Тридцать три

Анастасия Астафьева
ТРИДЦАТЬ ТРИ
поэма в семи романах

Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.
Анна Ахматова


Пролог

* * *
Божья коровка ползёт по травинке
Вверх.
- Видела? Ноги кривые у Нинки! -
Смех.
Ягоду алую сладко бросаю
В рот.
Кучки песка средь травы нарывает
Крот.
Рядом сестра – загорела до черни.
Спит?
В реку лесную ливень вечерний
Слит.
- Эй, просыпайся, к речке спускайся!
Вниз.
Смело, с разбегу – после не кайся –
Визг!
В плен леденящий тёмный берёт
Всплеск.
Рыбьей чешуйкой в ряби плывёт
Блеск.
Берег тот рядом, вот он, рукой
Взять.
Только теченье вдруг повлекло
Вспять.
Ливнями летними вспенена в речке
Вода.
«Мелко. Не бойся! - вскричала в сердечке
Беда.-
Пальцами ног ты спокойно коснёшься
Дна!!»
Ужасом душу сковало: лишь пропасть внизу
Одна!!!
Чёртова дюжина лет промелькнула в мозгу
Вмиг.
Взвился над лесом сквозь все «не могу»
Крик!
Помню, как руку тянула в испуге
Сестра.
Крупно дрожа от неженской натуги,
Спасла…
…Божья коровка ползёт по травинке
Вверх.
Сердцу застыть синей льдинкой сейчас
Не грех.
Только шепчу еле слышно сестре:
- Поверь,
Я ни о чём на земле не жалею
Теперь,
Только мечтаю я здесь испытать
Любовь.
Значит, для этого буду дышать
Вновь…

Глава 0. Как мало нужно нам в начале!

* * *
Июль томил жарою север
И мёдом наливался клевер.
(Начнём классически рассказ,
И нам тут мода не указ!)
Когда мне час настал явиться,
Восход приветствовали птицы.
Мне рада мать была. Отец
Не знал о том, что наконец
Увидел мир его творенье.
Боялся, видно, говоренья,
Смешков и слухов за спиной.
И четверть века он со мной
Не знался вовсе. Но тогда
Для крошки той была еда
И сон важнее всех печалей.
Как мало нужно нам в начале…

А дальше будет, как у всех:
Вставанья ранние, капризы,
Ангины, ссадины и смех,
И капельки дождя с карниза.
И первый класс, и класс шестой,
И двойки, и ремень, и кляксы,
И шумно-грустный выпускной,
Где всех любить и помнить клялся.
Зачёт, экзамен, курсовик,
И парень из аспирантуры.
Девчонки скажут напрямик:
«А у тебя губа не дура!»
И мы распишемся зимой
На день студента и Татьяны,
И будет благоверный мой
В ночи совсем чужой и пьяный.
Ну, дальше вам живописать
Про счастье тесное в общагах?
Про то, как будут угасать
Все наши чувства в передрягах?
Их даже дети не вернут -
Два добрых юрких мальчугана.
Где пряник, будет там и кнут
Подстёгивать нас постоянно,
Чтоб мы тянули этот воз,
Давно иссохшие супруги,
Пока торгуется привоз,
Пока не лопнули подпруги.
И вот один из нас, упав,
Взгляд удивлённый опрокинет,
И спросит молча: «Кто же прав?»
И без ответа мир покинет.

Минуй меня святая чаша!
Убог финал у этой пьесы.
Кому такой расклад не страшен,
Пускай зовут меня принцессой!
Пускай твердят, что нет резона
Ломать уклад и биться рыбой.
Нет! Я хочу любви озона!
Хочу свернуть судьбины глыбу!!!
Лишь помогли бы…


Роман 1. ПРОСТО ПОПУТНО…

* * *
Просто машина.
Просто попутно.
Просто он станет
Курить поминутно.
Будет неблизким путь до столицы.
Клином над трассой сонные птицы
Тянутся.
Некуда им торопиться.
Он порасскажет мне про дорогу.
Будет касаться руки понемногу.
Будет в глаза мне заглядывать смело.
Вдруг поцелует жадно, умело.
Жаль, я, девчонка, послать не посмела!
Солнце лениво погасло за лесом.
Страсть по крови пронеслась мелким бесом.
Быстро созреет и выбросит споро
В теле любовь ядовитые споры.
Может, увижу его я нескоро?
Может, он будет ласковым, нежным?
Может, и встреча была неизбежна?
Верю, надеюсь, отдам безмятежно
Всю свою юность!...

Ах, как небрежно…
Толком, я помню, не сняли одежду…
Больше не буду такая, как прежде…
Это любовь?...
Или что-то так?
Между…

Просто машина.
Просто попутно.
Просто попутал…

* * *
Вот оно в первый раз!
Вовсе никакой не экстаз.
Слёзы, истерики, корчи,
Вечер безнадёжно испорчен.
Не едет день,
два,
неделю.
Сижу побито на полу у двери.
Кляну распоследними словами,
Шепчу растрескавшимися губами
Про нежное и ненавистное.
Надолго ли так зависну я?
Сейчас кажется – на целую жизнь.
Господи, меня удержи.
Господи, как это больно – душа.
Легче было бы не дышать…
Брось, это лишь биологический такт.
Помнишь? Вчера было всё не так!
Ну зачем этот дождь серый?
Возьму и сама позвоню обнаглело!
Выпей капель – десять,
пятнадцать,
тридцать.
В клетку загнать тигрицу!
Да какая из меня хищница?
Спала с лица, синяки под глазищами.
В первый, да не в последний раз
Отравлена ядом ласковых фраз.
И этот,
и третий,
и седьмой,
И про каждого будешь думать – мой!
Будешь родное искать и в них.
Но пока я не знаю других.
Пока кажется – на целую жизнь.
Господи, меня поддержи…

* * *
Ледоход на реке, ледоход!
Минул первой ошибке год.
И совсем успокоилась… Вроде.
Но неймётся весенней природе!
Птицы стонут любовно повсюду,
Греют кровь зимовавшему люду.
А мне лет-то всего девятнадцать,
Как могу в стороне оставаться?!
Разум кружится в стиле танго.
И любовники древнего Ганга
Соблазняют искусством любви!
Рано мне воздыхать: «Селяви!»
Ждёт удача за тем поворотом,
И таких-то красавцев - рота!
Я иду, а они – в штабеля!..
Но ведь сил у души по нулям.
Год изводит обида сердечная,
Точит мысль, что я тоже невечная,
Что торопятся стрелки бессонные.
Карты плохо перетасованы:
Рядом с дамою нет короля…
Дай я встану сама у руля!
От любви до любви только шаг!
Враг поверженный выбросит флаг,
Снежно-бел, как немая страница.
Удержу при себе хоть синицу.

Роман 2. ЛЮБЯТ НЕ ЗА ЧТО-ТО…

* * *
Задыхаясь нервами, мимо пройти,
Даже на секунду боясь взглянуть.
Если это ангел во всей плоти,
Почему избрал он неверный путь?
Окольцован палец правой руки,
Деньги есть, машина, элитный дом.
Любят не за что-то, а вопреки,
Только утвердиться непросто в том.
Разве он не сам мне сказал: «Привет!»?
Разве не принёс угощенье к чаю?
Пусть мне не по вкусу его букет,
Знаки все внимательно примечаю.
Верно говорится, что не стена,
Молодой да ранней легко подвинуть.
Что мне за преграда его жена?
Только надо глубже крючки закинуть.
Просчитать до толики каждый взгляд,
Вымерять по капельке всякий вздох.
Хоть на миг увидеть он будет рад,
Для того не жаль никаких трудов.
Словно бес вселился. И ночь, и день
К пропасти бегу я, не чуя ног,
Грешная, не вижу, как чёрная тень
Перекрёсток застила трёх дорог.

