Зов серого ангела Афанасий Воронин

Афанасий Воронин

ЗОВ СЕРОГО АНГЕЛА
Забытая тетрадь потерянного человека

Бредущим во тьме посвящается
Поколению, для которого 50 лет страха обернулись потерей будущего

ИЗ  НИОТКУДА  В  НИКУДА

ВОРОНИН АФАНАСИЙ ГЕОРГИЕВИЧ родился в Брянской губернии в 1923 году в семье потомственного пекаря. Детские годы прошли, как и большинства его сверстников, в основном в компании босоногих, оборванных, постоянно терпящих нужду и побои пьяных родителей.
Шли годы, малыши подрастали и становились взрослее. Когда им становилось по 12-15 лет, они уже вынуждены были помогать семье - своим младшим сестрам и братьям. Вот так и наш Афоня, не успел вырасти - стал подмастерьем у отца-кормильца. К этому времени подошла война. Его забрали в армию, научили шагать "ать-два, левой, левой...". Затем - плен, вербовка в каратели. Погоня за партизанами. Рядовой Афоня - в обозе ездовым. Освобождение. Снова армия, штрафбат. В боях искупают свою вину перед....
После окончания войны контрразведка не дремлет - 10 лет лагерей и т.д.
Тройки работают без устали, штампуя приговоры. Далее стройка Жигулёвской плотины. Холодные промозглые палатки. Утром в 6.00 подъем, построение и затемно выслушиваем напутственный молебен... Шаг вправо - агитация, шаг влево - провокация, прыжок вверх - считаю побег...стреляю без предупреждения!!!
Выслушав напутствие начальника, колонна, по 5 в ряду, под громкий лай собак и яростную ругань конвоиров, двинулась в предрассветную мглу зимней ночи.
Осень 1955 года. Хрущевское потепление. Пересмотр дел и Афоня, в числе первых, попадает под амнистию. Но в Брянске никого нет - он один. Нашёл себе подругу и осел в Тольятти, опутанным колючей проволокой  и вышками с вертухаями.
Вечерами, коротая томительное время, мы приобщились к литературе, чтениям в перерывах от "чифира". Об этих длинных томительных днях неволи можно писать бесконечно много. Как, где, когда и почему?
Все эти перепитии происходили в период с апреля 1953 по декабрь 1956 года. В лагерях "Комсомольск" на Волге, на стройках Жигулёвского водохранилища. Условия были далеко не идеальные, но ...по словам (заверениям) бывалых первопроходцев гораздо лучшие, чем в таких местах как Воркута. Инта и т.д.
За этот период лагерники несколько десятков раз меняли свои "общежития" зимой в мороз и летом в жару. Постоянно приходилось благоустраивать свои новые жилища...
Когда-нибудь, на большом досуге, я, может быть, более подробно опишу все мытарства и невзгоды, которые мне пришлось услышать из уст очевидцев - печальных героев тех лет....
Виктор Лагутов
2 августа 2004 года.


Мне так хотелось, чтобы ты
Всегда была со мною рядом
И я, окинув тебя взглядом,
Мог воплотить свои мечты...


Я не хочу, чтоб памятник гранитный
Стоял на видном месте в память мне.
Пусть лучше буду жить вдали, забытый,
Один, оторванный от всех, наедине.

И пусть меня никто не знает в этом крае,
Что жил когда-то я с печальною душой,
Что песни пел, неволю проклиная,
И через трудности вперед упрямо шёл.

Сквозь серый мрак суровых дней неволи
Я с жадностью глядел на вольный свет,
Как колосилась рожь густая в поле,
И осыпался с яблонь белый цвет.


Тоска косматой лапой
Сдавила мою грудь.
Невольно слёзы капают,
Огнём мне душу жгут.

Сегодня в день торжественный,
Встречаю Новый Год,
Вид у меня болезненный -
Тоска душу гнетёт.

Меня ничто не радует,
Ничто не веселит:
Я на судьбу досадую,
А сердце всё щемит.

Отвергнут я от общества,
Запрятан в каземат,
А жить свободно хочется,
Как жил пять лет назад.

Когда же это времечко
Желанное придёт,
Когда меня подруженька
На ёлку позовёт?

И ёлочка душистая,
В сверкании огней,
Красивая, пушистая
Протянет ветви мне?

И улыбнётся радостно
Подруга сквозь хвою,
Когда ж тоска-кручинушка
Покинет грудь мою?
31 декабря 1954 года.



