Танго в пустыне Наска

Валерий КАЛУГИН, Николай ЯКИМЧУК

(версия 2009 года)

Она выходит из подъезда дома. На стене табличка. Крупно: ПУСТЫНЯ НАСКА, дом 88… Лет ей 25–27. А может быть и больше. Энергичная, четкая, подтянутая. Он сидит на винтовом стульчике. Рядом с ним жёлтый потёртый чемодан. На нём крупная надпись: ИМЕТЬ И... НЕ ИМЕТЬ. Лет нашему герою 45–50. А может быть и больше. Но это не главное.

О н (держа в руках бутылку пива). Какой душный день, а? Просто жара несусветная!
О н а (усаживаясь на другой такой же стульчик). Дурак какой-то, честное слово.
О н. Это вы мне?
О н а. Это я не вам.
О н (прихлёбывая). А-а-а… Жара обалденная. Всё нутро выматывает.
О н а. Это вы мне?
О н (задумчиво). Да как вам сказать… (Пауза.) А вы верите в чудо?
О н а (как бы не слыша его). Так всё хорошо начиналось. Охи. Вздохи. Романтическая поездка, не в какой-нибудь там зачуханный Париж, а в пустыню Наска, в Перу, между прочим!..
О н. Это вы о чём?
О н а. Да так. Сама с собой разговариваю.
О н. А-а… И я… (Пауза.) Скверная привычка.
О н а. Нет! Я ему говорю: ты меня не понимаешь. Наска Наской. Но я — существо. Жен-щи-на! А это совсем, милый мой, другое измерение.
О н. Это — я так думаю — вы опять не мне.
О н а. Да. Это я ему. Пусть подавится этой своей Наской. Я, говорит, не в Париж тебя свёз, а в эту самую Наску… Подумаешь, главный менеджер!.. Все выгоду ищет… На здоровье людей наживается…
О н. Ну, это ты зря. Зло-то так не надо, не надо… Даже если и справедливо… Не надо… Я и своей говорю — не надо… Расходиться — так тихо, мирно, без истерик… Лучше — весело!
О н а. Расходиться… У нас вон свадьба через неделю… Уже наряд подвенечный почти готов… Я думала — он человек необычный. В Перу повез вместо Парижа… А оказался, как все…
О н. Как все. Как тысячи других. Это правда. Мы все, увы, одинокие и — одинаковые. (Пьёт.) Рыбалка, пиво, бабы, спорт. Автомашины, яхты, катера. Баксы, бани, коньяки. Оффшоры, банки, скутера. И так далее. Вот простенький мужской мир. Несколько утрированный, конечно.
О н а. Не хочу. Я о другом мечтала. Клятвы при луне. Признания. Они жили долго и умерли в один день.
О н. И все? А если тебе, к примеру, новые туфельки понадобятся?..
О н а. Ну, финансы, это само собой… Как без них-то…
О н (грустно). Во-во…
О н а. Ну, что вы! Без них-то никуда! Так устроен этот мир!
О н. Вот теперь понятно…

Пауза. День догорает. Лёгкие сумерки опускаются на город.

