина, - продолжал фотограф, - да и слепой. В утиль тебе пора, старикашка! Можешь язык свой не высовывать, все равно водку ты не пьешь!». 
           Николай презирал все и вся. Он всегда был выше всех остальных, но только на словах. Он был умнее любого из тех, с кем встречался, но только в своих мыслях, и он жил лучше всех своих знакомых и друзей, но только в своих мечтах. У Николая был ответ на любой  житейский вопрос и миллион нравоучений. У него мог спросить совет даже сам президент, вот только почему-то не спрашивал. И друзья-знакомые обходились без его наставлений.  И это коробило Николая и угнетало. Пренебрежение людей питало его презрение к окружающим. А фотографией он занимался исключительно из-за денег,  которых не видел уже давным-давно.
           Николай допил последние сто граммов, икнул и задышал с натугой, присущей пьяному человеку. За окном темнело и становилось тише. Город постепенно успокаивался. В голову начали лезть тревожные мысли. Последнее время Николаю стало казаться, что за ним следят. Причем он не мог объяснить кто и зачем, но какое-то смутное чувство тревоги и беспокойства поселилось в его душе. Лишь когда он ходил по парку, чувство страха его отпускало, но стоило прийти домой, как оно появлялось вновь. «Если меня хотели ограбить, - думал фотограф, - то это уже сделали бы, если убить, … но зачем меня убивать? Кому я мешаю, и что я такого сделал?». Вспомнилась старая мудрость: «все преступления совершаются человеком». Николай был атеистом и не верил в потусторонние силы, привидений и барабашек, а людей верующих презирал, как и всех остальных. «Хоть бы под конец своей жизни увидеть привидение», - подумал фотограф и зевнул. Ему послышался слабый стук, доносившийся из соседней квартиры. «Наверное, сосед ремонт затеял. Надо бы и мне тоже». Николай обвел глазами темную комнату. Силуэты декораций и сваленные в кучу игрушки зверей навевали на него безграничную тоску. Затуманенный алкоголем мозг воспринимал эту безрадостную картину с искажением, от чего Николаю начало казаться, что среди этого хлама кто-то есть. Он посмотрел на Гошу, как на старого друга, который, если случится беда, должен будет помочь. Но питон был спокоен. Его глаза были полузакрыты. Николай захотел встать с дивана, но потерял равновесие и грохнулся на пол. Попытки подняться не привели к успеху, и он смог лишь сесть, прислонившись спиной к дивану. Веки отяжелели и закрылись сами собой. Сон, бредовый пьяный сон уносил Николая из ненавистной ему реальности в мир грез, забытых образов и пейзажей. Вот он бежит по траве над берегом реки, рядом с которой провел все детство, потом, резко свернув, прыгает в воду и погружается, погружается вниз. Вода холодная, он это чувствует всем телом. Теперь вверх, но тело почему-то не слушается и продолжает тонуть. От  холода свело мышцы рук, он даже не может ими пошевелить. Вода становится еще холоднее и сдавливает тело. Не хватает воздуха. Его действительно не хватает, но Николай понимает это слишком поздно. Все слишком поздно.
          Четырехметровый питон, обвив тело своего хозяина, сжимал его с чудовищной силой. Жертва уже не сопротивлялась. Хрустнули сломанные ребра… Николай был еще жив, когда рептилия, раскрыв свою пасть, начала медленно заглатывать свою жертву. Невероятно, но питон сумел растянуться так, что постепенно голова фотографа исчезла в чреве змеи…
           Когда через неделю милиция вскрыла дверь квартиры Николая, ее взору предстала комната, на полу которой в самом центре лежало бесформенное пятнистое тело питона. Сонные глаза змеи лениво глядели на людей, выражая полное равнодушие. Питон решил проблему питания на долгое время, поэтому ему было все равно.