Молодые годы улетают
В вечность голосистым соловьем.
Медленно, но верно угасают
Чувства в моём теле с каждым днём.
Не зови, зеленая дубрава,
Я для женщин рано отшумел.
Лишь в душе, как горькая отрава,
След остался от минувших дел.
Не целуй красавица - девица,
Поцелуем страсть не разогреть.
Мне к любви не стоит уж стремиться.
От любви не буду я гореть.
Незаметно кровь моя остыла, -
Не разжечь бушующих страстей.
Не манит, как ранее манила
Сень лесов, простор и ширь полей.
Не в разврате я растратил чувства
Молодость не прожил я свою.
Вот за что становится мне грустно,
Что в медленном огне я их палю.
Нет, я не пропойца, не гуляка,
Не кутил в притонах-кабаках,
Не участвовал в кабацких драках
С финкою блестящею в руках.
Понапрасну чувства истощились-
Не по воле прихоти моей -
Надо мной достаточно глумилось
Грязных, развратившихся людей.
Тяжкий труд и боль переживаний
Отобрали молодость мою.
Перенес немало я страданий
В этом заколдованном краю.
Милая, тебе всё это ново,
Не поймешь, конечно, ты меня.
Не видала жизни ты суровой,
Жизни той, в которой живу я.
Жизнь моя чернее ночи чёрной
Неуверенность, тревоги каждый день
И как зверь затравленный покорно
Я иду в указанный плетень.
Жизнью злой убиты в моем теле
Все стремленья, чувства и мечты.
Медленно, но верно догорели
В царстве беспросветной темноты.
Декабрь 1954 года.


В полночный час задумчивые ели
Стоят шатром, чернея под луной.
Безмолвна ночь. Как в мягкой колыбели
Луна качается на тучке снеговой.

Как хорошо - ни шороха, ни шума -
Блестит снежок. Какая красота!
В такую ночь сжимает сердце дума,
Что - Ночь величественна и мертва.

Не дрогнут ветви елей величавых,
Уснувших сном глубоким в тишине.
Иду один, как путник запоздалый -
Безмолвна ночь - и грустно, грустно мне.

Зачем пришёл сюда я в час полночный,
Покой уснувших елей нарушать?
Я убежал от жизни злой, порочной,
Чтоб в эту ночь страданий не видать.
Январь 1955 год.


Мечты великие безжалостно губя,
Ты, как преступника, позором заклеймила.
Ты, душу мою ядом напоила.
Какая же ты мать!?
За что любить тебя!?
Скажи, за что? Не знаю я,
Но каждое дыханье, все помыслы
Все силы бытия посвящены тебе
О, Родина, ты мать моя!


Мягкий снег, как хлопья ваты,
Тихо в воздухе кружит.
В мутной мгле месяц горбатый
Бледным пятнышком блестит.
В этот вечер скучный - зимний
Сердце гложет грусть-тоска
И поет душа старинный
Вальс иль песню ямщика.
Образ девушки замерзшей
Вдруг встаёт передо мной:
Запушёны кари очи
Тонко белой пеленой.
Так, забывшись на минуту,
Замордованный тоской,
Вспоминаю я Анюту,
Образ милый, дорогой.
Тот, который я когда-то
Нежно, страстно целовал,
Но тогда месяц горбатый
В лунной мгле не утопал.
Он нисколько не старался
Скрыться в тучке снеговой,
А счастливо улыбался
Бледнолицый, золотой
1 января 1955 год.


Не жди меня плутовка кареокая
И позабудь ты про былую связь.
Позабудь и про любовь,
Всё святое выпачкано в грязь.
Не смогла ты пережить разлуки
Горя и превратностей судьбы,
Не хотела ты запачкать руки
В грязь работ. Не вынесла борьбы.
Ты замкнулась в грязном жалком быте,
Променяла совесть на деньгу.
Может быть, кричала: " Помогите!
Я терпеть так дальше не могу!"
Низко, грязно, подло поступила,
Верность променяла на порок.
Вспомни же плутовка, как любила,
Как давала в верности зарок.
Что ж тебя заставило отречься?
Кто виновник шалостей твоих?
Не могла так скоро ты увлечься,
Позабыв про счастье дней былых.
Нет. Не смыть ничем твои пороки.
Виновата только ты одна.
Обивай же, подлая, пороги,
Пока с ног не свалит седина.


