Кто прав, кто виноват...

Они стояли под дождем, не в силах объяснить: кто прав, кто виноват. Она говорила, что он бессердечный дурень, а он лишь пожимал плечами.
Она говорила, что он слабохарактерный и трусливый, а он держал над ней свой зонтик, что бы она не промокла. Она называла его дураком,
и он корил себя за свою глупость. Ей было больно, а он не понимая, чем он может помочь, стоял и смотрел на нее. Он сто раз смотрел в эти глаза,
он не мог вспомнить их цвета, когда на них не был направлен его взор. Но его сердце останавливалось и билось с новой силой,
когда он исчезал в синеве ее глаз. Он не умел просить прощения, так уж вышло, что ни когда ни пришлось ни кого обидеть.
И вот сейчас, он стоял не в силах вымолвить ни слова. Он не мог защищаться, ведь на него не нападали. Он не мог извиниться, ведь он не знал своей вины.
А она стояла и размахивала руками, что - то говорила, плакала, била его своими кулачками в грудь, и почти падала на колени от усталости... Но он подхватывал ее, и поднимал.
А она снова говорила какой он дурак, тряпка и мечтатель. Он не знал, что сейчас она подумала о том, что влюбилась как раз в мечтателя, а сейчас корит его за свои проступки.
Ее пыл угасал, и постепенно она понимала, что во всем виновата она. Ей хватило еще одного взгляда что бы понять, что это он, сейчас стоит и держит над ее головой зонтик.
Что это он не давал ей упасть и совсем потеряться. Он делал это всегда, с того самого момента как впервые ее увидел.
Он полюбил ее за то, что она есть, а она, наверное за то, что он ее любил. Она стояла в замешательстве, молча и смиренно стоя, перед ним, и боясь посмотреть на него.
Она знала, что он все понимает, а может и не понимает, но очень старается защитить ее и помочь ей. Вот такой он, ангел. У него нет крыльев, но он всегда рядом, готовый ее поддержать.
Пусть не красивыми словами, или прикосновением, а просто присутствием, ожиданием. Она слишком часто была не в настроении, раздраженная,  отказывалась и от его стихов посвященных ей,
и от его объятий, в который так же прекрасно и тепло, как в раю. Из за чего она бросалась на него, бранила его, оскорбляла? Просто из за того, что недостойна его? Его - такого спокойного и светлого.
Или потому что он никогда не поднимал на нее руку, хотя должен был. Может ей казалось что он ее не любит, хотя он всегда был готов ее защитить, даже от самой себя.
Но ведь он давал ей слишком много свободы? А разве не этого она хотела... Свободы. Да, но не от него и его любви! Но он же и не отпускал ее.
Какой она была глупой, это не он, это она дура и тряпка. Не так ли милый!? Она взглянула в его глаза и поняла, что не так.  Для него она самая прекрасная, добрая и...
Хотя он не часто закидывает ее комплиментами. Он считает слова, пустыми, не достойными ее. Глупый) Для него ее красота неописуема.
Хотя порой, читая его черновики, ей казалось, что это она так ничтожна, рядом с этими сравнениями. Он ни когда не претендовал на место белого принца.
Ему не нужны были белые кони, он больше любил белых львов. А ей все хотелось как в сказке. Как она была слепа, ведь он и был, тем молчаливым рыцарем, без страха и упрека.
А она была взбалмошной принцессой, капризной и избалованной. И даже когда она оборачивалась, злой ведьмой или драконом, он все равно не поднимался против нее. Он готов был выдержать все.
А она ревновала его ко всему что движется, следила за ним, упрекала. Он знал об этом, его не легко обхитрить, или провести. Но он молчал, и так же спокойно стоял и любовался ее глазами.

Они стояли под дождем, не в силах объяснить: кто прав кто виноват. Она молча стояла, опустив голову, а он держал над ее головой зонтик, готовый в миг, защитить ее от любой напасти.
Вот она шагнула к нему навстречу, собираясь с силами что бы что - то сказать. "Я была такой дурой!" Но восклик был только немой, в мыслях, ведь она заметила, что он собрался сказать то, чего она так долго добивалась.
"Я дурак!" Но и этот восклик пропал в тишине, ведь ее пальца коснулись ее губ, а глаза объяснили то что, не могут объяснить самые прекрасные стихи.

Они так и остались стоять под дождем, пока он не кончился. Обнявшись, тихо шепча на ухо, клятвы, которым не суждено было умереть, раньше своих хранителей.
А потом они взялись под руки и пошли дальше по парковой аллее, где ни кого не было, с самого утра. Им не нужны были свидетели.
Их свидетелями были небо и земля, а священником стал дождь, надолго отпечатавший их имена на мокром асфальте всего города.