* * *
Человек уходит прочь в белом саване.
Я за ним, скользя по сырой земле.
Он идёт легко, как к последней гавани
Корабли отправляются в ноябре.
Перед ним избитые в кровь колени
Преклоню отчаянно: «Не гони…
Ты прости мне плоти моей томление.
Я зажгу в лампадах святых огни.
Отмолю душонку свою прожжённую,
Только ты грехи мои отпусти…»
Но меня, как странницу прокажённую,
Он стряхнул брезгливо.
Он не простил.

* * *
И вышел конь бледный.
И день был тусклым.
И не в венце победном.
Но в венце грустном.
Чужая мне женщина,
Не мной убиенная,
Со смертью повенчана…
Но словно гиена я!
Как будто добычи
Желала не пойманной.
Звериный обычай!
О, тварь недостойная!
Нарушила заповедь –
Чужое наметила.
С немытыми лапами!..
Ещё не ответила?!

* * *
Тенью скольжу за ним,
Тихо его берегу.
Всё, что сделать могу,-
Стать состраданьем немым.
Горе прибавит морщин.
Разум спасут образа.
Знай, выжигают глаза
Слёзы скупые мужчин.
Лишь бы остался он жить,
Лишь не ушёл бы за ней.
Пусть от молитвы моей
Пламя свечное дрожит.
Похоть свою удушу.
Вот, одинока опять.
Время отправиться вспять
Шёпотом горьким прошу.


Нет, я не знаю пока -
Завтра в торговом ряду,
С дамой, на лёгком ходу,
Встречу его, голубка.
Будет он весел, речист.
И не забыть во гробе,
Как уловлю на себе
Взгляд тот, невинен и чист.

* * *
Зачем Господь нас разделил?
Зачем не дал нам сделать выбор?
Когда б судьбу определил,
Свой пол, свой мир избрал лишь ты бы.
И много ль утешенья в том,
Что Он нам счастье обещает,
Добытое своим трудом,
Что Он грехи нам все прощает.
Что право женщины – любовь,
А для мужчины – долг и слава,
Что будут оба вновь и вновь
Искать друг к другу переправу,
Что будут строить хрупкий мост,
Который смоет половодье
Обид, измен… А вывод прост –
Как говорят в простонародье:
«Нет в жизни счастья…»
Есть надежда,
Что завтра будет всё, как прежде,
Что встанет солнце, стает снег,
Что для родных продлится век.
Простые истины…
Но снова
Спросить у Господа готовы:
Зачем не дал нам знать вперёд,
Детей твоих что в жизни ждёт?...

Роман 3. ЭТА ЛЮБОВЬ, СЛОВНО ВЫЗОВ

* * *
Что за любовь!
Как на площади.
Выбрать зазнобу попроще бы.
Всё на миру да под шёпоты
Эти червовые хлопоты.
В седине у него голова.
Мне же двадцать едва-едва.
У него пара звёзд на плечах.
У меня чертенята в очах.
Разве поверится нам?
Вон, шелестят по углам:
У неё, мол, свербит нутро,
А у этого – бес в ребро.
Мне бы помягче, потише,
Мне бы в сердечную нишу
Спрятать рубин дорогой.
Нет, открываю ногой
Двери в его кабинет.
Знает пусть весь белый свет!
(Плети на стервочку нет!)

Эта любовь, словно вызов
Выспренним дамским капризам.
Не за высокое кресло,
Не за могучие чресла,
Не за тугой кошелёк
Ине за цацек кулёк.
Можно любить за родное,
Тайное, неназывное,
Щедрое, злое, обидное,
Всем человекам невидное,
Близкое, жалкое, нежное,
Страшное и неизбежное.

* * *
«Как тебя целовать мне сладко!
Хоть на женщин совсем не падкий,
Лишь увидел тебя - и спятил,
Словно в голову бешеный дятел
Всё стучится: «Моя, моя!»
А ведь помню, что есть семья.
Всё равно никому не нужен,
Лишь заботы голову кружат.
Ты поверь, никого здесь нет,
Кто украсил бы белый свет.
Я один.
Но тебе не понять…
Как хочу я тебя обнять!»

Словно слепой кутёнок,
Тычется в тёплые руки
Этот мужчина-ребёнок,
Эти мальчишечьи муки.
Ищет недоданной ласки,
Просит укрыть от печалей.
Он свои страхи вначале
Прятал под клоунской маской.
Что же мне делать с собою?
Видеть мужчину сильнее
Нравится всем Дульсинеям,
Вечно готового к бою…
Мне же досталось другое.
Что же мне делать с тобою?

Как хочу я тебя обнять,
Но я знаю, что завтра опять
Будешь ты говорить отчуждённо
Про работу,
про долг,
про погоны
Да про то, что ничем хорошим
Мы закончить всё это не сможем.
И от ласки, как от укуса,
Как от губки, пропитанной уксусом,
Отшатнёшься – чужой и обычный.

Через год это станет привычным.

* * *
Ну что ж, я задала ему истерику
И, в общем, не изыскивала слова.
И вовсе не открыла я Америку,
Сказав, что не невеста я Христова,
Что эти посещенья поквартальные
Мне вымотали нервы, свили жилы,
Что это только бабы ненормальные
От столь «обильных» ласк бывают живы!
Пускай меня оставит он в покое,
Я слишком молода для подаяний.
И что-то ещё бросила такое,
Что не прощают даже в покаянье.
Я видела – дрожат родные руки
И взглядом омертвевшим смотрит мимо.
В ответ он мне не возразил ни звука.
Мой самый-самый. Мой навек любимый!
Но женщину несло неутомимо.
Когда фонтан иссякнет, очень внятно
Мне скажет сероглазый мой король,
Что это было сразу всем понятно:
Свою сыграл в моей он жизни роль.
Что гирями висеть на нежных ступнях
Он не имеет права ни на час.
Не думаю я пусть, что он отступник,
Но он меня отпустит хоть сейчас.
Я хлопнула дверями громогласно
И гневно удалилась в темноту.
Я знала, что сказала всё напрасно,
Что получу на сердце маету.
Но женская униженная гордость
Мне не дала вернуться и просить
Не злобиться на детскую упёртость,
Забыть про всё и, глупую, простить.
(Так много было прозы в отношеньях,
Что трудно стихотворное решенье
Найти для этой кризисной главы.
Запуталась в словах совсем. Увы!)

* * *

Он тихо сказал:
«Ухожу на войну.
Там маются парни
наши в плену.
Везу им на выручку
целый отряд.
Не знаю вернусь ли я
целым назад».
Всё просто, как прост
незадачливый стих,
Но, кажется, в теле
стук сердца затих.
Но, кажется, взрывы
и раненый крик,
И плачет над трупами
дюжий мужик…
Я знала – ему не
вернуться домой.
Такие – любимы у
пули дурной.
Смотрю, не мигая,
в пустой потолок.
И будто читаю
его некролог.
И вижу могилу
в багряных листах.
И слабо молитва
дрожит на устах.
Не верит он в Бога,
в его благодать,
Скорее на чёрта
готов загадать.
Едва ли отмолишь
у праведных сил.
Да, в общем, и ждать он
себя не просил…
Минула неделя тому,
как сказал…
Нельзя провожать
мне его на вокзал,
Нельзя зарыдать
на глазах у толпы…
Как мысли мои
неуместны, тупы!
Так тихо внутри.
Нет ни боли,
ни чувств,
Клялась ведь, что жить
без него научусь.
Теперь и учиться
не нужно.
Навек
Уходит куда-то
родной человек,
Уходит в строю
из таких же, как он,
Где каждый со смертью
сейчас обручён.
…И снова могила,
и в небо стрельба…
Давай поиграем
с тобою, Судьба!
Лет десять на карту
поставлю легко,
Но ты уведёшь
от него далеко
Курносую эту
старуху с косой!..
…Судьба согласилась
с ухмылкой косой.