Утопай, тони в водовороте.
Погрязай в истасканном своем быту,
Привыкай к кабацкой винной рвоте.
А я другой дорогою пойду.
Мне не нужно золота бренчанье
И не нужен звонкий капитал.
Сохраню в душе моей молчанье
Я и так всю жизнь, как рыба, промолчал.
Мне не нужны светлые хоромы,
Слава и известность не нужны.
Я всю жизнь валялся на соломе,
Как и все крестьянские сыны.
Так ищи же лучшей себе доли,
Может быть, найдёшь счастливый миг.
Распыляй любовь свою на воле
Среди лучших сверстников своих.
Позабудь о том, что было прежде,
Не стремись к былому и не жди.
Не храни в душе своей надежды,
А своей дорогою иди.
Облачайся в платья дорогие,
Наряжайся в золото - блести,
Пусть тебе завидуют другие


Пожелаю счастья на твоем пути.
Только не тревожь своей любовью
Тех, кто ещё раньше не горел.
Разжигай своей горячей кровью
Только тех, кто вовсе отшумел.
Январь 1955 год.


МАТЕРИ

Дорогая, милая, старушка
Не зови меня ты в отчий дом,
Там меня не примут на пирушку
И не поднесут бокал с вином.
Под родною кровлею угрюмой
Я давно уж всеми позабыт.
Что мне делать с тяжкой моей думой
В тихой сени дряхленьких ракит?
Я устал. Устали мои мысли.
Всё что было, в грязь я затоптал.
Кудри мои клочьями повисли,
Постарел я, матушка, устал.
Все к чему когда-то я стремился
Погребено в быту.
И я на жизнь всем сердцем обозлился.
Для чего живу, куда иду?
Тридцать лет проспал я на соломе
Не видал отрадных светлых дней.
..........
Только знал простор и ширь полей.
Вечера мы зимние у печки
Коротали, слушая сверчков.
Летом я скитался возле речки
И ловил противных пауков.


Помню, часто ты меня ругала,
Называя просто босяком,
Наругавшись вволю, обнимала,
Называла миленьким сынком.
Но тобой я не был избалован,
Понимал тревог твоих цену.
А теперь я жизнью измордован,
Но тебя по-прежнему люблю.
И последний твой совет, родная,
Я никак исполнить не могу.
Улетела жизнь моя младая,
От тоски никак не убегу.
Подожди, старушка, дай мне силы
Накопить для жизненной борьбы,
Дай мне только выйти из могилы
И забыть превратности судьбы.
Знаю, мать, томишься ожиданьем,
Под нависшей кровлей в тишине
Ждешь и не дождешься ты свиданья,
И стремишься думами ко мне.
Тридцать лет. Какие мои годы-
Облысел и седина в висках.
Суета. Военные походы
И за жизнь коротенькую страх.


Почему так горько и обидно
И короткой, мрачной жизни жаль?
А конца тоске моей не видно
Истомила, мать, меня печаль.
Ничего, моя родная, в поздний вечер
Я к тебе когда-нибудь вернусь.
Хоть душой давно я искалечен,
Но к тебе, родимая, стремлюсь!
Январь 1955 год.


Я чувствую моей истерзанной душою,
Что ты не веришь мне, но ждешь.
Я виноват мой друг перед тобою
А всё равно судьбы не обойдешь.
Совсем ничтожный случай, незаметный,
И я ему значенья не придал,
Ты приняла его за чистую монету,
Чего, подруга, я не ожидал.
Упрямая, ты ничему не веришь:
Все обещанья мои для тебя ложь.
Ты правду говоришь, иль лицемеришь
Любовь мою не ценишь даже в грош.
Так неужель всю жизнь стремленья наши
Мы будем расточать на мелочи невзгод?
Подруга милая, давай взглянем вперед,
Какие ждут нас на пути удачи.
Нам нелегко придётся первый год
Устраивать земное наше благо,
Немало горестей, терзаний и хлопот
На наши плечи тяжким грузом лягут.
Не унывай, подруга, всё снесем.
Сломать не сможет жизнь наши стремленья.
Мы в жизнь с любовью верною войдём
Сметая на пути все: ложь и опасенья.
Жизнь - это серенькая пасмурная ночь,
В нее, мой друг, войти умело надо,
Чтоб трудности любые превозмочь
И не остановиться у преграды.
Жизнь только смелым уступает путь -
Просторную, широкую дорогу -
А слабого душой безжалостно затрут
Неверие и слабость на дороге.
А в наш суровый, беспокойный век,
Когда народ к друг другу недоверчив,
Несчастным может оказаться человек,
Когда и так он жизнью искалечен.
Пройдя в быту огромный путь страданий,
Не видя радости и счастья на пути,
Лишённый всех стремлений и дерзаний
Попробуй счастье и любовь найти.
А счастье в жизни сразу не дается -
Его шутя и ложью не возьмешь.
Идешь прямой тропой и вдруг сорвешься
В бурлящий омут - вот и пропадешь.
Когда б мы знали все вперед, тогда бы
Нам нечего боятся за себя
И наша жизнь была б из ликований,
И мы жили бы в спокойствии, любя.
Зачем тогда испытывать всечастно
И упрекать за мелочи, любя?
Коль знаешь все вперед. Напрасно
Упрекаешь ты меня любовь губя.
Придёт тот день, рассеются сомненья,
Неверие исчезнет, разлетится в дым
Любовь зажгёт надежду и стремленья -

