Александр Андерсон. Рабле

Рабле

Люблю я Франсуа Рабле,
Всегда весёлого француза,
Что в горделивом defile
Несёт объёмистое пузо,
Что поразит огнём острот
И мудрецов, и идиотов,
А после хмыкнет и уйдёт -
Фальстаф средь галльских словоплётов.

Скользил изящно Фенелон
По крытой лаком половице,
Расин терял покой и сон,
Когда монарх изволил злиться;
Мольер, премудрый их сосед,
Был склонен к шуткам и потехам,
Учил, Аристофану вслед,
С хандрой бороться добрым смехом.

Вольтер, мы знаем, всё подряд
Искусно ставил под сомненье
И был готов излить свой яд
На всех вокруг без исключенья;
Однако, сей универсал
Не в силах был создать Lustspiele,
Как Рихтер в "Геспере" сказал,
Написанном в сложнейшем стиле.

Но, corps de Dieu, через века
Рабле отточенные фразы
Вас будут щекотать, пока
Вам не привьют свою заразу.
Ему попы и короли,
Что топчут шаткие подмостки, -
Мишени для команды "пли",
Удара жгучего трехвостки.

Конечно, есть эпохи муть
В пьянчуге этом краснорожем.
Он мог такое завернуть,
Что и переводить негоже.
Грехи укрыла от святош
Старофранцузская обложка -
Солёным потом изойдёшь,
Их разбирая понемножку.

Но кто, смеясь, не будет рад
Словесным следовать дуэлям,
Читая жадно, что творят
Там Грангузье с Пантагрюэлем.
Брат Жан, завидный персонаж,
Монах Христов с тяжелой дланью,
Что, без труда впадая в раж,
Врагов разил отборной бранью.

"Зачем бранишься, братец Жан?", -
Его друзья пытали строго;
В ответ смеялся грубиян:
"Зачем? Для украшенья слога!"
А Томас Гуд писал в дневник,
Что Лютерово изваянье,
Мол, Жана вылитый двойник -
Поклёп, не стоящий вниманья.

A nos moutons, с огнём в крови
Я добивался неустанно,
Что скрыто за la joyeuse vie,
За этой ширмой балаганной?
Заметно, inter nos, порой,
Как прерывая роль паяца,
Рабле качает головой,
Нам предлагая - не смеяться.

Дюпон сказал, в конце концов:
Рабле был вечной жаждой мучим,
Но жаждал знаний мудрецов
В порыве страстном и могучем.
Весь этот пьянственный словарь
С его вакхической кантатой -
Есть возлиянье на алтарь
Минервы, мудростью богатой.

Но Франсуа упруга прыть -
Он не вмещается в границы
С его "великим может быть",
С призывом пить и веселиться,
С рукой, протянутой к ковшу -
И, посмеявшись над собою,
Стихи охотно завершу
Раблезианскою строфою.

Buveurs, давайте пить, братва,
Родник Минервы нам трофеем,
Покуда, как её сова,
В дымину не осоловеем.
Пусть воцарится пьяный хай,
Le bon Dieu дарит нам немало;
Святой Обжорий, наливай,
Чтоб мудрость мира прибывала.

Alexander Anderson ("Surfaceman")
(1845-1909)

Rabelais

1 'J'aime Monsieur Francois Rabelais', that
2 Rough, shoulder-shrugging, laughing Frenchman,
3 Who struts about, broad, red, and fat,
4 With humour for his constant henchman;
5 Who shoots his wit like arrows out,
6 Which goes straight home, like shoulder-smiters,
7 Then shrugs himself and wheels about -
8 The Falstaff of his country's writers.

9 Your Fenelon can smoothly glide,
10 Harmoniously in polish'd setting;
11 And Racine, who for sorrow died
12 Because his monarch took to petting;
13 And Moliere - witty dog - who caught
14 The lighter nature of his brothers,
15 And, like Greek Aristophanes, taught
16 How much of spleen broad laughter smothers.

17 Then keen Voltaire, who sniff'd and tried
18 All things by the test of suspicion,
19 Who, holding a free lance, could ride
20 At aught without an intermission;
21 And yet for all his witty ways
22 Could not by any form of pleading,
23 Write a 'lust-spiel', so Richter says
24 In 'Hesperus', which is toughish reading.

25 But, 'corps de Dieu', this Rabelais stands
26 With broad and rubicon complexion,
27 And tickles you as if with hands,
28 Until you catch his own infection.
29 He cares not for your priests or kings,
30 That strut upon this stage so fickle,
31 But holds them both as legal things
32 To poke his fingers at and tickle.

33 Of course, the faults that mark'd his age
34 Are found in this bluff, jolly toper,
35 Who says things very far from sage,
36 Which to translate would be improper.
37 Yet innocent enough they lie
38 Behind their old French style of cover,
39 That costs you many a weary sigh
40 Before you can get rightly over.

41 But still you like him in your mind,
42 And hang upon each wordy duel;
43 And laugh with him, and slip behind
44 Grandgousier and Pantagruel.
45 Frere Jean, too, has a spell to cast
46 About you, very deep and daring -
47 Frere Jean, that rough iconoclast,
48 Who fells opponents with his swearing.

49 'Comment, frere Jean, vous jurez?' sighs
50 A friend, who thought that habit shocking;
51 'C'est pour orner mon langage', cries
52 This testy Jean, so fond of joking.
53 Poor Hood, from Deutchland writing back,
54 Said Luther's statue, to his liking,
55 Was counterpart of Friar Jack -
56 A compliment not wise or striking.

57 'A nos moutons', it were for me
58 A task to ferret out the meaning
59 That lies behind 'la joyeuse vie',
60 'De Pantagruel' and its screening.
61 Yet, 'inter nos', it might be said,
62 Apart from all his classic chaffing,
63 That Rabelais sometimes shakes his head,
64 As if our duty were - not laughing.

65 But yet, as Pierre Dupont holds,
66 The mighty 'soif' with which he rages
67 Is but that high thirst which enfolds
68 Itself around the lore of sages.
69 That all his praise of golden wine,
70 And reeling Bacchic invitations,
71 But symbolise Minerva's shrine,
72 By which we ought to pour libations.

73 Then setting Francois in the light
74 Of teacher in his way, and putting
75 His 'grand peut-etre' out of sight,
76 As not our present purpose suiting;
77 But thinking that his moral's pith
78 Is broad, and very far from mystic,
79 I laugh myself, and finish with
80 A stanza Pantagruelistic.

81 Come, 'buveurs', jolly topers, drink
82 From golden wisdom's flowing sources,
83 Until like her own owl we blink,
84 And reel with all her heavenward forces.
85 'Ha, parlons de boire' and sup,
86 'Le bon Dieu' is the boundless giver;
87 'Ventre de Saint Quenet', drink up,
88 And let the world grow wise for ever.