О н. А жизнь-то моя прожита. С пивом или, там, без пива — не знаю. А только всё уже произошло…
О н а. Все-все?
О н. Не будет никогда этого восторга, этой радости узнавания мира. И не зацветёт что-то там. И не запахнет. И девочка с острыми лопатками, тонкая, как тростиночка, — не прикоснётся губами к твоим губам. А если и прикоснётся, то совсем не так. И не почувствуешь ты уже ничего… (Пауза.) Вот только пиво… вчерашнее…
О н а. Грустная картинка.
О н. Да уж. Прям-таки безнадёжная.
О н а. И неужели нельзя поменять что-то?
О н. Не знаю. (Пауза.) А ты смогла б?.. Сыграть ноктюрн на флейте водосточных труб?.. Ведь тоже в каких-то своих сетях плаваешь... Только выплывешь ли? А вообще — чего ты в жизни-то хочешь?
О н а. Чего хочу? Хочу любви и романтики! А он даже денег не даёт!.. Нет, он хороший, конечно. Только какой-то уж очень запрограммированный. Целый день с этими лекарствами крутится. А ночью по субботам — в клуб. Танцы, рулетка, «экстази». В понедельник — опять по регламенту. Жизнь. Колея.
О н. А я ночью проснулся. Сыром пахнет. Мышами. Где я? Одиноко, странно, бессмысленно. То ли жил, то ли нет. Жизнь моя, иль ты приснилась мне?!
О н а. А потом эти корпоративные праздники… такие же фармацевты. Кредитные линии. Дебеты. Кредиты. Ну не скучно ли? Тоска!
О н. Это ты мне?
О н а. Да не знаю я… Просто вот всё рассказываю. Богу? Вам? Себе?
О н. А у нас дача есть. Плохонькая такая. С верандой. Крыша протекает. А я люблю в грозу там сидеть. Пиво, гром, молнии, вобла. Жи-и-знь! И куда-то в иные выси мысль улетает. Думаешь: а зачем это все, весь наш бег жизни? Для чего-то нужно. Только цели явления на этой земле мы не знаем.
О н а. Это как-то уж очень мудрено вы говорите. Хотя… Я вот в театральный решила поступать. Понимаю, что пролечу, как фанера над Парижем. Послезавтра первый экзамен.
О н (оживляясь). А я в самодеятельности играл! Гамлета, между прочим. Только он мне никогда не нравился. Мстительный он какой-то, смирения в нём нет, а только энергия разрушения.
О н а (продолжая о своём). А иногда мне так жалко его сделается. Просто взяла бы и усыновила!
О н (доставая из кармана рулетку). Гамлета?! Вот, держи! (Начинает постепенно отходить, рулетка разматывается.) Вот, смотри, как время нашей жизни тянется… С каждым шагом… Куда-то…
О н а. Конечно, это забавно! Фокус этот… А я вот все думаю: а может, я его не люблю вовсе? Просто судьба соединила для чего-то. И — все. Судь-ба. А её, как говорят, не переиграешь.
О н (сматывая рулетку). А вот смотри, мы с тобой зачем-то сближаемся… Закон мужчины и женщины.
О н а. Да, здорово!.. Ну, вот приехали мы в эту Наску. Пыль, жаркое солнце, скука. Ну, рисунки, конечно, эти гигантские на земле. Им ведь несколько сотен лет, да?
О н. Не помню. Я как-то вообще запутался. Какие рисунки? Куда течет время? Кто мы такие?
О н а. Я смотрела на них и думала. Кто-то нам хочет помочь. Или — предупредить. Или — сообщить что-то очень важное. А что? Вот в чём вопрос.
О н. Это ещё Гамлет трактовал: вот в чём вопрос? (Пауза.) Она странная. Я жене кричу через дверь: услышь мя, Господи! Нет, не слышит. Не чувствует. Не понимает.
О н а. А может, мне монолог Гамлета этого вашего произнести?
О н. Только…
О н а. Только…
О н. Одна месть у него на уме. Мелко это. Хотя страсти всех нас одолевают.
О н а. Ещё как! А вчера он и заявил: у меня трудный период в жизни, а ты меня совсем не поддерживаешь. Я говорю: это тебе кажется, милый. А сама думаю: а может, правда? Может, я как-то на себе уж очень зациклена?
О н. А мы все на себе зациклены. Я, что ли, не такой? Тоже ведь все в одну дуду дую. Тоже ведь не подарок, да? Подарочек!
О н а (осматривая его). Ну, не знаю… А вот вы жену-то свою — любите?
О н (пауза). Любил. Хотя... Как там у Пушкина?! Любовь ещё быть может. Нет. Не может. Не получится.
О н а. Вот вы себе уже границу и поставили. Всё! Дальше — стоп-машина, понимаете. Надо верить и куда-то двигаться. Может, в этом есть какой-то смысл?
О н. Вот и я так думал когда-то. Но год за годом проходит, а всё одно и то же. Одни и те же.
О н а. Может, вы не по тому пути шли?!
О н. Может быть. Не отрицаю. Но — шёл! Страдал! Бил копытом!
О н а. Вещей-то у нас много, электроприборов, холодильников, телевизоров, стереомагнитол, кактусов, ковров персидских, халвы аравийской, ликёров, консервов, салями, креветок, дублёнок, крабов, столешниц… А вот… счастья что-то не видно. Сбежало, как молоко. (Достаёт из пакета бутыль молока, брызгает вокруг, на себя, на него.)
О н. О! Как предметно! Но ведь я и так вполне понимаю.
О н а. Так не хочется домой возвращаться!
О н (с чувством). О, как я вас… Сил нет — начинать заново, а надо бы… она так отдалилась от меня… И мне жаль её, потому что она тоже одинока, только не осознаёт этого. Ведь женщины больше чувствами живут. Это мужики всё умствуют. Теоретизируют.
О н а (поднимаясь). Ну вот, и славно поболтали…
О н. Секундочку! Знаете что!? А давайте выпьем! Чисто символически. Ведь сегодня 21 июля. День рождения.
О н а. У вас? Поздравляю! И — желаю! Всего-всего!
О н. Не у меня. Сегодня рождение Эрнеста Хемингуэя. Иметь и... не иметь. (Показывает на чемодан.)
О н а (разочарованно). А-а! Что-то слышала. Знаменитый голливудский актер, кажется… С Джеком Николсоном играл…
О н. Да-а! Иные времена, иные лица. Когда-то это был самый знаменитый писатель по ту сторону океана.
О н а. Писатель? Разве?
О н. Ещё какой! Мощный! Всегда плывущий против течения!
О н а. Пойду я, а вы выпейте. Вам он, вероятно, чем-то дорог. Оревуар!
О н (достаёт из-за пазухи портрет Хемингуэя, ставит его на стул, где сидела Она). Ну что, старина! Ты жил в этом мире на полную катушку. Ты был свободен, как никто другой. Ты — был. Ты оставил нам свои свидетельства. Спасибо тебе — за всегдашнюю поддержку. (Отпивает глоток, ставит пивную бутылку рядом с портретом.)

Затемнение. Звучит музыка Ника Кейва. На экране проступают рисунки пустыни Наска. Свет возрождается. Он сидит на вращающемся стуле. Рядом — второй такой же стул. Вообще, во время предыдущей и последующей сцен Он и Она сидят на этих стульях. Когда их разговор сближается, они медленно, реплика за репликой, поворачиваются друг к другу. Когда каждый говорит о чём-то своём, то их лица «едут» в разные стороны света. Итак… День другой.

О н. Мерцание жизни. Трудная поступь времени. Все эти Шекспиры, Сервантесы…

Она выбегает легко, воздушно.

О н а. О! Это вы?
О н. Это не я. Это Гамлет, принц Датский, мощный мужик.
О н а. Интересно: теперешние датчане похожи на него?
О н. Разве что своими отменными колбасками.
О н а. А у меня сегодня было собеседование. Прошла успешно.
О н. Поздравляю. (Пауза.) А я нынче собеседовал со своей женой. Полный развод. Но, кажется, не окончательный. Судья и заседатели плакали. Мы смеялись! Вообще, надо расходиться тогда, когда ещё есть интерес друг к другу.
О н а. Не могу понять простых вещей: почему двум симпатичным людям не жить вместе?
О н. Я — Гамлет, принц Датский. Месть — моё ведущее состояние. Понимаю ли я, что мстить бесполезно? Наверное, да. Я забыл, что я христианин, дочь моя. Вот в чём моя драма.
О н а (тревожно). Вы что? Вам плохо?
О н. Я попал в этот водоворот отношений. Женщины. Гертруда, мать моя, согрешила. Невеста моя, Офелия, могла бы согрешить. Вот и не выдержала тягот этого мира. Уплыла вслед за венком.
О н а. Что с вами? Вы в порядке?
О н (проводя рукой по лицу). Ничего! Минутное блаженство каприза. Гамлет, это, конечно, не я. Вообще надо о нём забыть и отдаться обыденной жизни. По утрам жарить яичницу с ветчиной, по вечерам — варить пиво. Брать кредиты под честное слово. А днем потеть в конторе, узнавать котировки акций, покупать и продавать. И даже иногда предавать. Это неизбежно при честном бизнесе.
О н а. Я вас не понимаю.
О н. А я и сам себя не понимаю. Особенно сегодня! Темна моя жизнь и необъяснима. (Достаёт из кармана палочку «бенгальского огня».) Вот, попробуем осветить! Несите спичку!
О н а (взволнованно). А есть ли? (Хлопает по карманам.) Вот! (Достаёт зажигалку.) Бросила курить, между прочим!
О н. Похвально, дщерь моя! Сигаретный дым чрезвычайно активен, соблазнителен и безумен. Итак! («Бенгальский огонь» зажжён.) Осветим все вокруг и прежде всего себя самоё. Ау! (Подносит «огонь» к ботинкам, поясу, лицу.) Вот ты каков, да?! И что же мы видим?! А ничего не видим. Всё то же глупое лицо неудачника, несостоявшегося гения.
О н а. А у меня всё впереди? Как думаете?
О н (зажигая другой «бенгальский огонь»). Сейчас изучим. О, ещё все возможно: точеный профиль, изысканные ножки. Вот только сердце! (Застывает.) По-моему, оно ещё спит. Оно ещё не вулкан, ещё не Везувий. Оно ещё не научилось любить. Стучит, но не греет.
О н а. Неужели вы всё это видите?
О н. А как иначе, дитя моё? У меня есть только один выход: видеть, знать. (Пауза.) Других. Себя же, увы, не постигаю.
О н а. Странный вы какой-то. Но забавный…
О н. Будешь странным тоже, коль странность у тебя на роже. Эпиграмма. Не на меня. Но — похоже.
О н а. Итак, что же нам дальше-то делать?
О н. Ровным счетом ничего. Глядишь, так и время жизни спокойнее пройдёт. Доживём до ста лет сыто и пьяно! Сыто и пьяно!

