Варавва
Родился я, братва, в Ерусалиме.
Отца и мать давно уж потерял.
Бывал я в Спарте, в Дельфах, в Тарсе, в Риме,
И вором завсегда по жизни стал.
Однажды мы сидели в ресторане…
Я парнем был, в натуре, хоть куда.
Бабло водилось пачками в кармане,
Конечно, не от потного труда.
Держала в лапах нас контора Рима,
Но это всё, конечно, ерунда.
Свои дела творили мы в Ерусалиме
И бабки делали без всякого труда.
В тот вечер мне фортуна не светила:
Я фраера за девку замочил.
Какой-то пышный римский воротила
Мне руки за спину с ментами закрутил.
И повезли меня в тюрягу городскую
Баланду рядом с крысами хлебать.
Мне красный прапор речь толкнул такую:
«Тебе, дебил, креста не миновать!»
И поплыли в кошмаре дни и ночи.
В глазах лишь крест: ни есть, ни пить, ни спать.
Все силы на исходе, нет уж мочи,
Ведь жить-то хочется - не помирать.
Но вот на Пасху лязгнули засовы.
Мотор мой на мгновение застыл.
Нарисовались два свистка, насупив брови,
Мне в уши рявкнули: «Пшел вон, дебил!
На крест пошел другой уже по праву.
Его уж шмотки поделили, в них был толк.
Народ кричал: - Освободи Варавву!
Пообещали им, тогда он только смолк».
Стоял я как подсолнух в огороде.
Контору на уши поставил мне "свисток":
В тюрьме я, на кресте или на свободе? –
Я долго всё понять никак не мог.
Не помню даже, как я сделал ноги.
Очнулся у Овечьих лишь ворот.
Бродил я долго по родным дорогам.
Вконец усёк: Я на свободе, вот!
Подумал я тогда: что было с парнем,
Который за меня пошел страдать?
И поутру с восходом солнца ранним
Пошел могилу мужика того искать.
Навстречу мне галопом римский сотник.
Успел он выпалить: «Иисус Христос воскрес!»
И буркнул: "Царь Он иудейский или плотник?!"
И в утреннем тумане вновь исчез.
Помчался я к могиле, что есть духу
И убедился: впрямь, она пуста.
Две бабы там рыдали, режа слуху,
Сморкая с горя, видно неспроста.
Спросил их: «Чё, ревете, бабы?»
Они в ответ: «Наш лучший друг исчез!»
Чтоб успокоить их и не рыдали дабы,
Сказал им: «Иисус Христос воскрес!»
Помчались бабы в город, что есть духу.
«Иисус Христос воскрес!» - чтоб всем сказать.
Того, Кто не обидел даже мухи,
Могила не способна удержать.
Стоял я в непонятках у могилы:
Так чей же был тот плотник все же сын?
И вдруг ко мне подходит некто милый.
Прикинул я: на вид он – Господин.
Он руку мне пожал, как кореш давний,
С которым я всю жизнь в кабак ходил.
Заговорил не с высока – с кентом как с равным.
В словах его я смысл уловил.
Сказал мне: «Я давно тебя приметил,
С тех пор, как зло ты начал познавать.
Создав сей мир, Я сразу же наметил:
Падет Адам – пойду на крест страдать.
И покатился в гибель род Адама.
Таких как ты - на сей земле не счесть.
Чтоб искупить вас от греха и срама,
Оставил трон я неба, славу, честь.
Отец Мой в небесах – верх всей Вселенной.
Ему хвала, и слава, и поклон.
Был оклеветан Он злодеем древним.
Я умер также, чтоб оправдан был и Он.
Взмолился я тогда: «Мой Бог Всевышний,
Благодарю за дар спасенья, что мне дал.
Ты – верхом стал моим и крышей высшей,
Я жизнь свою навек Тебе отдал».
Теперь совсем другим я стал Вараввой.
В Одессу, в Рим, в Париж летаю я,
Чтоб людям открывать всю Божью славу,
И как от смерти спас Христос меня.
Братва, послушайте, что скажет вам Варавва:
«Мой ВЕРХ и лучший ДРУГ - ИИСУС ХРИСТОС.
Чтоб жизнь нам дать, оставил Он всю славу
И в муках все грехи на крест вознес.
Там на кресте Он умер за любого:
За вора и за зэка – «Петуха»,
За «Крысу», за шныря и за блатного,
За всех, кто жизнь сжигал огнем греха.
Он жизнь нам хочет дать совсем иную,
Чтобы не грабить, а другим давать.
Оставить жизнь шальную и блатную,
С Иисусом братьями чтоб всем нам стать.
11 февраля 2002 г. Город Черняховск
Александр Серков
Свидетельство о публикации №109062005448