И дня через три
по ТВ объявили
о выводе войск
И о том, что убили
В кромешной
кавказской
ночи главаря.
А сколько ребят
положили зазря…

Нет, Боже меня упаси
помышлять,
Что мыслями битву
направила вспять!
Что тысячи горьких
молитв матерей
Не стоили жалкой
слезинки моей.
Но в гуле стенаний,
проклятий и просьб
И мне своё слово
сказать довелось,
Чтоб чашу терпенья
наполнить по край,
Чтоб стих над полями
вороний злой грай.
…Господь наш,
виновных в войне
покарай.

* * *
Как-то однажды во время ссоры ты сказал мне, что я тебя утомила.
Просто не знал ты тогда и не знаешь сегодня - это я тебя отмолила…

* * *
Я хотела от тебя ребёнка.
Больше никогда. Ни до. Ни после.
Может быть, для новой жизни звонкой
Ты мне был душой созревшей послан.
Он мне даже снился, этот мальчик,
На коленях я его держала,
Светленький, как юный одуванчик,
На ресничках капелька дрожала.
После слёз серьёзный, ясноглазый,
Он мне лопотал о чём-то быстро.
Я ему простила все проказы.
День был летний, радостный, лучистый.
Обнимая тёплое, родное,
Я была счастливей всех счастливых…

Долго то видение ночное,
Словно плод любви, в себе носила.
Он, конечно, рядом был, мой ангел,
Рвался в мир, хотел на эту Землю.
К нам, сюда, где делят всех на ранги,
Где мольбе ни Бог, ни царь не внемлет.
Где за правду травят и поносят.
Где твоё желание не спросят.
Где совсем чуть-чуть осталось веры,
И всё чаще мнится запах серы…
А Любовь скитается по весям,
Ничего в глазах людских не весит.
Так зачем же, светлый мой и чистый,
С тех небес бездонных серебристых
Он стремился к этой жалкой жизни?
В ней для всех итогом будет тризна…

Я хотела от тебя ребёнка.
Я ждала, звала, а в небе месяц
Костяную тонкую гребёнку
Поменял на зеркало раз десять.
Больше никогда. Ни до. Ни после.
Не плескалась в сердце эта нежность.
Матерью не быть кому-то вовсе.
А кому-то – в формуле погрешность…
Был бы, как и ты, он сероглазый.
Ждал бы он тебя со мною вместе.
Но зачем об этом… знала сразу -
Не услышишь зов из поднебесья.

* * *
Пора уходить.
Пора убегать.
Что нынче, что в прошлом,
Всё – зыбкая гать.
На любит–не любит устала гадать.

Одна, как и прежде,
Тоскою замучена,
И сердце больное
Скрипит, как уключина.
Любви повороты давно уж изучены:

Из ссоры да в ласку,
Из тиши да в споры.
Не лучше ль загнать
за глухие запоры
Любовную ломку.
Отпустит нескоро…

Но пользу пора
Извлекать из уроков,
Из ревностных сцен,
Из взаимных упрёков.
Быть может, от дум поседею до срока.

А может, с другим
Я покой обрету.
Хоть знаю, что лучше
едва ли найду,
Что долгие годы
в горячем бреду
Я буду стремиться
к иным городам,
Я буду тоску
доверять поездам,
Я дам поселиться
внутри холодам.
И как-то однажды
В осенний туман
Я в душу впущу застарелый обман…

Но мы открываем четвёртый роман.


Роман 4. МЫ БЫЛИ ДРУГ ДРУГУ УДОБНЫ

* * *
В моей комнате, на моём диване
Сидит человек, и совсем не в сутане.
В самых обычных джинсах,
С мелированьем в волосах,
С дыркой на сером носке,
Равнодушный к моей тоске.
Удружили подружки родные -
Устроили мне в выходные
Смотрины на вкус свой и лад
Под девизом «ни шагу назад!»
Уболтали, что клином клин
Выбью с парнем в момент один.
(Так судьба свою пряжу вяжет.)
А я знаю про всё, что скажет,
Как посмотрит, куда кивнёт,
Про привычки свои соврёт,
А зачем соврёт – непонятно.
И на солнце бывают пятна.
Вот сейчас он подсядет ближе,
Да рукой по спине. Да пониже.
А потом, осмелев, под подол.
(Проглотить бы теперь «Панадол»!)
И в глазах лихорадочный блеск...
Превратилось знакомство в бурлеск.

А после весь вечер рыдала я в ванной,
Открывши на полную силу все краны,
Водой омывала сердечные раны.
И он посчитал меня девушкой странной,
Но всё ж не ушёл.
А сходил в магазин,
Купил коньяку и большой арбузин,
Копчёной колбаски, блочок сигарет.
Сказал, что в мозгах у меня винегрет,
Что я ему нравлюсь. Девчонки не врали –
Меня в эксклюзивном НИИ собирали,
Что женщине думать – пустая морока,
Что поровну в жизни красот и пороков.
Он будет меня навещать иногда.
И я без напряга ответила: «Да».

* * *
Всё было легко и телесно.
Ни ссор, ни упрёков, ни муки.
Я дней не считала в разлуке.
И кто-то подумает – пресно.
Ходил он всегда с угощеньем,
В проступках своих не винился
И даже со зла не стремился
Заняться моим укрощеньем.
Мы были друг другу удобны,
Хоть звёзды с небес не хватали.
Но толику счастья едва ли
Найдёшь в отношеньях подобных.
И глядя, как он засыпает,
Я думала тихо и горько,
Что он мне не дорог нисколько,
Что стыд моё сердце съедает.
Хотела увидеть другого
В постели моей несогретой
И, глаз не сомкнув до рассвета,
Звала его тень из былого.

* * *
Дверь не открыла,
В дом не впустила,
Хватит насиловать душу с немилым,
Всё мне постыло…
Выбросит быстро
Грустные мысли,
Будет за новой, бряцая монистом,
Следовать рысью.
Я же без друга,
Словно с испугу,
Стану за прошлым гоняться по кругу,
Воя белугой.
Горю сестрица -
Счастья крупицы
Буду средь пошлой искать чечевицы,
Как небылицы.
Память – коварна,
Тешит бездарно
Лучшими ласками страсти угарной –
Мёдом янтарным.
Сладкие речи,
Нежные встречи
В битвах любовных веками калечат
Род человечий.
Оба из боя
Вышли – герои.
Что же так тошно на свете порою?
Будто изгоям.

Роман 5. МУЖЧИНА НА МЕСТЕ ПЕРВОМ
* * *
Отчаянным осенним днём,
Когда залезть хотелось в петлю,
Я снова думала о нём,
И всё казалось беспросветным.
Но будто чёрт из табакерки,
Возник мой пятый экземпляр.
Он новенькой «шестёрки» дверки
Раскрыл и вдаль меня умчал.
Нам вовсе было не попутно,
Я разговор не заводила.
И облик был каким-то мутным
У подгулявшего водилы.
Подумать бы, что на маньяка
Нарвалась в обостренья пору.
Но в жизни всё всегда двояко:
Врата похожи на заборы.
Ни страха не было, ни мыслей,
И не ушла я из машины,
Когда он, весело присвистнув,
За дверью скрылся магазина…
Мы вечер провели прилично.
Он оказался не из местных.
Шептал про Север поэтично:
Озёра, сопки и брусничник.
Умял бутылочку «Столичной».
Что дальше было - всем известно.

