Czeslaw milosz

Czeslaw Milosz (1911 - 2004) Nobel Prize for Literature in 1980.
Чеслав Милош (1911-2004) - один из самых выдающихся
польских поэтов XX века - поэт, переводчик, эссеист.
В 1951 эмигрировал из Польши во Францию,
а затем в США, где преподавал современную литературу.
После перемен в Польше в 90-е годы Чеслав Милош вернулся
на родину и до конца своих дней жил в Кракове.
 Переводы с английского, хотя автор писал по-польски.
Он владел многими языками, преподавал на английском,
великолепно владел русским. Хотелось бы верить, что
сделанные мною переводы не разочаровали бы автора.



Чеслав Милош 
BY CZESLAW MILOSZ
 
Асcount.

The history of my stupidity would fill many volumes.
Some would be devoted to acting against consciousness,
Like the flight of a moth which, had it known,
Would have tended nevertheless toward the candle’s flame.

Others would deal with ways to silence anxiety,
The little whisper which, though it is a warning, is ignored.

I would deal separately with satisfaction and pride,
The time when I was among their adherents
Who strut victoriously, unsuspecting.

But all of them would have one subject, desire,
If only my own—but no, not at all; alas,
I was driven because I wanted to be like others.
I was afraid of what was wild and indecent in me.

The history of my stupidity will not be written.
For one thing, it’s late. And the truth is laborious.


Berkeley, 1980.


Счет.

Историю моей глупости
Не втиснуть в многотомное издание.

Часть её была бы о поступках,
Совершенных вопреки сознанию.

Я  летел  на открытый огонь,
Как  инстинктом гонимая моль.

Частично о том, как я,
Для меня неожиданно ловко,
Умудрялся заставить тревогу умолкнуть,-

Слабый шепот проигнорировать,
Предупреждение - блокировать. 
 
Я провел бы черту между «горд» и «доволен»,
Не способный их различать –
Принимал и то и другое,
Был напыщен, самодоволен.

Я преследовал тщеславные желанья.
Были бы эти желанья мои...  но увы,
Я только старался  походить на других.

Я боялся того, что казалось во мне
Неприличным и диким.

История моей глупости не будет написана.

С одной стороны – запоздалый суд,
С другой – правда тяжелый труд.




Чеслав Милош

A Hall
 

  The road led straight to the temple.
Notre Dame, though not Gothic at all.
The huge doors were closed. I chose one on the side,
Not to the main building-to its left wing,
The one in green copper, worn into gaps below.
I pushed. Then it was revealed:
An astonishing large hall, in warm light.
Great statues of sitting women-goddesses,
In draped robes, marked it with a rhythm.
Color embraced me like the interior of a purple-brown flower
Of unheard-of size. I walked, liberated
From worries, pangs of conscience, and fears.
I knew I was there as one day I would be.
I woke up serene, thinking that this dream
Answers my question, often asked:
How is it when one passes the last threshold?

    Храм.

Дорога вела прямо к храму –
Иной не готический храм,
Не похожий на Нотр Дам.
Массивные двери на входе закрыты,
Но покрытая позеленевшей медью дверь
В левом крыле была приоткрыта.
 И тогда я ступил в огромный зал:
Изобилие теплого света,
Много коричнево-фиолетового цвета,
Как будто я – внутри фиалки.
Статуи колоссальных размеров предо мною предстали:
Задрапированные богини, сидящие симметрично
В колоссальных  размеров зале.
Я хожу по залу, свободный от всех забот,
От мучительных совести угрызений,
От страхов и опасений.
Это храм  из моих сновидений.
Я знал, что здесь я однажды бывал.   
Сон ответил на мой вопрос, -
В жизни каждый его задавал,-
Любой не думать об этом не мог:
-Как это там, когда переступишь последний порог?

Чеслав Милош



 
 Theodicy

No, it won’t do, my sweet theologians.
Desire will not save the morality of God.
If he created beings able to choose between good and evil,
And they chose, and the world lies in iniquity,
Nevertheless, there is pain, and the undeserved torture of creatures,
Which would find its explanation only by assuming
The existence of an archetypal Paradise
And a pre-human downfall so grave
That the world of matter received its shape from diabolic power.
   