Звучат странные звуки. Космос, но не гармоничный, а тревожный.

О н а. Странные звуки. Тревожные… Как будто выстрелы… Или нет…
О н. Возможно. Умереть от пуль и осколков — небольшое геройство. А вот устоять в этой жизни — для этого необходимо весёлое мужество.
О н а. А вчера он мне и заявил: неужели ты считаешь себя талантливой актрисой? И усмехнулся так зло. А я чуть не в слёзы.
О н. Говорят, плакать полезно. Врачи установили.
О н а. Враньё всё это. Все эти теории. Все эти психоаналитики. Ну их!
О н. Не так всё просто, милая. Ты ещё, в сущности, юная хищница. А я — стреляный воробей. (Поднимает голову к небу.) О! Смотри! Дирижабль летит!
О н а. Где?! Где?!
О н. Да вот же: летит себе и летит, ни на кого не обращая внимания.
О н а. Ой! Где?! Не вижу!.. Да где же?!
О н. Летит себе и летит. Они, дирижабли, такие. Я с детства мечтал на них полетать… Не довелось… Отправиться в Африку или на Северный полюс. Как я грезил этими путешествиями!.. Или это был не я?!
О н а. Не вижу, не вижу! Да покажите же!
О н (опуская голову). Все, пролетел! (Пауза.) Вот тебе, бабушка, и Юрьев день…
О н а. Юрьев, Юрьев… Это вы мне?
О н. Это я ему. (Кивает в сторону неба.) Так… А где же моя трубочка? Не курю, знаете, бросил. Вредная привычка. Так держу, для антуражу.
О н а. Ди-ри-жабль. Странное слово. И дирижёр, и большой симфонический оркестр одновременно… Он мне и говорит — пойдём в Филармонию. Сегодня великий тенор Доминго. Все наши идут. Конечно, это половина месячного жалования. Но иначе — никак. Я не могу не пойти. Все — идут, говорит… Смешно…
О н. А умираем мы все поодиночке. Живем вместе, да, а уходим по одному.
О н а. Вы уже уходите?
О н. Не о том речь. Впрочем, пора, вечереет.

Музыка Ника Кейва нарастает.

О н а. Ну, всего вам хорошего. Будьте осторожны. Может, ещё доведётся свидеться.
О н. Надеюсь. В этой жизни или в другой — не имеет значения. Ариведерчи!
Она исчезает. Он выходит на авансцену. Затемнение. На экране — рисунки пустыни Наска.
О н (в луче прожектора). Мы все когда-то уйдём из этого мира. Хотелось бы дожить до старости. А зачем? Ну, ещё лет сорок-пятьдесят тащить этот воз, финал-то тот же. Жизнь непостижима, непостоянна, непредсказуема. Вот там за углом опять стрельба. И кто-то, быть может, умрёт. А мы равнодушны. Мы уже к этому привыкли. Ведь главное — мы-то живы. Пока. И наши часы — на башнях. Это потом, в суетной маленькой старости наши часы превратятся в нервические наручные. Потом. Когда уже суп с котом. (К зрителям.) Я понимаю — вам все это скучновато. Не развлекает. Не оттягивает. И меня, кстати, тоже. Но поймите, дорогие мои, — надо. Я ведь и сам не очень хочу во всем этом участвовать. Думаете, у меня своих забот мало? Надо на даче баньку рубить, крыть крышу рубероидом, разводить кусты роз, устраивать старшего в консерваторию (он ещё маленький, но связи-то заводить надо сейчас). Выяснять отношения с женой — замечательный, между прочим, увлекательный спектакль. Но. Что-то высшее зовёт меня говорить о жизни и смерти. Мы ведь приходим в своё время и уходим в свою вечность, понимаете?! Мы странные гости на этой странной земле-страннице. Единственный смысл нашего здесь пребывания — Бог и Любовь. Все остальное — уязвимо. (Пауза.) Однажды Сталин позвонил Пастернаку. Есть такой апокриф. Говорили о разном. В конце разговора Пастернак сказал: «Иосиф Виссарионович, мне надо с вами встретиться, поговорить». «О чём же?» — спросил вождь. «О жизни и смерти», — ответил Пастернак. Сталин, не прощаясь, повесил трубку. Короткие гудки…

Уходит. Слышны короткие телефонные гудки. И вот сквозь них проступает музыка Ника Кейва. Постепенно музыка затушёвывает гудки. На экране — рисунки пустыни Наска. Затемнение.
Вечер следующего дня. Появляется Она. В руках у неё пластмассовый жёлтый тазик. Стирает носовой платок (достав его из кармана). Появляется Он.