Да так бы всё и миновало,
Но через месяц он явился,
Сказал: кругом невест навалом,
И трижды он уже женился,
Но вот нечаянно - влюбился.
Конечно, будем жить прекрасно,
Он всё для этого имеет...
А мне казалась жизнь ужасной,
Такой, что сердце занемеет.
И вдруг помочь он мне сумеет?!
Что воля было, что неволя,
Как заколдованной царевне.
Да и никто меня дотоле
Не звал к обязанности древней
Женою быть и быть хозяйкой,
Не жалкой ласки попрошайкой.
И я поверила, как верят
Наивные чужим признаньям.
И с ним уехала на Север,
Где можно жить лишь по призванью,
Где всполохи полярной ночи
Тревожат спящее безмолвье,
Где вьюга лета не пророчит,
Где выдержка нужна воловья.
В моё печальное зимовье…

* * *
Кастрюли, рубашки, картошка.
И всё это было бы в радость,
Когда б я любила немножко
Того, для кого я старалась.
А так – на плечах хомутина
И в сердце тупая иголка,
Что лучшие годы без толка
Проходят за этой рутиной.
Ах, если бы в плачущем сердце
Звучало любовное скерцо!..
Зануден он был до оскомы.
Всё бился над правдой искомой.
Дружил со старинной знакомой,
Считая их дружбу законной.
Шептался с собакой своею,
Как с самой любимой женою.
Меня же, когда захмелеет,
Готов был сравнять он с землёю.
Устраивал сцены пустые,
Считая себя суперменом.
Убить обещал за измену.
В ружье заряжал холостые.
А мне было тошно и мерзко,
Ему отвечала я дерзко,
Наевшись дурацкого нрава,
Угроз не боясь и расправы.
Кто дал ему смертное право?!
Но в самом отвратном скандале
Мне было страшнее стократно
В свой город вернуться обратно,
В тот город, в котором не ждали…

* * *
Что ночь полярная, что день,
Ни утра нет, ни вечеров.
Как будто траурная тень
Раскинулась на сто веков.
Вот также сумрачно внутри -
Ни возраста, ни чувств, ни зги.
И, как природу ни кори,
От колкой мысленной лузги
Я опустилась до брюзги.
Виню себя. Кляну весь мир.
О смерти думаю нередко.
(Дворяне, коли свет не мил,
Играли в «русскую рулетку»!)
И я играю.
Скоро шесть.
Придёт домой опять под мухой.
Свой ужин будет долго есть,
Поглаживать, икая, брюхо.
Потом меня окликнет глухо.
За словом слово, как в наган
За пулей пулю загоняя,
Раскрутит ссоры барабан
И каждый выстрел уравняет.
Всегда во всём виновна я,
И в неудачах, и в загвоздках.
Конечно, видели друзья
С каким-то парнем-переростком
Нас на центральном перекрёстке.
Не глядя в мутные глаза,
Уже кивая по привычке,
Я пожалею, что нельзя
Сейчас лететь на электричке
К твоим рукам.
К твоей груди
Нельзя прижаться
и затихнуть.
И слушать, как внутри гудит
Твой голос.
И от ласки вскрикнуть.
Нельзя улёгшиеся тени
С усталых век снимать губами.
Прощать и злость,
и нетерпенье.
Твоё дурное настроенье.
И чтобы старая, рябая,
В землянке нищей прозябая,
Хоть в язвах, в рубище - любая! -
Была тебе всегда люба я.
Нельзя…
И это твой запрет.
Считаешь ты, так будет лучше.
И сил бороться больше нет,
Как у пустынницы заблудшей.

* * *
И вот он пришёл, разделся.
Бутылку на стол, в срединку.
Широко, по-барски расселся
И тут же завёл волынку:
«Мужчина на месте первом.
Он сразу стоит после Бога».
(Лишь бы сдюжили нервы!
Ну что ж ты такой убогий!)
«На месте втором – собака,
Она верный друг и помощник».
(Ах, не дошло бы до драки!
Зачем всё так в жизни пошло!)
«А баба на месте… третьем.
Иль нет, на четвёртом… пятом.
За беды земные в ответе!»
(Уже замолчи, проклятый!)
И вдруг - по лицу! Не бывало!
Всегда ему слов доставало!
Вот тут всё во мне и взыграло!
Не помню, где были руки,
Не помню, очём кричала,
Но все многолетние муки,
От этого дня до начала…

И это конец означало.

* * *
Тридцать шесть часов -
Долгий путь назад.
Чувства – на засов.
Разум – в авангард.
Ровный стук колёс.
Капли по стеклу.
Чёрт меня унёс
В этакую мглу!
В этакую мглу!
В этакую даль!
От себя бежать
Времени не жаль?
Разве жизнь твоя
Порванный башмак?
Чтобы плоть и дух
Превращать в форшмак!
Что за дребедень
Страсти потакать?
И тебе не лень
По миру скакать?
Жертвенный венец
С головы сними,
Встань же, наконец,
В ряд один с людьми!
Опустись к земле,
Почву обрети.
Больше он тебя
Не свернёт с пути.
Раз не оценил,
Пусть жалеет сам.
Верь, его хлестнёт
Совесть по глазам!

* * *
Это лето вовек не забуду,
Так светло оно было, так радужно!
От ночных коростельих побудок,
От стрекочущих песен – ну надо же! –
Я смешливой была и счастливой,
По земле не ходила – летала.
На листочках берёз говорливых
Росяные искала кристаллы.
Желторотых птенцов одуванчика
Целовала в мохнатые брюшки
И пионов тяжёлых болванчики,
Как щенков, щекотала за ушком.
Может, в детство обратно вернулась.
Может, близко была к сумасбродству.
Будто в чудо-купель окунулась,
Будто смыла грехи и уродства.
Этот отдых Господь мне отмерил.
Этот праздник мне послан был небом.
Долго где-то хромающий мерин
Вёз повозку.
И вовсе не с хлебом:
В той скрипучей телеге уложены
Были беды руками морщинными,
Были топи, что мной неисхожены,
Были ссоры, почти беспричинные,
Были хвори, и было отчаянье,
Боль была, и большая пропажа...
Ах ты, возчик судьбы неприкаянной,
Заблудись со своею поклажей!

Роман 3.РЕЦИДИВ

* * *
Вороны на крыше тусуются,
Дымит заводская труба.
Дрожит перемёрзшая улица –
Природа в морозы груба.
И я захворала нечаянно,
Хоть хворь эта мне не впервой.
Дай чашку горячего чая мне
С душистой лимонной травой.
Укрой меня, слышишь, заботливо
Тем пледом с недремлющим львом,
Пусть сумерки лягут угодливо
На скучный пейзаж за окном,
И тихо присядь с изголовии,
И руку покрепче сожми…
Зачем же опять не здорова я?
Кого я зову, чёрт возьми?!
И хворь моя вовсе не лечится
Ни чаем, ни пледом со львом.
Душа заполошная мечется
В невечном жилище своём.
Я душу больную укутаю
В пальто, в меховой воротник,
По улицам, вьюгой запутанным,
Пойду через мглу, напрямик…

* * *
В который раз я одиноко
Иду во мгле к чужому дому.
Забава ветру заводному,
Невольница под лунным оком.
Давно продрогла и устала.
Огней над городом всё меньше.
А я, глупейшая из женщин,
Вновь разуму внимать не стала.
Мой путь бессмысленности полон:
Лишь брошу взгляд на окна эти,
В которых тихо радость светит,
За ними свой уют нашёл он.
Нелепа я, как ночью солнце.
Скулит душа бездомной псиной.
Да хватит же дрожать осиной!
Иллюзий выпила до донца?
Теперь реальности напейся.
Бреди назад во тьме, во вьюге.
Нескоро отогреешь руки,
А сердце – даже не надейся!

* * *
И вдруг окликнули.
Вот чудо!
«Да ты ли это?
Здесь… откуда?!
Тебя увидеть я не чаял!»
Ему я что-то отвечаю.
Мы где-то,
словно бы во сне,
И что-то тяжкое
во мне
Вдруг лёгким пухом
обернулось.
Его щеки рукой
коснулась…
Ожог тот
помню и сейчас.
И помню
свет лукавых глаз.
И двор тот тёмный,
ледяной,
И рой сомнений
надо мной -
Зачем я с ним
не разминулась..!
«Как хорошо,
что ты вернулась!
И, как всегда, ты хороша.
Давай мы завтра,
не спеша,
Обсудим всё,
что будет дальше.
Я так устал
от этой фальши…
Придёшь?
Я буду ждать…
Прости,
сейчас домой
пора идти.
Я буду ждать,
запомни это…»
А в небе
звёздные конфеты!
А в воздухе
ванильный снег!
И в путь обратный
оберег
Из мыслей
о счастливом завтра.
Какой ты щедрый,
мира Автор!
Лишь ночь одна
и всё решим!
Я - для него.
Я буду с ним!
Не зря страдала
и скиталась.
Лишь до утра
дожить осталось!

