Миф обо мне

Когда она обернётся и я совершу убийство,
я буду чувствовать Богом себя и своё жилище:
кремовые обои откроют тайное свойство
величия, домоседства, другие ещё приличия, -
маленькое мещанство, вмещающее универсум
под ноготком на пальце, за зрачком в роговице.

Склонность читать Хайяма скоро войдёт в привычку,
и я заложу закладку и подогну страницу
о пропишу пометку крупной фигурной скобкой,
чтобы, куря на балконе, вздрагивать и, икая,
думать, что кто-то вздумал вдруг обо мне подумать.

Видеть, конечно, город, но ничего не видеть,
после беглого секса или стакана чаю -
как пребывать в тумане, в мягком таком тумане.


В прошлое не вернуться, стали не те дороги,
стали не те созвездия, мойры плетут паутину,
стало время как внешность без внутренности, в сосуде
нежная пыль наощупь, запах того Хайяма
стал на октаву ниже, неощутимый после.

В том, что луна и кроны влажных берёз зеркалят,
плавают неприцельно облачные финвалы,
как никогда не надо ветра, попутной песни,
спутничающей думы или чумы бубонной,
брошеной у порога, я не вернусь в Элладу.

В прошлом ещё раз в прошлом в будущем есть орнамент,
выцарапаный монетой на придорожном камне,
на валуне невидим, выветрен до легенды,
до присказки, до поговорки, какие ещё чеканят
на заднем дворе, пугая кур, голосами дети.

Камни висят на ветках, как яблоки, на бечёвках.


Полное и пустое - будни и воскресенья,
звончики утешений, тонкой луны забавы,
радости мне не надо, горести мне не надо,
и никому не надо, и никому не будет,
полый песок погложет, выплюнет ветру после.

Так хорошо Хайяму было, как мне сегодня,
только однажды; пьяный, он не предвидел, видно.



больше ничего