О н. Добрый вечер! О, что это ты?
О н а (с чувством). А он всё плавает в Интернете! Нырнул и… с концами. Я ему говорю: пойдём погуляем! А он в ответ: погоди минуточку. Четвертый час сидит. А по телеку криминал с рекламой. И прочее «мыло». Дай, думаю, займусь каким-нибудь человеческим делом. Вот, вышла, как валдайская крестьянка, платочек постирать. На простор речной волны! (Напевает старинный русский романс.)
О н (прижимая руки к сердцу). Хорошо как! Душевно!
О н а (застенчиво). Стараюсь.
О н (достаёт платок из кармана). Может, и мой?.. Он, в общем-то, не грязный. Но очень хочется просто человеческого участия.
О н а. Давайте, давайте! Раньше в фанты играли, а теперь вот…
О н. Пена летит, как в детстве, когда мама стирала. Мы жили у самой железной дороги, возле станции, а рядом находился станционный пруд. По вечерам дачники топали с авоськами с электричек, а потом шли купаться. И долго плескались в воде, до самых черничных сумерек.
О н а. А потом?
О н. А потом — суп с котом. Как экзамен?
О н а. Перенесли на послезавтра.
О н. Надо готовиться… Креативно!
О н а. Вот именно! Ведь вы такой знающий человек — вот и подсказали бы. Зубрить или отвязно гульнуть?! Тем более… (Пауза, задумывается.)
О н (после паузы). Говорят, ангел пролетел. Тихо-то как.
О н а. Это так редко бывает. Все что-то грохочет и грохочет вокруг. Тревожное.
О н (взяв в руки свой платок, разглядывая его на просвет). Хорошо постирали! Чисто, изысканно, без суеты! В общем, удалась стирка!
О н а. А он этого, скорее всего, и не заметит вовсе.
О н. Это бывает. Мужчины вообще начинают что-либо примечать лишь после сорока. А до того — гон диких животных сквозь чащу.
О н а. В каком смысле?
О н. Образ такой. Куда-то мчимся, не зная будущего, не разбирая дороги.
О н а. А-а! Теперь понятно. Значит, с ровесниками дел иметь не стоит?
О н. Я этого не говорил. Это всего лишь версия, не претендующая на обобщение.
О н а. То есть мне на ваши высказывания внимания не обращать?
О н. Не обращай! (Пауза.) Ну, постирали, теперь давай порепетируем.
О н а. Очень хорошо. Делу — время. Потехе — час.
О н. А театр — это что? Дело или потеха?

Звучит Ник Кейв. Где-то вдали постреливают.

О н а. Слышали?
О н. Слышал. Это Гамлет мстит. Залили весь Эльсинор, понимаешь, кровью. Тоже мне первый страдающий интеллектуал. Безумец, понимаешь, каких мало. Человек страстей, впрочем, как и все мы, понимаешь.
О н а (смотрит на него удивленно, но как будто в первый раз). Странный вы все же. Совсем не похожий на остальных.
О н. Это видимость. Первое впечатление. А так — я обычный рядовой неудачник. Все в моей жизни уже произошло. И т. д. Ну, ты знаешь…
О н а. Знаю. Только что-то здесь не так. Слишком вы умный. Такие неудачниками не бывают.
О н. Ещё как бывают! А «Горе от ума» — читала?
О н а. Читала! А что Чацкий? Знаменитость. Человек респектабельный и богатый. С жиру бесится!
О н. Хорошая трактовка! Наше поколение думало иначе!
О н а. Ваше! И куда вы все пришли?
О н. Вот именно! Куда?
О н а. Итак, начнём репетицию, да? С какого места?
О н. С этого самого, с монолога. To be or not to be.
О н а. Можно я сначала по-английски, а потом своими словами — как я его поняла?
О н. Ого! Это будет весьма креативно!
О н а. Итак, я — Гамлет (читает монолог «To be or not to be» по-английски).
О н. Да-да. Гамлет, соблазнённый и призванный призраком на месть. Призрак, собственно, и есть тот бес, толкнувший Гамлета под руку. И наш принц поддался страстям кровавым. Вот в чём его драма. Понимаешь?
О н а. Не совсем. Я — по-своему. С женским уклоном на всю эту ситуацию, хорошо?
О н. Попробуем. Поищем. Встань спиной к зрителям. Голову запрокинь к небесам — ты же у Создателя спрашиваешь — быть тебе или не быть. Итак.
О н а. Вот так? Голову вверх?
О н. Да! Попробуй обратиться к Создателю. Это очень непросто. Представь себе, что вокруг никого и ничего нет. Ты, Гамлет, принц Датский, Космос и Господь Бог.
О н а. Непростая задача. Я раньше как-то об этом не размышляла. Попробую...
О н. Итак... Смелее, всё получится.
О н а. Гамлет. Быть или... Всё оставить, как есть. Смирение — вот высшая добродетель, да? А мы всё не смиряемся, а хотим справедливости для целого мира. И готовы умереть в борьбе за это. И счёты с жизнью — завершены? Всё — кончено, конечно. Ни мук, ни снов. Иль всё же будет сон — за гранью, там? Вот и ответ. Какие сны в том смертном сне приснятся, когда мы горних ангелов узрим? Какие — вот в чём вопрос?! И потому безропотно несём несчастья наши. И тащим униженья: от властей, от близких и от дальних. Насмешки бездарностей, растоптанные чувства — влачим всё это к гробовой доске. Зачем? Удар кинжала рубит все концы. И так легко, и так невыносимо?! Но неизвестность нам смиряет жест ухода. Что там — после черты? Ведь ни один оттуда ещё не возвращался... Вот и смиряемся с определённым злом. Знакомое, оно не так страшит, как ужас неизвестности. И бремя колебаний — без конца. И как цветок решимость наша вянет. Но не решить задачи этой сложной. Так погибают замыслы с размахом, вначале обещавшие успех... Но — довольно! Офелия! Сестра моя и радость! Прильни ко мне, забудемся, о, нимфа!
О н. Мой принц, чем я могу смятенному духу вашему помочь?
О н а. Увы. Благодарю. (Пауза.) Ну, как?
О н. По-моему, остро и не скучно. Браво! Гений!
О н а. Ну, ладно... Пойду. Мой принц, надеюсь, выскочил из Интернета.
О н. До встречи! Может быть, снова свидимся на этой земле. (Ей вслед.) Будь осторожна, красавица. Всё так неспокойно в этом мире! Столько соблазнов! Будь аккуратнее, собраннее! Чти время! Ибо, как говорил апостол Павел, «времена лукавы». Следи за секундами — брызгами нашей жизни.