* * *
И вот у него я,
в его кабинете,
Дома меня никогда не приветит.
Глаза долу,
По гладкому полу
Вальяжно ходит,
Слов не находит.
Самых нужных и главных слов,
Что вчера был сказать готов.
Трёпа и мусора горы.
Что ж ты суетишься, мой гордый?
Что ж ты прячешь свой серый взгляд?
Выдерну наугад
Каждую мысль из твоих нервных.
Обо всём пожалел ты, во-первых.
Это же эмоции, чувства…
Их в жизни твоей негусто,
И пусть их тогда не будет совсем.
От этого легче всем.
Во-вторых, ты задавлен делами и долгом,
Об этом я слушала много, долго.
Что ж, святое, с тобою согласна,
Но это и пять лет назад было ясно.
А знаешь, в суде, при последнем слове,
У преступника всегда наготове
Речь о жене и о детях…
А чего ж ты боишься в-третьих?
Это ведь самое сокровенное…
Вечное это, нетленное.
И каким бы ни был ты атеистом,
Снобом и эгоистом,
Есть душа у тебя,
Не может которая жить не любя!
Боль которой и есть настоящая жизнь!
Хочешь ещё?
Держись!
Ты никогда теперь не узнаешь,
Как тебя чувствую кожей.
Считаешь,
Девушке вести себя так негоже?
Самой предлагать…
Хватит лгать,
Будто во всём только я виновата,
У тебя же в мозгах не вата,
Ты же – ума палата.
А я лишь девчонка, вдруг ставшая Женщиной,
Девчонка, ждущая Любви обещанной,
Лелеющая свой идеал.
Мне Он его дал,
Может быть, слишком рано.
Но в моей-то судьбе рваной
Ты мог навести порядок,
Если бы не побоялся пойти рядом.
Если бы верил.
И знал, какою платою
Платят люди за любовь распятую.
Я в два раза меньше живу,
Но знаю это, как наяву,
Хоть Господь и ко мне не спускался…
Постой,
А может, ты посмеялся,
Словно в комедии Бомарше?
Пустота в душе,
Как в хрустальном бокале,
Из которого долакали
Шершавым языком
Силу моих истом.
Разве ты мне знаком?
Разве это ты не
Повторимый?
Разве не канешь втуне?
И это всего лишь полнолунье,
В которое всякий - любимый!
Почему мне с тобой так стыло?
Словно ты враг и зашёл с тыла.
Зачем я здесь? И с кем?
Ты же не человек, манекен!
Это всё моя фантазия искусная,
Пьеро грустного
Выдумала,
Как яркую краску из тюбика выдавила.
Ты живёшь только в мире моём,
Как за стеклом.
Или наоборот?
Это я тот урод,
На потеху вам,
Земным господам,
Не верящим ни во что.
Над убогим тогда вы смеётесь почто?
Над живым,
Над раздетым,
И грех свой дарите детям.
Как устала я, Боженька мой!
Я домой…

* * *
Вырвать душу, как порченый зуб,
Раз не чует она подвоха,
Раз любой пустословный зуд
Принимает за правду, дурёха.
Уничтожить никчёмное тело,
Всё равно не любимо никем.
Приласкай его…
Ишь, захотело!
Не касайся запретных тем!
Слышишь? Ты никому не нужно!
Этих ласковых рук, гибких ног,
Этих бёдер, грудей полукружья
Так никто оценить и не смог.
Ненавижу твои вожделенья,
Ощущений твоих не терплю!
Ждёт тебя впереди только тленье,
И приход его я тороплю…
Выбирай, вот таблеток горсти.
Может, жёсткой верёвки петля?
Или лучше к прадедам в гости
Ты с балкона отправишься?
Я
Не могу предложить гильотину,
Этот способ – удел королев.
Да и смерть, в общем, та же рутина.
Ну, шагай через грань, осмелев.
Ты дрожишь? Ты боишься разлуки?
Мы с тобой уж давно не в ладу.
Ты постичь не желаешь науки
Жизни правой и кличешь беду.
Разум хилый, душонка и тело,
Вы, как лебедь тот, щука и рак,
Загубили, проспорили дело.
В дикий лес, в колею, в буерак
Горе-тройка везёт эти сани.
С вами только и ехать в ад!..

Стой, родная, они же не сами,
Не казни их сплеча, наугад.
Успокойся…
Что это? Слёзы.
Кто же плачет сейчас из трёх?
Рассуди головою тверёзой -
Кто устроил тебе подвох?
Это я - от конца до начала,
Но не в силах себя постичь.
Это я – на краю, у причала,
Завершаю сей пафосный спич!
В пустоту не шагнула сегодня.
Ночь растает.
День будет иной.
Заметает пургой новогодней
Путь, который лежит за спиной…

* * *
Город струится огромный.
В нём так легко затеряться!
Можно навеки остаться
В этих петровских хоромах,
В этих мостах и каналах,
В стойких старинных колоннах,
В мраморных львиных оскалах,
В ржавых трамвайных вагонах.
Хочется тут поселиться,
Проб не боясь и ошибок.
Повод найдёшь веселиться,
Если ты лёгок и гибок.
Если достаточно силы
Стать не таким, что был прежде,
Здесь не потерпят невежды,
Слов не простят некрасивых.
Гордо все голову носят,
Смотрят немного надменно.
Словно укол внутривенный,
Быстро наивного скосит
Балтики стылой наркотик.
И на игле золочёной
Будешь «сидеть» обречённо,
Глядя, как царственный ботик
Мимо плывёт сквозь столетья…
Питер своих подчинённых
Пряником учит и плетью.

Падаю в невские волны,
Будто в объятья родные.
Прочь, рефлексии дурные!
Стану спокойной и вольной!
Мимо пройдут вереницей
Тени былых упоений,
Блёклые жалкие тени…
Мне же пора, без сомнений,
Заново к жизни родиться!

Роман 6. ПОЛЮБИТЕ ГЕДОНИСТА

* * *
Если вялы стали мысли,
Если в жилах кровь закисла,
Если сотню лет вам не везло,
На плечах забот полтыщи,
В сердце лютый ветер свищет,
Вы тогда больной судьбе назло
Полюбите гедониста –
Фанфарона и артиста,
Человека, что умеет жить!
Жизнь, как праздник наслажденья,
Каждый день, как день рожденья,
И нетрудно в годы их сложить.
Оптимизмом заряжаться,
Пофигизмом заражаться,
В мире, что был создан для него,
Лучше быть, а не казаться,
Жизнь полна импровизаций,
Наблюдать забавно – кто кого.
Просто смотрит он на вещи
И не верит в голос вещий,
И причин не видит для тоски.
Смертной думой не встревожен,
Злой моралью не стреножен,
Враз минует совести тиски.
Рядом с ним идти приятно,
Не желать пути обратно,
Не искать мифических глубин.
Может, стоит поучиться
Так за жизнью волочиться,
Как за девкой пьяный господин.
Проще посмотреть на вещи,
Не латать душевных трещин,
По теченью плыть без парусов.
Полюбите гедониста,
Не раздумывая, быстро!
Слышите?
Зовёт на пару слов.