Мы в жизнь войдем умело, как один.
Нас не сомнут тревоги и лишенья,
Мы сильные душой, испытаны в труде.
И мы полны друг к другу уваженья.
Мужайся друг. Не пропадем в беде.
Март 1955 год.


На прощанье ты мне ничего не сказала
Повернулась и скрылась в снежной пыли
И в груди моей будто бы сердце упало
Пред глазами огни, как цветы поплыли.
Ты с собой унесла мой покой и надежды,
Оттолкнула меня в беспросветную муть.
Не прощайся, вернись,
Будь такою, как прежде
Мы разделим с тобой пополам трудный путь.
Испугалась ли ты моей жизни суровой,
Иль послушалась глупых, ничтожных людей.
Пожелаю тебе избрать путь в жизни новый,
По которому будет идти веселей.
Пусть ты будешь счастлива
С другим, умным мужем
Пусть ваш путь озаряет любовью звезда.
Я уйду навсегда и с тоской буду дружен.
Я уйду в другой мир навсегда, навсегда.
Но тебя позабыть будет трудно, родная,
Ты была для меня утешеньем в труде,
Но разлука пришла, и ты стала чужая.
Не сыскать мне уж счастья никогда и нигде.
Чем заполнить в душе пустоту гробовую.
Оборвалась любовь. Печаль, тишина...
Эх, налейте, налейте мне чару хмельную!
Поскорее подайте мне чару вина!
Март 1955 год.


В. Лагутову
Может быть когда-нибудь,
Роясь в хламе книг,
Ты найдешь случайно
Этот мой дневник.
Улыбнешься сдержанно
И, махнув рукой,
Скажешь неуверенно:
-Знаю, был такой.
Вместе горевали мы
И считали дни.
Медленно, томительно
Двигались они.
Читывал я, читывал
Дрянь его стихов.
Помню, его видывал.
Помню, был таков...
И опять углубишься
В бездну своих дум.
Ты ведь по характеру
Страшный вольнодум.
Дорожил ты дружбою,
Как самим собой.
Жизнь вели ненужную
Мы, мой друг, с тобой.
Может, вспомнишь как-нибудь,
Отстранясь от дел,
Как читали с тобой мы,
Друг:- Gо to hell!..
А потом смеялись
Фразе той пустой,
Правда, нам хотелось
Знать язык чужой.
Но заботы разные
И всегда нужда
В дни жизни безобразные
Мешали нам всегда.
Что бы мы ни делали,
Где б мы не были,
А тревоги, хлопоты
Вслед за нами шли.
Об одном лишь думали,
Чтобы время шло
Как можно скорее
И волю нам несло
Но ускорить времени
Мерный четкий бег
Не могли мы все равно -
Только один смех.
А судьба жестокая
Нам в глаза смеялась,
Над нами одинокими
Злодейка издевалась.
Только сны нам счастье,
Отдых приносили
И во сне блаженном
Радость находили.
А опять проснувшись:
Горе, мир тревог,
Суета, несчастье...
О, избавь нас бог.
Может быть, когда-нибудь
Вспомнишь про меня.
Знай, что я любитель
Вольного житья.
Может, даже встретимся
Где-нибудь, друг мой,
Солнце ярко светится
Нам, дружок, с тобой.
Я люблю свободу-
Знаю её сласть,
Только вот отроду
Не умею красть.
Ноябрь 1954 год.