Затемнение. На экране — рисунки пустыни Наска.

О н а (появляясь, громко, в зал). Итак, прошло пять лет!

Появляется Он. Они садятся на те же самые стулья, укрываются покрывалом с рисунками пустыни Наска.

О н а. Ха! Ты мне обещал горы золотые! И что же — ни золота, ни гор.
О н. Опять двадцать пять! Да ты сама порядочная лгунья!
О н а. Кто — я? Да это ты мне заморочил голову. Я — бедный, я — несчастный. Всё у меня уже в прошлом... Я — неудачник, герой, Гамлет. Бил на жалость. А сам — миллионер... И один банк у него, и второй... И третий наконец-то подмял... Враньё, враньё и враньё!
О н. Ха! А ты?! Жених корпоративный, пустыня Наска... А на деле — никого. Полная нищета и одни фантазии в голове. Красиво так обманывать?
О н а. Дурак!
О н. Сама дура!
О н а. Это ж надо — не различать таких изысканных фантазий. А быть плоским и зелёным, как банный лист. Как доллар.
О н. Не оскорбляй меня. Заметь: я тебя вывел в люди. А доллары тебя влекут. Кто ты без них?!
О н а. В люди? Эти твои скучнейшие богатеи. И это ты называешь «в люди»? Безумные автоматы по производству денег. И в этом наше счастье, да?
О н. Не упрощай. Ты имеешь всё.
О н а. Кроме счастья.
О н. Что ж. Возможно. Но и тогда, пять лет назад, ты, кажется, была несчастна.
О н а. «О, счастье — краткий миг. И суть его — несовершенство». Так сказал поэт.
О н. Цитируешь?! Ты бы лучше вспомнила, из какой дыры я тебя вытащил!
О н а. Да сам-то ты сидел в дыре. То есть в норе. Правда, в золотой. Но это, по-моему, ещё печальнее.

На экране — рисунки пустыни Наска. Вдалеке глухо постреливают.

О н. Что-то они сегодня больно разошлись. Вообще, когда мы с тобой познакомились, стреляли реже.
О н а. И ты был значительнее. Умнее.
О н. Раньше надо было думать. Я и сейчас такой. Только ты меня обманула, обвела вокруг пальца.
О н а. Да и ты хорош: всё дул в одну дуду. Гамлет, мол, я, Гамлет. Сумасшествие имитировал.
О н. Да это отдушина была моя банкирская, понимаешь? Душа-то ведь тоже неба хочет. Не хлебом единым, дура!
О н а. Отстань! Сам придурок!
О н. Ну, вот! И — договорились, да?! Ради этого стоило затевать жить вместе. Чтоб вот так.
О н а. Я думала, у тебя есть воображение. Я ошибалась.
О н. Как знаешь. Плати, конечно, за ошибки. Но воображение у меня есть.
О н а. У тебя? А что ещё у тебя есть? Деньги?
О н. О! Это — немало. Деньги это страшная сила. Мистическая.
О н а (по-женски, нелогично). Всё равно раньше было лучше. Я была молода, у меня всё было впереди! И вот прошло пять лет. И что же? Всё — позади, как и у тебя. (Пауза.) Это ты виноват! Ты меня заразил своим пессимизмом.
О н. Я вижу, ты хочешь спустить на меня всех собак. И сделать козлом отпущения. Не выйдет, милая. Мы с тобой в одной лодке.
Сквозь хаос космоса — джазовая тревожная синкопа.
О н а. Совсем близко! Как бы они не добрались до нас!
О н. Всё возможно, хотя я и принял кое-какие меры предосторожности.
О н а. Выставил противотанковые надолбы?
О н. Не только.
О н а. Вот раньше...
О н (перебивая). Раньше, раньше... Да, раньше всё было по-другому. И цветы были другие. И запахи ароматнее. И страсти резче. И ты была моложе. На целых пять лет.
О н а. Идиот!
О н. Да, да, милая, моложе. И знаешь, что всё это означает? Только одно — приближение старости.
О н а. К тебе или ко мне?
О н. К нам обоим. Ибо мы с тобой — хотим того или нет — единое целое. Единое негармоничное целое.
О н а. Вот это ты выдал! Иногда на тебя находит. Сквозь потоки глупостей.
О н. Ты очень нетерпима, резка, несправедлива. Ко мне... А колье, которое я тебе вчера подарил, носишь с удовольствием. Что это всё означает? Неблагодарность? Неблагородство?
О н а. Что ты привязался ко мне? Надоел хуже горькой редьки со своим благородством...
О н. Вот-вот. Раньше ты была абсолютно другая. Совсем иначе смотрела на мир. А теперь одни амбиции и злость.
О н а. Это всё ты!..
О н. Не думаю... Я, конечно, тоже не подарок...
О н а. Ну, хочешь, я попрошу у тебя прощения?
О н. Не надо. Для чего? Чтоб потом скандалить ещё громче?
О н а. Ну вот. (Пауза.) Идиот.
О н. Я так и знал. А ты просто дура.
О н а. Какая-то бесконечная колея. Замкнутый круг. Исчезли надежды. Остались скучные будни. Нет волшебства. Отчего всё так? (Пауза, смотрит на часы.) И время остановилось. Колея.

Персонажи зацикленно повторяют текст снова.

О н. Вот-вот. Раньше ты была абсолютно другая. Совсем иначе смотрела на мир. А теперь одни амбиции и злость.
О н а. Это всё ты!..
О н. Не думаю... Я, конечно, тоже не подарок...
О н а. Ну, хочешь, я попрошу у тебя прощения?
О н. Не надо. Для чего? Чтоб потом скандалить ещё громче?
О н а. Ну вот. (Пауза.) Идиот.
О н. Я так и знал. А ты просто дура.
О н а. Какая-то бесконечная колея. Замкнутый круг. Исчезли надежды. Остались скучные будни. Нет волшебства. Отчего всё так? (Пауза, смотрит на часы.) И время остановилось. Колея.

Персонажи зацикленно повторяют текст снова.

