Страничка первая. Мой шлем

Эти странички прозы написаны не мной, а моей мамой.

Конечно, я сама могла бы написать сочинение о войне,  как это нас научили делать в школе - опираясь на прочитанное,  увиденное в кино и редко - на рассказы настоящих фронтовиков, которых в то время еще было много живых.
Мой дедушка воевал, но жили мы далеко друг от друга, и в редкие встречи мне даже в голову не приходило расспросить его о войне. Помню только, как заинтересовали меня медали «За отвагу» и «Орден Красной Звезды», который тогда мне казался просто красивым значком. Конечно, сейчас бы я его обо всем расспросила…
Да, я могла бы написать сочинение… Но почувствовать себя живущей в то время я не могу. Поэтому и предлагаю эти рассказики - написанные мамой воспоминания о детстве, выпавшем на предвоенную и военную пору.

Страничка первая

Мой шлем

Передо мной фотография, где я снята в летном шлеме.
И я вспоминаю историю появления этого снимка.
Год 1938. Мне 9 лет.
Я сижу за столом и смотрю в газету с траурной фотографией Валерия Чкалова.
Я горько плачу. Выросшая вблизи аэродрома, я, насколько это было доступно моему возрасту, разбиралась в самолетах и идеализировала летчиков.
Валерий Чкалов был моим кумиром. Он первым совершил беспосадочный перелет из Москвы через Северный полюс в Америку. Он Герой Советского Союза. И его не стало. Это было жестоко.
Я проплакала всю ночь. Родители были обеспокоены.
Через два дня папа принес два новеньких летных шлема и сказал мне: «Выбирай». Я выбрала один и доносила его до дыр.
В 1942, когда папа ушел на фронт, я сфотографировалась в этом шлеме и отправила ему фотографию. Папа писал мне, что гордится мной (я была отличницей и хорошей помощницей маме) и что он обязательно вернется.
Мы, дети войны, всегда были в курсе военных событий. Спасибо, радио.
Немцы не заходили в наш северный край, но, когда над нашей школой пролетал самолет, мы, слыша тяжелое гудение мотора, замирали от страха. Но стоило ему пролететь, как мы, вскакивая с парт и крича: «Двухмоторный! Нет! Трехмоторный!» - бежали на улицу и смотрели ему вслед. Вместе с нами выбегала и наша молоденькая учительница немецкого языка.
Я твердо решила стать летчицей, как Чкалов, Гризодубова и Осипенко. После окончания седьмого класса мы с одноклассником Юрой Патраковым подали заявление в летное училище (в какой город, не помню).
Война еще шла, нам деликатно ответили, что девочку не примут, а мальчик может приезжать. Мы решили закончить 10 классов. Летчицей я так и не стала – выяснилось, что я боюсь высоты.
С тех пор прошло немало лет. Я приезжала в свой родной Березник, бродила одна по старому  аэродрому, который превратился в цветущий луг. Мне было грустно.
Нет самолетов, нет флюгера, с которого начинался наш день, нет дома, в котором жили летчики, и нет татарской сакли с плоской крышей, на которую взбирался татарчонок при виде нас и, приплясывая, пел песни на непонятном нам языке.
И только Двина в этом месте и сейчас по-прежнему подмывает берег. И мне снова грустно.