Жизнь хороша:
Нет ни гроша
В кошельке
Завтрака нет,
Скуден обед -
Всегда налегке.
Костюм изорвался,
Башмак истоптался,
А вокруг вода.
За день промок,
За ночь просох
И не беда.
Утром опять,
Когда все спят,
Я уже встал:
Глаза промыл,
Воды испил
И зашагал.
Желудок пуст,
На сердце грусть,
В душе тоска.
Когда ж, друзья,
Наемся я?
Ну что ж, пока....
Март 1955 год.


Весел я, весел сегодня друзья!
Выпьем же все за веселье моё!
Нам унывать в этом мире нельзя,
Эй, наливай-ка в бокалы вина!
Весел я, весел - не всё же грустить,
Хоть и скудна моя жизнь средь людей,
А чтоб злую жизнь и тоску утолить,
Эй, пополнее бокалы налей!
Пей, наливай, наша жизнь коротка!
Бедности нашей никто не осудит
Мы пропиваем своё. А пока
У богачей просить взаймы не будем.
Мы не боимся нужды и забот -
С ними родились, и счастья не знаем.


Мы - бедный народ - песни с горя поём,
Горе свое за вином забываем.
Весел я, весел сегодня, друзья!
А завтра, быть может, от голода взвою.
Эй, наливайте в бокалы вина,
Пей, всё равно нас в могилу зароют.
А в преисподней вина не найти.
Там винокурни давно под запретом.
Сколько живешь - столько пей и кути,
Ибо вино есть на свете лишь этом.
Весел я, весел сегодня! Налей!
Полную чару за бедный народ.
Бедный народ живет всех веселей
И без нужды никогда не запьёт.
Март 1955


Жмёт душу боль нестерпимая, жгучая,
Все надоело - противно смотреть.
О, если бы крылья мне дали могучие,
Чтобы повыше с Земли улететь.
Взвился б я в синее небо просторное
И с высоты грозовых облаков
Обозревал бы я нивы раздольные,
И воспевал бы я труд бедняков.
Вверил бы лире все думы заветные,
Лил бы на Землю потоком стихи,
В них бы воспел все дела незаметные
И бренной землицы большие грехи.
Только отрублены крылья могучие
Не возлететь, не подняться с земли.
Нет, не витать мне в просторе за тучами,
Нет, не летать в голубой мне дали.
 Март 1955 год.

 
Вот так и мы сгорим. Останется лишь пепел
От наших тел и больше ничего.
Раздуют ветры пепел по планете.
Не мало нас, таких, на белом свете
Мы не интересуем никого.


Кто мы? Сумею ли ответить
На этот сложный и простой вопрос.
Лучи потухшего светила на рассвете,
Стихии буйной вольные мы дети,
Родившиеся в океане слез.

Мы с жадностью глядим на мир чудесный,
Но в жизни радости не ждём.
Привыкли к бедности и с гордой песней
Дорогою идем мы неизвестной,
Тяжелою дорогою идём.

Дамоклов меч давно повис над нами -
Героев нет, чтоб снять его.
Стоим и ждем, а меч над нами,
Как багровое крови пламя,
Висит - грозит. Мы ждем чего?

Мы строим мир для наших поколений
Сын бедняка каждый из нас.
И каждый мнит - в душе он гений,
Что полон он надежды и стремлений,
Что мир хвалу ему воздаст.


Нет, слава не для нас поётся звонко,
Литавров звон не нам звучит.
На праздных торжествах мы все в сторонке
Стоим - не слышно песни громкой.
"Нельзя кричать! - и мы молчим.

Мы - дети вольности с отобранной свободой
Лишённые прямой дороги в жизнь.
Но мы идём плечо к плечу с народом,
Мы вместе боремся с природой.
Мы строим, строим Коммунизм.
Март 1955 год.


Нескончаемо медленно тянутся
Дни суровой неволи моей
И мне кажется, что не кончается
Череда этих пасмурных дней.
Как один эти дни одинаковы,
Нет различия - горе, нужда...
Эти дни мною горько оплаканы
Я запомню их боль навсегда.
Я на тяжесть сих дней не ропщу.
Переношу их с великим терпением.
Только волюшки, жизни хочу,
Хочу отдых и наслаждения.
Хочу и жажду всей душой
Обнять свободу и тогда
Не выпускать ее из рук
До самой смерти никогда
Март 1955 год.


За окном сгустилась ночь непроглядная
Все погрязло во тьме - не видать ни зги.
Ой, ты жизнь моя, неприятная!
Хоть возьми да от жизни беги.
Не с кем душу размыкать душевную,
Нет пристанища мне сердечному,
Утолить печаль бесконечную,
Облегчить мою участь плачевную.
А на улице ночь черным черна,
И в душе этой ночи тень черная.
Ох, дождусь ли я просветления?
Ох, ты жизнь моя...
Верю: скоро ночь утром сменится,
Скоро солнышко взойдет красное,
Хлад души моей разогреется.
Укатит в Лету жизнь ужасная.
Март 1955 год.