* * *
Итак, развлечения по полной программе,
Все двадцать четыре удовольствия.
Развод мостов. Ростральных колонн пламя.
Закупка деликатесного продовольствия.
Клубника в коробочке – это в мае-то!
(Хотя, по-честному, несъедобная.)
Какая-то рыба редкая, знаете?
Такая чёрная, змееподобная.
Вино испанское и оливки оттуда же.
Пирожное с кремом – «прощай талия»!
А прочее, там яблоки, груши грудой уже.
Они ведь не диковина, не из Анталии.
Залив Финский – ночной, волнующий,
Он пахнет морем, по-настоящему.
Гарсон в ресторане, вокруг гарцующий,
(Не кормят его здесь, что ли, ледащего?)
И зачем этот стол нам, заваленный яствами,
Когда в машине полно провианта?
Хотя в этом зале с мраморными пилястрами,
С люстрами позолоченно-бриллиантовыми,
Гурману вкушается куда приятнее.
Спутник с улыбкой - учись, мол, несчастная,-
С фрукта заморского снимает облатнее,
А внутри его мякоть сочная, красная,
Так и брызжет каплями на скатерть белую.
А я руки под стол от стыда прячу -
Кажется, смотрят все на меня, неумелую, -
И от роскоши этой едва не плачу.
Я ж крестьянка колена, поди, до седьмого,
Мне б за стол деревянный да картошки в мундире!
Как мальчишка недобрый над гримасой немого
Друг мой, сытый, смеётся: «Да в этом трактире
Никому до тебя никакого нет дела!»
Но прошу поскорее уехать отсюда,
Я довольна сегодняшним днём до предела.
Я подальше хочу от гулящего люда.
Простоты, тишины, мне бы слова негромкого,
Почему-то боюсь этой вычурной щедрости.
Но зовёт мои страхи он временной ломкою,
Всё пройдёт, сит выйти из круга бедности.
Ладно, я же хотела плыть по течению,
Доверяясь фортуне пути незнакомого.
Как он учит?
«Жизнь - это лёгкое увлечение.
Мягкий флирт, как игра, ничего незаконного!»

* * *
Мы гуляли по зимнему парку,
Мы держались за руки, как дети.
И сплетались в громадные арки
Древних вязов древесные плети.
Я боялась гадать о грядущем –
Путь тянулся в синеющий вечер,
Знала я, что он также не вечен,
Как снежинки в метели снующей.
Скоро будет и первая ссора,
Рядом бродит скандальная свора.
Но пока он смеётся и шутит,
И целуемся мы на морозе.
И не хочется думать до жути
О житейской прижимистой прозе.
Против нас все законы земные –
Он опять мне не пара, не ровня,
И встречаемся в месте укромном,
Чтоб его не застали родные.
Наступаю на старые грабли…
Не впервой уж сама себя граблю.
Он мне что-то твердит о разводе,
Я ладонью слова обрываю.
Ведь не зря говорится в народе:
Люботы на беде не бывает.
Он молчит и целует мне пальцы.
Он сконфужен и даже виновен.
Где же гордый сияющий Овен?
Как легко превратился в страдальца!
Вспомни, милый, своё заключенье -
Друг для друга мы лишь приключенье.
Потому голова не кружится
И земля из-под ног не уходит.
На кресте я могу побожиться –
Разум в этой любви верховодит!
Не хочу быть безвольной рабыней,
Крепостной не хочу быть у страсти.
Бог, помилуй от этой напасти,
Что меня разбирает на части,
Что и солнце, и небушко застит,
Что ломает любую гордыню.
Я тебе благодарна, мой лёгкий,
За веселье, за смех, беспечалье,
За мираж путешествий далёких,
За конец, очевидный в начале…
 

* * *
Ну что же злишься ты и рвёшь машину?
Застряли в этой пробке мы надолго.
Упрямая межбровная морщина
ответом мне,
И взгляд, достойный волка.
Смотри, весна-красна среди строений
Рассыпала зелёные листочки.
А ты опять в загробном настроенье,
Опять в семье случились заморочки.
Давай я выйду здесь, на перекрёстке,
Знакомо мне, что значит быть мишенью
Для гнева твоего и фразы хлёсткой.
К ним не могу привыкнуть, к сожаленью.
Давно не спорю и молчу всё чаще,
Да думаю в побег направить лыжи…
И вдруг – подарок из весенней чащи:
Букет подснежников несёт мальчишка рыжий!
Нежны и так прозрачны лепесточки,
Напоенные влагой половодной.
В неровные газетные кусочки
Их завернул пацан.
Поди, голодный,
На электричке утром, воровато,
Он ехал в лес едва зазеленевший.
И вот теперь улов свой небогатый
Сжимал в руках совсем заледеневших.
Мальчишка к нашей подошёл машине –
Во мне всё замерло, как будто перед казнью, –
И, шмыгнув носом, предложил мужчине
Купить цветы...
С какой же неприязнью
Тот посмотрел на жалкие букеты!
Скользнул по мне скупым тяжёлым взглядом,
Полез рукой в карман за сигаретой
И выдавил сквозь зубы: «Нам не надо…»
Закрыл окно, нажал на газ, проехал
Три метра.
Но опять авто застыло.
А впереди стыдящею помехой
Мелькал кудрявый огненный затылок.
Метался от машины он к машине,
К подснежникам тянулись чьи-то руки,
Кто с целью покупал, а кто от скуки...
Букетов скоро не было в помине.
Лишь через час мы вырвались из пробки.
Мы помирились. Что нам оставалось?
Мой друг был снова ласковым и кротким.
Но в этот день ко мне пришла усталость…

* * *
Было всё очень пошло, было всё очень гадко.
Я уехала спешно и вернулась не в срок.
Я в квартиру свиданий пробиралась украдкой,
Принесла для гурмана вишнёвый пирог.
В тёмной комнате тихо, только тикает время,
Только чьё-то дыханье едва шелестит.
Отчего же забилась вдруг паника в темя?
Почему замелькали страницы обид?
Свет зажгу - и ослепну, и оглохну от правды...
Знала всё, что увижу, так зачем же смотреть?!
И в поступке своём, как всегда, будешь прав ты.
И стыдом не наполнишься даже на треть.
Я спрошу, как ты можешь изменять нам обеим,
Я понять захочу. Захочу ли простить…
Кто мне скажет, когда паренёк тонкошеий
Начинает предательством путь свой мостить?
В день какой из нежнейших зелёных росточков
Вырастают деревья с прогнившим нутром?
Улыбнёшься невинно, как амур в завиточках,
Удивлённо-безгрешный, пропоёшь свой псалом:
«Это так же, как воздух, это словно дыханье.
В этом нет преступленья, это просто игра!»
Мне твоё не дано разделить ликованье,
Эта песня мужская и скучна, и стара.
Ни пощёчин, ни сцен я себе не позволю,
Глубже, милый, дыши, до последних минут,
За меня и за тех, кто стыду подневолен,
Тех, кто верность посеют, а измены пожнут.
Только знай, что отравлен этот воздух незримо.
Плату страшную спросят за выдох и вдох.
Я с тобой задыхаюсь, словно в облаке «Примы».
Хватит, цирк разбежался, старый клоун подох…

Роман 3. РЕЦИДИВ

* * *
Ночью ветреной, бесовной?
Странный вдруг приснился сон мне:
С тем, кого забыть стремилась,
Ссора тяжкая случилась.
Я кричала, что виновен
Он во всех моих несчастьях,
Что уже не жду участья…
Бледен, будто бы бескровен,
Отвечал, что я могла бы
Стать иной, ну хоть на долю,
И тогда мы были б рядом…
Я твердила, что безволен
Был всегда он.
Год за годом
Я ждала его решенья,
Быть мечтая даже тенью!
Но в огне не сыщешь брода.
Ненавижу!
Сгинь навеки!
У него слезами веки
Налились.
И на мгновенье
Он исчез из поля зренья.
Как в кино, монтаж искусный -
Вижу вдруг его на кухне:
Корчится в петле без мыла
Тот, кого я так любила!
Тот, кого во всём винила!
Со стола рукой схватила
Нож.
Обрезала верёвку,
Подхватила тело ловко…
Обнялись мы и рыдали,
И просили мы прощенья,
Мы слезами очищенья
Наши души омывали.
А потом готовить праздник
Стали вместе и смеялись,
Позабыв о лютой казни,
И дразнились, и ласкались.
Только вижу, что руками
Держим мы сырое мясо,
А на мясе - соль комками…

Я очнулась.
Было ясно
За окном.
Ночная буря
Миновала всем на радость.
Боже мой, какая гадость
Мне приснилась.
Не смогу ли
Я найти разгадку в книжке?
«Башня», «дерево», «коврижка»…
Вот! Нашла, где «соль», второе:
«Если красное сырое
Солите во сне вы мясо,
Быть в долгу…»
Могу поклясться,
Что спина похолодела.
Значит, вот какое дело!
Мы ещё должны друг другу,
Сероглазый повелитель.
Хоть в пивнушку, хоть в обитель,
Хочешь - к северу иль к югу,
Хочешь - вольным, хочешь – с плугом,
Тёмным лесом, ярким лугом,
Летним зноем, с ведьмой-вьюгой
Всё равно бежать по кругу.
Слышишь?
Мы должны друг другу!