О н. Вот-вот. Раньше ты была абсолютно другая. Совсем иначе смотрела на мир. А теперь одни амбиции и злость.
О н а. Это всё ты!..
О н. Не думаю... Я, конечно, тоже не подарок...
О н а. Ну, хочешь, я попрошу у тебя прощения?
О н. Не надо. Для чего? Чтоб потом скандалить ещё громче?
О н а. Ну вот. (Пауза.) Идиот.
О н. Я так и знал. А ты просто дура.
О н а. Какая-то бесконечная колея. Замкнутый круг. Исчезли надежды. Остались скучные будни. Нет волшебства. Отчего всё так? (Пауза, смотрит на часы.) И время остановилось. Колея.

На экране — рисунки пустыни Наска.

О н а. Смотри, штукатурка осыпалась. А там, наверное, пуля.
О н. Скоро они прикончат друг друга. Бесперебойная бессмысленная вражда. Они все сошли с ума. Я пытался внести ноту стабильности. Я создал три банка. Кредиты идут исправно. Капитал растёт. Но они безумствуют по-прежнему. (Пауза.) Да и ты по большому счёту играешь в их игру.
О н а. Извини, но каков мужчина, который рядом, такова и женщина.
О н. Извини, но какова женщина, которая рядом, таков и мужчина.
О н а. А помнишь, как ты меня вдохновлял играть Гамлета?!
О н. И, между прочим, очень неплохо получалось. У тебя. Да и у меня тоже.
О н а. Надо было поступать в театральный.
О н. Надо! Но ты ведь тогда всё придумала: и про мужа-фармацевта, и про институт...
О н а. Мы врали оба! Но каждый, заметь, о чём-то заветном. Тогда мне тебя хотелось пожалеть.
О н. А теперь?
О н а. А сейчас — только слабое отвращение. К тебе, к себе. Ведь так же я недовольна и собой.
О н. Как разорвать этот порочный круг?! Может, действительно, отправимся в путешествие в Перу. Исследуем пустыню Наску.
О н а. Жара. Горячие камни. Эти гигантские рисунки на растрескавшейся земле.
О н. Для чего-то. Вот и разгадаем, даст Бог! Ведь рисовали-то их специально.
О н а. Это — тайна, пойми! Как разгадаем? Если мы друг друга понять не можем! А наоборот — удаляемся куда-то по необъяснимым траекториям всё дальше и дальше.
О н. Потому что боимся отдать друг другу друг друга.
О н а. Где-то я читала: если не отдано всё — не отдано ничего.
О н. А вот это?! (Достаёт из карманов связки бус, бижутерии, бриллиантов, колье.) Сейчас я тебя окружу магическим бриллиантовым кольцом! (Создаёт круг из бус, где Она — в центре.) Вот! Отдаю всё, что нажил непосильным трудом! (Звучит музыка Ника Кейва.)
О н а. Не то, не то! Я совсем не это имела в виду!
О н. Я — тоже! Но ведь и бриллиантовая сторона играет в жизни женщины существенную роль. Да? Скажи, только честно, да?
О н а (переступая черту круга, выходя, с вызовом). Да! Да! Да!
О н. Вот твой главный недостаток: с каким трудом ты говоришь правду...
О н а. Ах, вот ты чего захотел? Боюсь, если я скажу тебе всю правду, ты просто упадёшь.
О н. В смысле?
О н а. Весь. Правда, которую могла бы рассказать женщина... В общем, постарайся обойтись как-нибудь без неё.
О н. Ты всё время мне противоречишь! Ты всё время со мной в контрах! Зачем? Умо-не-по-сти-гаю!
О н а. Это потому, что ты такой особенный. Яркий. Совсем непохожий на других. К сожалению.
О н. К счастью.
О н а. Именно к несчастью. И вообще, ты мне — надоел.
О н. Ты всё время противоречишь себе!
О н а. Вовсе нет! Просто тогда была мода другая: носили холщовое, летнее. Соломенные шляпки. Платья с фижмами. Оренбургские пуховые платки. Кожаные сандалии с ремешками. Вельветовые ботинки. Костюмы с люрексом. И вообще — тогда больше умели любить! У вас была прекрасная эпоха!
О н. Да-да, но с тех пор что-то изменилось кардинально! Совсем, казалось бы, неуловимые перемены. Но сумма этих перемен колоссальна.

Ник Кейв «нарастает». Он хватается рукой за сердце, медленно оседает на стул.