Не верится даже, что буря прошла
Суровых годов заточенья.
И снова жизнь, как весна зацвела
Вернулась любовь и веселье.
В душе утомленной остался лишь след
Годов пережитых бесцельно.
Привет тебе, жизнь! Горячий привет!
Радость моя непомерна.
Март 1955 год.


Когда же май придет желанный
В своей чарующей красе?
Люблю бродить весною ранней
По изумрудной по росе
Люблю встречать восход светила
Средь пышных елей на бугре...
Родимый край! Мне всё здесь мило
И в летний зной, и в декабре.
Люблю я пышных елей иглы,
Пьянящий запах сочных трав.
Привольный край, мой край родимый.
Любимый, добрый русский край.
Люблю бродить в лесах тенистых
И слушать пенье вольных птиц.
Невольно сердце ввысь стремится
Преград не зная и границ.
Люблю в прохладных волнах плавать -
К волнам склонилися вязы.
Когда ж последний снег растает
И грянет первый гром грозы?
Люблю грозу, сверканье молний,
Раскаты грома в вышине
И тучи черные, как волны
Плывут зловеще - мило мне.
Зеленокудрые березы
В наряде белом у пруда
С апрелем плачут и их слёзы


Текут по платью, как вода.
Люблю зимой катанье с гор
В салазках легких, скользких, быстрых.
Родимый край, мне твой простор
Дороже всех богатств великих.
Родная русская природа,
Раздольный милый русский край,
Прекрасен ты в любое время года.
Хорош декабрь, прекрасен май.
Март 1995 год


ПОСЛЕСЛОВИЕ

     Вы прочли стихи, случайно найденные  в старом хламе, в давно забытой тетради и блокнотике. Молчаливый свидетель своей эпохи говорил с Вами на своем языке.
     Прошла уже  и моя жизнь, как и жизнь моего отца. Мне, его сыну, досталась та же тяжелая доля сына врага народа. Эта часть жизни была всегда закрыта. И осознал ее я только сейчас, глядя на  муки своего отца, который был лишен всех прав, но не сломился, трудился всю свою жизнь, зарабатывая на кусок хлеба проектировщиком, в частности, спортивных комплексов, в которых сам и тренировал мастеров мирового уровня.
    Я долго не понимал, почему я лишен был в этой жизни многого: выезда за границу, научной карьеры, странного вакуума вокруг, права учиться в МИФИ и иных заведениях, ученой степени, да все и не перечислишь. Пока не получил справку из прокуратуры на реабилитацию своего отца и признании меня самого пострадавшим от политических репрессий. Это не дало мне ничего в жизни, только понимание, что я остался один в мире без братьев и сестер…  Но я хоть выжил, а другие мои земляне так и не увидели белый свет.
    Недавно я узнал, что и сам отец писал стихи. Пару лет назад и сам я стал писать, как будто кто включил второе дыхание на дистанции жизни, более похожей на полосу непреодолимых препятствий…
     Как и мой отец, получивший признание к своему 80 летию, как родоначальник Оренбургского и Новочеркасского бокса, я смог, вопреки лагерной судьбе врага народа, прославить и свое имя созданием новых научных направлений в гидротехнике и экологии, но печаль за миллионы сгубленных и забытых душ гложет душу мою.
    Помните, сколько оборванных судеб растворено на земле нашей происками злых сил зависти. Цените жизнь. И живите лучше нас...

   Я не смог найти ни самого Афанасия Воронина, товарища моего отца по еще той, известной как 58 статье, ни его могилы. Долго искал возможность издать эти стихи, даже провел конкурс в Новочеркасской зоне среди художников для иллюстрации этих неординарных стихов для нашего времени, но ни один, так называемый, правозащитный фонд не дал ни гроша. Это все, что я смог сделать, чтобы сохранить имя забытого поэта, как говорит отец - он все время говорил стихами и сохранилось  только то, что отец успел записать. Сам поэт был малограмотен. Какой-то редактор по ознакомлении со стихами, не зная, о ком идет речь, заявил, что это подражание Пушкину, Лермонтову и Есенину одновременно. Еще бы, это крик души. Как говорят: русский, это судьба.

Владимир Лагутов