 В оправдание Богу.
(теодиция – богооправдание)
Нет, мои милые богословы,
Я не могу, как ни стараюсь,
Найти оправдание принципам Бога.
Если он создал нас способными выбирать,
Зло и Добро самостоятельно различать.
И мировая ложь, несправедливость -
Наш добровольный выбор...
Но однако, страдают Твои творенья
От боли и незаслуженных пыток.
Можно было б найти объяснение,
Если бы рай существовал до падения...
Но задолго до Человека
Эдем провалился в могилу! 
А после - дьявольской властью
Материальный мир смоделирован.

Чеслав Милош


 A Felicitous Life
BY CZESLAW MILOSZ

His old age fell on years of abundant harvest.
There were no earthquakes, droughts or floods.
It seemed as if the turning of the seasons gained in constancy,
Stars waxed strong and the sun increased its might.
Even in remote provinces no war was waged.
Generations grew up friendly to fellow men.
The rational nature of man was not a subject of derision.

It was bitter to say farewell to the earth so renewed.
He was envious and ashamed of his doubt,
Content that his lacerated memory would vanish with him.

Two days after his death a hurricane razed the coasts.
Smoke came from volcanoes inactive for a hundred years.
Lava sprawled over forests, vineyards, and towns.
And war began with a battle on the islands.

    Счастливая жизнь.

Его старость пришлась на год обильного урожая :
Ни засухи, ни наводнений, ни прочих землятрясений.
Казалось, сезоны поняли выгоду постоянства,
Как вощеные, звезды светили ночью.
Солнце на небе сияло с невиданной мощью.
Не воевали даже в самых далеких странах,-
В дружном братстве росли поколенья без шрамов.
Не насмехались люди над разумным началом.
Горько было сказать «Прощай!»
Новую жизнь обретшему миру,-
Он завидовал в будущем каждому мигу.
Он стыдился своих сомнений,- 
Да унесет с собой все содеянное
Раздираемая горечью память!

Два дня спустя после смерти
Снес ураган побережье.
Задымили сотни лет спавшие вулканы,
Города и леса, виноградник - все засыпано лавой,
Войны на островах: сражения, возгласы бравые...

Чеслав Милош


 Encounter.
BY CZESLAW MILOSZ

We were riding through frozen fields in a wagon at dawn.
A red wing rose in the darkness.

And suddenly a hare ran across the road.
One of us pointed to it with his hand.

That was long ago.Today neither of them is alive,
Not the hare, nor the man who made the gesture.

O my love, where are they, where are they going
The flash of a hand, streak of movement, rustle of pebbles.
I ask not out of sorrow, but in wonder.

Столкновение.

Мы едем в бричке,
Замерзшие поля,
Рассвет, почти светло,
Зависло над дорогой красное крыло.

Внезапно  ткнулся под колеса заяц,
Один из нас всплеснул руками.
Это было давно.

Никого из них нет сегодня в живых –
Ни человека, ни зайца.
О, любовь моя, где они теперь?

Вспышка вскинутой руки, жест,
Шуршание гальки, линия движения...
 
Я задаю этот вопрос не без сожаления,
Но с удивлением, изумлением.

Чеслав Милош



  At a Certain Age

BY CZESLAW MILOSZ

 

  We wanted to confess our sins but there were no takers.
White clouds refused to accept them, and the wind
Was too busy visiting sea after sea.
We did not succeed in interesting the animals.
Dogs, disappointed, expected an order,
A cat, as always immoral, was falling asleep.
A person seemingly very close
Did not care to hear of things long past.
Conversations with friends over vodka or coffee
Ought not be prolonged beyond the first sign of boredom.
It would be humiliating to pay by the hour
A man with a diploma, just for listening.
Churches. Perhaps churches. But to confess there what?
That we used to see ourselves as handsome and noble
Yet later in our place an ugly toad
Half-opens its thick eyelid
And one sees clearly: "That's me."

В определенном возрасте.

Мы бы желали признаться в своих грехах,
Да некому, кто станет слушать?   
Облака отказались,- воздушные, равнодушные.
Ветер был занят, летая от моря к морю.
Ни одному животному это не было нужно.
Разочарованные собаки ждали приказа послушно.
Кот, как обычно безнравственный, заснул на диване..
Человек, казавшийся близким,не прислушался – давнее.
Разговоры за чашкой кофе?
Так мы ими друзей “достанем”!
Человеку с дипломом заплатить по часам?
Обидно и оскорбительно.
Церкви. Церкви возможно,
Но в чем признаться простительно?
Что мы представлялись красивыми и благородными
И вдруг вместо нас  –   жаба уродливая,
Приоткрыв  тяжелое веко, увидеть себя:
“Батюшки, да это же я!”

Чеслав Милош