* * *
Мне не понятна эта драматургия.
Вроде бы завязываю в узлы тугие
Воспоминания о тебе, а мысли
Снова сосульками на крышах повисли.
Вроде бы я увлекаюсь другими,
И они мне становятся дорогими.
Но память хлестанёт, как бичом,
Запахом твоим... и родное плечо
Не заменит ничья жилетка.
Какая же я была малолетка!
Вся из гордости и максимализма.
И тебе ведь нравилась эта харизма!
Всё кажется – вот проснусь сейчас,
А ты рядом со мной на век, не на час.
Я тебя обниму очень крепко,
Одеколон твой вдохну терпкий,
Подумаю, хорошо, что прошёл кошмар,
Тяжкий, будто печной угар.
И внутри станет так спокойно, так тихо…
Ты же знаешь, я трусливая, как крольчиха!
Ты же знаешь, что все выступленья лишь поза.
Я опять хочу всё вернуть.
Не поздно?

* * *
Утренний поезд.
Сбоку пристроюсь.
Стол откидной.
Дурак подкидной.
Еду зачем-то 
В город родной.

Тёмные окна.
Обувь промокла.
Сумрак густой.
Вечер шестой.
Выстрел Амура
Опять холостой…

Роман 7.  БЕГИ ОТ НЕГО, БЕГИ!

* * *
Кинобомонд, элита
Просеивает через сито
Улыбки свои, как вспышки.
Глазастые глупышки
Шепчутся: «Крутая фишка!
Вон, пошёл… этот!»
На улице лето –
Верная примета:
Пора на кинофорум,
И нужно быть в форме.
Именитые режиссёры,
Может быть, в творческой ссоре,
Среди плёночного сора,
Лежащего «на полке»,
Как матёрые волки,
Чуют шедевры.
А у конкурсантов – нервы.
Как это я - да не первый?!
Мне бы только гран-при!
Нос сопливый утри,
Дебютант ВГИКовый!
Купил бы диплом липовый
Да снимал заказ клиповый.
Нет, он хочет в когорту,
Гений упёртый.
Ему подавай «Ник» и «Георгиев»,
Манят студента банкетные оргии.
А томные мэтры
На малых квадратных метрах
В баре пьют коньячок,
На язык кладут балычок,
Думают: «Когда же раздача “Кентавров”?
Пора почивать на лаврах!»

Зал потный, душный,
Как налог подушный,
Платят девчонки, мальчишки
С модными стрижками.
Каждый вечер приходят в Дом,
Продираясь с трудом,
Забыв про выходной,
Про мосты над Невой,
Короткое смотрят кино,
Документальное заодно,
Ну, и мультики в тему.
Такая уж тут система.
Да и старшее поколение
Не бережёт зрение.
Вон, эта старушка –
Горбатая, с клюшкой,
А который год
Всю себя отдаёт
Кино на съеденье!
Говорят, она спит
На переднем сиденье.
Глухая, как пробка,
А проторила тропку!
Всё на народе…
Эту парочку знаю вроде…
«Привет толмачу Володе,
Тебя там спрашивали на входе».
Завтра прилетают японцы…
Сибиряк клянчит червонцы
За билеты на железную птицу,
Чтобы на них напиться...
Забыла отдать буклеты…
На фуршет опять не одета.
«Здравствуйте! Вы прилетели?
Вы же вчера хотели!
Кораблик? В конце недели»…
Мобильник зовёт к ответу:
«Шефа? Здесь его нету.
Поищу, передам…
Тут приехала эта мадам,
Поселите её в люкс…
Потом поделюсь…»
Улучить минутку,
Зайти в кинобудку.
Со звуком проблема?
Вечная дилемма:
Моно иль стерео?
Тупые, как дерево!
«Ну что вы кричите, автор,
Вам же сказали – завтра.
Прибудет аппаратура…»
Такая у нас культура!
Фестиваль - это не отдых,
А испытанье для гордых,
Выносливых, как кремень твёрдых.
Девчонки всю ночь в интернете,
Не дай Бог кого не встретят!
Все исхудали, как буратины.
Со всего мира летят картины
На Питерский кинофорум,
Да не про фауну или флору,
Про беды и судьбы людские,
Про заботы мирские,
Про всех, кто взывает к Богу,
Кто трудной идёт дорогой,
Про войны и перемирия,
Про голод и изобилие…
На протяжении века
Пишут «Послание к Человеку»
Светом на киноплёнке,
Чтоб не стояли в сторонке,
Чтобы не проходили мимо –
Всё скрытое станет зримо.

* * *
Прядь серебристых волос
Откинет изящным жестом.
И вот уже началось,
И вот не находишь места!
Как он умён, мой бог!
Как он хорош чертовски!
Пробует на зубок
Сердце моё этот …овский!
Тёплой рукой мою
Хладную кисть сжимает.
В этом неравном бою
Девочки погибают.
Он это точно знает…
Имя его звенит
В мире во всём.
И в мыслях
Крутится: «Так знаменит,
А просто болтаем мы с ним…»
Сдержан, доступен и мил.
Кофе принёс на блюдце.
Даже немного пролил…
«Знаешь, они смеются,
Думают, всё легко
Мне достаётся в жизни,
Деньги с небес рекой
Льются, лишь только свистни…
Ты так добра, мой друг,
Я от других скрываю,
Что, как тюленей Нанук,
Фильмы свои добываю.
Колешь метровый лёд,
Бьют по лицу осколки,
Тянешь, а он не идёт.
Жди да терпи подколки:
Это, мол, всё отговорки!
Зря я тебя гружу?
Ты улыбнись зануде!
Можно, тебя провожу?»
Что со мной дальше будет?!

* * *
Беги от него, беги!
Быстро, как лань лесная!
Как по воде круги
Расходятся, исчезая.
Лучше не видь ни зги,
Лучше оглохни, родная.
Не протяни руки -
Небом святым заклинаю!
Пусть он тебя не поймает!

Солнце спустилось ко мне,
Как от него я спрячусь?
В яростном алом огне
Буду гореть – не заплачу!
Пусть заплачу вдвойне,
Луч его будет сдачей.
В самом волшебном сне
Я нахожусь, не иначе!
В списках побед не значась…

Будешь жалеть о том…
Ах, помолчала б лучше!..
…Словно рыбёшка, ртом
Воздух глотать на суше…
Поговорим потом!
Вовсе не так бездушен!
…Сердце покрыто льдом…
В жизни бывает хуже!
Мне этот опыт нужен!

