Чарлз Буковски. час тридцать - шесть утра

иногда я улыбаюсь, когда представляю,
скажем,
Селина за печатной машинкой
или Достоевского,..
или Гамсуна...
обычные люди с ногами, ушами, глазами,
обычные люди с волосами на головах,
сидящие здесь, печатая слова,
испытывая в то же время трудности в жизни,
будучи в то же время озадачены почти до безумия.

Достоевский встаёт, уходит помочиться,
возвращается,
выпивает стакан молока и думает
о казино
и рулетке.

Селин останавливается, встаёт, подходит к окну,
смотрит во двор, думает о пациенте,
который скончался сегодня,
больше не надо делать визиты к нему.
когда он видел его в последний раз,
больной уплатил по счёту;
это те, кто не оплачивают свои счета,
живут и живут.
Селин идёт обратно, садится
за машинку,
он неподвижен добрых пару минут,
затем начинает печатать.

Гамсун стоит над машинкой, размышляя:
любопытно, поверят ли они всему тому,
что он здесь написал?
он садится и начинает печатать.
он не знает, что такое бесплодие:
он, изобильный сукин сын,
почти так же чертовски ослепителен,
как солнце.
он печатает дальше...

и я смеюсь
в пределах
этих глухих стен,
этих грязных жёлтых и синих стен;
мой белый кот уснул на столе,
спрятав глаза от света лампы.

он не один в этой ночи
а также
и я.