О н а. Что с тобой? Сердце?!
О н (прислушиваясь к себе). Кажется… нет... А впрочем, не только оно…
О н а. Подожди, милый, сейчас я принесу валидол.
О н. Поздно. Не надо. Уже — не надо.
О н а. Да что же это с тобой, Господи?! Потерпи! Сейчас я вызову врача!
О н. Постой! Дай мне руку! Не уходи! Как будто ночь, как будто сновиденье, как молния среди кромешной тьмы!
О н а. Что, больно, милый?!
О н. Не знаю. Словно в первый раз это со мной. И — пожар заката перед глазами.
О н а. Какой закат? Белый день на дворе!
О н. Закат. Вижу. Не спорь. Не будем тратить силы на выяснения. Давай — о главном.
О н а. Давай! Только как? Мы совсем разучились! Не получится!
О н. А ты помнишь, как всё таинственно начиналось? Эти волшебные детские радуги... Прятки до самых зелёных сумерек... Лапта, городки, купание в тёплой воде на даче... Бесконечный мир... И всё, что нам открывалось тогда, было переполнено будущим. И всё — разбилось…
О н а. Ну, потерпи, ладно? Сейчас я позову доктора...
О н. Мне казалось — ещё усилье — и мир полюбит меня. И я с тупым упорством строил и строил. А теперь я не знаю зачем всё это. Ведь всё — «вечности жерлом пожрётся и общей не уйдёт судьбы».
О н а (укачивая его). Ну, ну, ну! Всё будет хорошо. Это — пройдёт. Все эти философемы. Пострадаешь, помучаешься — и пройдёт. И мы начнём все сначала, да? Ведь мы на самом деле ещё и не пробовали понять друг друга. Как-то не получалось…
О н. «Вот окончится жизнь — и тогда уж начнётся!»
О н а. Вы всегда усложняете. Мужчины. Доверьте этот мир женщине. И всё будет фантастически красиво. Только вы не рискнёте доверить!
О н. А у меня не получилось, видишь. Я и вправду неудачник. Деньги — это ещё не всё. Совсем не всё. Они мне говорили: деньги — это инструмент. Это — свобода. Да ничего подобного! Более зависимого человека, чем я, — трудно представить.
О н а. Хочешь уйти? Не уходи!
О н. Ты меня или спасёшь, или окончательно погубишь. Я это тогда сразу почувствовал — пять лет назад.
О н а. Мы, наверное, делали что-то не так?!
О н. Надо было жить по законам сновидения. И помнить главное — нет там абсолютно никаких законов.
О н а. Надо было смириться. И не доводить друг друга. Какие мы были дураки!
О н. И укрощать нашу злость...
О н а. Тебе лучше?
О н. В каком-то смысле. Я всё отпустил. Вот только сердце не очень справляется, видимо.
О н а. По-моему, я опять люблю тебя.
О н. Это — мимолётное! Пройдёт, пройдёт…
О н а. Нет! Это такое странное чувство... Как будто я впервые плыву в море, понимаешь?
О н. А хорошо бы и вправду начать сначала! Не исхалтуриваться, не подстраиваться, не подлизываться! А быть самим собой! И — только! Не отступая от лица! А?!
О н а. А давай, правда, уедем в эту самую Наску. Построим хижину. Будем кактусы выращивать. А в них и влага, и салаты из них можно готовить, и хлеб печь... И разговаривать почти не будем, спорить — не будем... А только исследовать, исследовать, исследовать... А потом раскроем тайну этих загадочных рисунков и получим Нобелевскую премию... Но даже если и не получим — это всё равно... Будем жить трудно и счастливо. Долго. Очень долго. И умрём в один день. И вознесёмся, быть может, и там узрим ангелов... И небо в алмазах... И воспарим, и почувствуем эти бесконечные токи Вселенной... И оттуда, издалека, посмеёмся над страстями нашими... И нам сделается, наверное, легко и приятно...
О н. Ох, что-то давит...
О н а. Только не уходи... Эти пять лет пролетели бессмысленно, впустую. И теперь я знаю — что надо делать. И — как.
О н. Но время не повернуть вспять. Мы сыграли, кажется, бездарно... А роли ведь были хорошие.
О н а. Я, помню, была маленькая. И плыла на пароходе по реке. И вот именно тогда, помню, совершенно чётко увидела свою жизнь... Всю-всю... И мне стало так пронзительно и так ясно... Да! Я видела тебя! Твоё лицо! Ещё тогда! Я люблю тебя, милый! Ты такой нелепый, странный, занудный! А я люблю тебя всего! Вот сейчас! На все сто миллионов лет!
О н. Когда я ухожу...
О н а. Нет, нет! Ты не уйдёшь! Ты восстанешь! Ты — красив! Ты — прекрасен!
О н. Боюсь, ты меня идеализируешь.
О н а. Но от любви до ненависти всего шаг. Почему-то.
О н. Кто мы? Бредущие в этой слепящей тьме. Шаг за шагом. В никуда.
О н а. Мы дойдём! Вот увидишь! Откроются новые горизонты! Мир заблистает!

На экране рисунки пустыни Наска.

О н. Они уже всё сломали, разрушили, истребили... Скоро доберутся до нас...
О н а. Любовь защитит нас!
О н. Не здесь. Я имею в виду — на земле.
О н а. И мы отпразднуем победу, и всё переменится. Мы будем шататься по всем городам мира, по всем каньонам, по всем морям — и излучать на дальних и ближних энергию счастья.
О н. Хороший монолог. Всё-таки жаль, что ты и вправду не поступила в театральный.
О н а. Не смогла. Не сумела. Как сумеем, так и сыграем, да?
О н. Понимаешь — жизнь — это варианты. Но с каждой секундой их всё меньше.
О н а. Господи, дай нам сил начать всё сначала! Приоткрой нам покровы свои! Не лишай нас тайны!
О н. Я ухожу куда-то в иное измерение. И там — я буду деревом, дервишем. Без глупых чудес этого странного мира.

Сцена слегка затемняется. На экране рисунки пустыни Наска.

О н. Трудный сегодня был спектакль. (Вытирается полотенцем.) Даже не знаю — почему. И зал вроде слушал хорошо. И мы с тобой держали роли. Только...
О н а. Не знаю, мне кажется, мы легко играли.
О н. Легко-то легко, только как-то... без вдохновения. В общем, по-моему, ты сегодня не в настроении.
О н а. Опять я? А вы? Сами говорили, что устали от глупостей рода человеческого.
О н. Ну да, говорил. А что мне остаётся? Приходят какие-то серые дни. Жара. Будни. Все — толкаются. Все хотят благ цивилизации. Но их не хватает на всех. Пряников этих. (Достаёт из кармана часы.) Вот, смотри. Играли сегодня на семь с половиной минут меньше. А почему? Спешили. А куда?
О н а. Вот вы лично куда?
О н. Честно? Домой! Актёрство — актёрством. Вдохновение — вдохновением. Софиты — софитами. Но футбол-то никто ещё не отменял! Между прочим, наша сборная по футболу играет с японской по баскетболу. Прямая трансляция! И вообще: знаешь, что такое театральный процесс?! Это когда джентльмен ведёт девушку в театр, и чувство благодарности у неё остаётся. А желание ещё раз пойти в театр — нет!!!
О н а. Да-а-а… Простенько и со вкусом.
О н. Вот именно! И не надо меня переусложнять. Я — простой, в сущности, человек. Хотя... отчасти, безусловно... (Пауза.) Ну, что ты на меня так уставилась? Думаешь, не хватит решимости договорить?! Пожалуйста: гений. Ещё раз — ге-ний. Областного, правда, масштаба. Вот и всё. Роли областные. Главное — пьес хороших нет. Приходится играть во всяких этих... Ионесках, Беккетах... Но — ничего! Талант не пропьёшь. Да!
О н а. А почему так? Вот на сцене мы талантливы, а в жизни иной раз чудовищно бездарны... Когда приходим домой — куда это всё уходит, а?
О н. Вот всё ты хочешь докопаться! Вынь тебе и положь все тайны на тарелочку с голубой каёмочкой! А я почём знаю... Слушай! Вот всё хотел спросить... Только честно, да? Ты действительно репетируешь в антрепризе у Спилберга? У Стивена? А? Всё, всё! Тайна?! Понимаю. Могила. Ни-ко-му! Тс-с!
О н а. Только между нами, да?
О н. Ну, конечно! О чём ты говоришь...
О н а. О Гамлете. Спилберг хочет, чтобы Гамлета сыграла именно я. Женщина.
О н. О! О! О! Спилберг хочет?! (Хохочет.) Значит, мужчины уже не годятся, да? Значит, мы не способны?
О н а. Не знаю. Почему же? Вы — способны на многое. Слишком на многое. Если не на всё. Но я так счастлива, что меня позвал Спилберг. Он ведь из России никого не зовёт! Я — первая! Вот его версия Гамлета. Хотите — покажу немного?
О н (с азартом, иронически). Ну, ну, ну!
О н а. Примерно так... (Пауза.) Сцена, где Спилберг… то есть Гамлет, я хотела сказать, наставляет актёров. (Пауза.) Итак, господа актёры, говорите свои роли, как я вас учил: легко, без запинки, как бы между прочим. Только не орите, не нажимайте. И воздух эдак не пилите руками. Во всём ищите «золотое сечение»! Даже в потоке, буре, урагане, «всемирном потопе» — будьте сдержанны. Когда я вижу эти нелепые страсти! Ну, в самом деле! Здоровенный детина, надсаживаясь, рвёт перед вами рубашку. Это ведь просто смешно! На потребу толпе, которая только этого и ждёт! Грошовые страсти. А нужны полутона, оттенки. Надо играть не по законам быта, а по прихоти сновидения! И — главное: во всём слушайтесь интуиции. Мне иногда встречались такие типы!.. Боже! Они так нелепо двигались и завывали... Кто обучал эдаких болванов?! Наш театральный техникум на Боровой? И ещё! Ни в коем случае не говорите больше, чем написано...
О н. Вот-вот! Браво! Пора и честь знать!.. Больше, чем написано… Именно так!