* * *
- Скажи мне, ты веришь в Бога?
Тихий треск в телефонной трубке.
Он звонит из своей «берлоги».
Я пуговицу переставляю на юбке.
- Как могу тебе сразу ответить?
Есть над нами какая-то сила…
- Ты должна в жизни счастье встретить,
Ты достойна его, ты – красива!
- Перестань, ты смеёшься жестоко.
Расскажи мне о новой картине.
- Я запутался в мыслепотоках.
Было также со мной в Аргентине:
Тают деньги, уходит натура,
Я лежу, как бревно, и тупею.
Всё, что снято,- пустая халтура,
Кадр за кадром бессмысленно клею.
Я потратил на это полгода.
Я себя уничтожил презреньем!
А когда захандрила погода,
На меня снизошло озаренье!
- Знаю я незадачу такую:
Год, другой не рождаются строчки.
А потом муза в час атакует,
И пока не дойдёшь до точки…
- Друг мой, руку твою пожимаю
За такие слова, за поддержку!
- Просто я это всё понимаю.
Это творческой жизни издержки…
Может, как-нибудь выпьем кофе?
- Как-нибудь. Вот закончу работку…
Да-а, в амурных делах он профи,
Держит на поводке коротком.
Шепчет нежно: «Спокойной ночи».
Завтра шлёт смс: «С добрым утром!»
Ну ответьте, чего он хочет?!
Ну зачем ему я, лахудра?!
Он играет, как кошка с мышкой,
За забавой следит и не знает,
Что уткнуться в его подмышку
Тот «мышонок» давно мечтает.
Что в свои почти полные тридцать
Ни науке любви, ни коварству,
Ни уловкам, ни женскому барству,
Ничему не смогла научиться.
Иль чиста, иль тупа беспробудно,
Раз опять не того выбираю,
Раз побитой собакой приблудной
От вниманья к себе замираю.
- Почему ты смеёшься? Ответь мне.
- Просто рад тебя слышать очень!
Ночь в окошко скребётся ветвью.
Крыши ветер истреплет в клочья.
Утром небо с Невой сольётся
От тяжёлой свинцовой влаги.
Он на том берегу смеётся,
Я на этом белые флаги
Приготовлю для скорой сдачи.
Будь что будет. Пускай подружки
Об ошибке моей судачат.
Я одна, как сосна на опушке.
Я сухую глодаю горбушку.
Я комкастую злую подушку
Тайной болью своей обнимаю.
Ну позвольте мне быть любимой!
Пусть хотя бы на час обманный
Человек этот скрытный, странный
Станет близкий, ручной, карманный,
Пусть чужой, но такой родимый!

* * *
Ты спешишь по улицам Берлина,
Ты летишь в наскучивший Париж.
Мне в ладони сыплется малина,
Дар душистый леса-исполина…
Может, ты по мне чуть-чуть грустишь?

Средь густой некошеной травы
Я иду, усталости не чуя.
Знаешь, с этим лесом мы на «вы»,
Шум его кудрявой головы
Душу беспокойную врачует.

Он мне рад, пичугами звенит,
Весь пропитан светом и смолою,
Без вина, лишь воздухом пьянит.
Как бы я хотела разделить
Радость эту чистую с тобою.

Только в письмах путаных и длинных
Разве всё сумею рассказать!
Приезжай из пыльного Берлина,
Буду переспелою малиной
Я тебя с ладоней угощать!


* * *
- Зачем ты грустишь, мой милый, и топишь печаль в вине?
Ещё никому не явилась истина в рюмке на дне.
Скоро ты будешь смеяться над мороком этих дней.
И снова почёт и слава,
И снова поклонников лава.
Ты только с коленей подняться сумей!

- Ни деньги, родная, ни слава не тешат больной души,
Что счастье даёт и надежду, решать за меня не спеши.
Я только Её призываю в тоске полуночной тиши -
Любовь, что меня излечит.
Любовь – одна и навечно.
А всё остальное – лишь ломаные гроши…


* * *
Как рассказать это нежное,
Это что-то искристо-снежное,
Это что-то рассветно-розовое,
Это тихое горное озеро,
Что внутри замирает так ласково.
Написать акварельными красками
Не смогу этих чувств отражение.
Как по глади хрустальной скольжение,
Как листвы задремавшей движение,
Как тончайших лучей преломление,
Это млечное в сердце томление.
Это пахнет росой и морошкою,
Это муркает сонною кошкою,
Это рожки улитки-проказницы,
Это ветром щекочет и дразнится.
Это надо беречь и надеяться,
Что из зёрнышка вырастет деревце.
Вот такие смешные напасти!
Может, это зовётся счастье?

* * *
Ой, когда же я стану взрослою,
Не девицею перерослою,
Ведь опять, фантазёрка несносная,
Я придумала эту любовь.
Как подарок судьбы, как везение,
Как сияние солнца весеннее,
Как капели звенящую кровь.
И опять, не учтя параметры,
Я к нему прикипела намертво.
Но с открытки с осенним орнаментом
На главу на мою на дурную,
Словно камни тяжёлые, резвые,
Буквы валятся чёрные, трезвые:
«Извини, я люблю другую…»
Что за жалкие мелкие козни?!
Приподняли и грохнули оземь,
А ведь я живая, как озимь
На морозном заснеженном поле.
Посмеялся?
Развлёкся?
Доволен?
Кто из нас ещё, милый, болен?..

* * *
Завыть,
забыть,
оскорбиться.
Об обиду свою разбиться.
Закатится солнце.
Горное озеро иссохнет до донца.
И как дальше жить?
Будем дружить.
Как дети!
Позвоню – ответит.
Какой виноватый голос,
Ни приколов, ни смеха.
А я нахожу седой волос
И знакомую чую прореху
Там, где солнечное сплетение.
Солнечное затмение.
Так будет лучше.
Кому?
Тонем по одному.
И кого пытаемся обмануть?
На дно утянуть.
На дно суровой Невы.
Лишь налакавшись абсента
Иль накурившись травы,
Бесценное золото любви
Разменивают на центы.
Рубят хвост по частям.
По горстям
Сор несут из избы.
Нескоро придётся избыть
Не случившийся этот грех.
Не по зубам орех
Выбрала.
Лишь через год из души выдрала
Гноящиеся шипы.
И весь этот год странный зверь
Бился рогами-копытами в дверь,
Самый глупый из животной толпы,
Сошедший с торной тропы.
Не боишься его? Взалкай
Зверя по имени Тянитолкай.
У него рога из вины.
Шерсть свалялась от унижений,
От выяснения отношений
Вылезла со спины.
Этот парнокопытный глупец
Лучший за смертью гонец.
А в любви не советчик, увы.
Такая вот селяви!
Весь год ссоры, споры,
Натужные разговоры.
Вялые помидоры.
Узкие коридоры.
Потеря опоры.
Сами себе прокуроры.
Ящик Пандоры
Открыт.
Что там на дне блестит?
Медаль за отвагу!
Зачем?
Если в том овраге
Полёг
Мой запасный полк…

На снежной равнине волк.
А если всмотреться, волчица,
Голодная, волочится
Сосцами набухшими по насту,
Вёрст за сто
От логова, где так часто
Требовали молока щенки.
Семеро юрких весёлых волчат
Было у сильной волчицы.
До кого теперь докричится?
Довоется ли до Луны?
Добредёт ли до мест, что добычей полны?
Доживёт ли до новой весенней волны?
А пока – тишины.
Тишины.
Ти-ши-ны…

Роман 3. РЕКВИЕМ

Вечность, осанну тебе воспою!
Смерть победила и в этом бою.

Как же поверить в её правоту?!
Сквозь городскую бреду суету.

Сердце знобит ледяная беда.
«Мой сероглазый, прощай навсегда…»

Пусть твоё тело укроет покой
Саваном белым легчайшей рукой.

Каплю за каплей, уже не дыша,
Боль и печаль отпускает душа,

Всё, что запомнил, и всё, что простил.
Знаю, теперь ты меня отпустил.

Стонут в январской ночи тополя:
«Нет на земле твоего короля…»

Нет на земле твоего короля…

Нет. На Земле. Твоего. Короля.



октябрь 2007 – январь 2009