Уходит. В полутьме звучит «Бесамо мучо» — и это почти танго. Мгновенное затемнение. На одном стуле — Она. На другом — кукла. Мужеского пола.

О н а (кукле). Постой! Не уходи! Мы не сказали самого главного! Ни себе, ни публике! Давай начнём всё сначала! Я понимаю — это невозможно! Или — возможно?! Иногда мне кажется — так. Иногда — эдак. Ритм Вселенной. (К публике.) А знаете что? Давайте попробуем шагнуть в неизведанное. Вот сегодня. Сей-час. И, быть может, нам откроются сияющие истины. Ну, не истины, так хоть грани их. Какие-то отблески. Проблески. Ведь мы все пока совершенно не готовы для счастья. Мы вообще не знаем, что это такое. Мы живём неловко, бестолково, нелепо! И совершенно не знаем для чего. Семья, дети, быт. Работа, карьера, деньги. Встречи, разлуки, расставания. Не то! Не то! Не то! Может быть, ради Любви, которая пронзает наши слабые души, да?! И вот ещё что: это — вечная тема. Мужчина и женщина. Два полюса, образующие мир. Плюс и минус. Когда мы в раздрызге, раздрае — всё рушится. Останавливаются пароходы, сходят с рельсов поезда. Кометы начинают дрожать и вибрировать и менять свои траектории. Просыпаются вулканы и низвергают потоки лавы. (Пауза.) А зачем нам лава? Пусть лучше будет «лав» — любовь то есть, по-русски говоря... Вот!
Ну, что ты молчишь?! А? Я понимаю — тебе легче отмолчаться. И ты слаб, поскольку ты мужчина. А двадцать первый век — это время женщин. Это наш час. И если мы выстоим, то и вы уцелеете. Понимаешь?
Ну, ещё бы! Поэтому и молчишь. Ладно, давай потанцуем. И тут окончательно увидим, сможем мы с тобой поладить — или нет? Эй, танец начинается!

Она подходит к кукле мужеского пола, делает книксен, и они медленно танцуют («Бесамо мучо»). Постепенно свет гаснет. Возвращается Он во вспыхнувших софитах. На стуле рядом — кукла. Женщина.

О н (обращаясь к кукле). Вот, вернулся! Забыл сигареты... (Пауза.) А ты-то что домой не идёшь?! Уже все разошлись. Хочешь доиграть? Пожалуйста! Ты думаешь, для меня футбол — это всё? Ошибаешься! Ты вообще во многом меня не знаешь. (Трогает стул рукой, чуть поворачивает куклу к себе.) Да! Ты привыкла ко мне эдакому! Дескать, способный актёр, и уже в годах, хороший, конечно, но как-то себя не проявил пока... А годы-то щёлкают... Время исчезает за горизонтом... Вот поэтому я возвращаюсь к вам! (В зал.) Не расходитесь! Умоляю! Ещё пару минут! Давайте посмотрим в глаза друг другу! Давайте скажем что-то очень важное. Или — помолчим. Вот так. Хорошо. Чувствуя и понимая друг друга. Вот, эти золотые как пчёлы секунды, соединившие нас. (Поднимает палец вверх. Пауза.) Необходимо задуматься! И понять бег нашей безумной жизни! Сегодня. Сейчас! Не откладывая на завтра! Что будет с нами через полчаса — никто не знает! Человек предполагает, а Бог располагает... Поэтому посмотрим друг на друга с любовью. (Пауза, смотрит в зал.) Вот так, отлично! (Поворачивается к кукле.) Ну что, загрустила? Нет? Тебе хорошо... Всё-таки у нас сегодня получилось, да? Может быть, выпьем шампанского?! Хотя... (Роется в карманах.) Наверное, не хватит денег... Цветы дарить поздно — цветочницы уже спят... Впрочем, я придумал! Давай потанцуем! Да-да! Есть такое знаменитое почти танго — «Бесамо мучо». Прошу!

Они танцуют в лучах сладостнейшего изысканного «Бесамо мучо». Свет медленно гаснет. И вместо куклы выходит Она. Они вместе: Он и Она. Им хорошо вдвоём.

Занавес

2002 — июль 2009 г.

п.с. вверху представлена картина Николая Якимчука