Сборник реализм

Декламация…

Декламация души,
Непроизвольно, но часто,
Я рассыпаюсь на сотни осколков,
Детально рассмотренный под микроскопом Европы,
Это не я, - это образ столицы,
Цивилизацией дышат провинции.
Кончено. Будущее достигнуто, использовано и выброшено,
Одноразовость есть во всем,
Даже в войне.
Все остальное – лишь способ добиться признанья,
Капитуляцию вычеркнуть,
Выставить правду,
Здесь она ложь, но законность пороки свободы,
Голос народа, короче обман,
План конформизма: уютно и просто,
Вырытый  в сердце широкий карман.

Женщина…

Каждая женщина в старости,
Будь она хоть добросовестный труженик,
Или разбитая временем шлюха,
Просит у стонущей памяти,
молодость, или хотя бы спелую руку,
Страсть и желание стать той блондинкой с портрета,
Жизнью наполнить свою на портрете фигуру,
С дуру бросаясь из окон высотных квартир,
Мир превращается в жадность,
Свобода в сартир.
Белое прошлое, жизнь на пороге убытка,
Так вспоминается тяжко, -
Молодость: все в ней прекрасно,
Кроме прокладок окрашенных в красный,
В кровь, как протест против ссохшихся дам.
Ну а сегодня в припадке пустого надлома,
В городе павшем от наркопозора,
Старая женщина тянется в храм.

***
Людские нравы за окном,
Мертвые и грубые, пустые голоса,
Убогие и строгие в одно мгновенье жизни,
Уже и впрыскивание в природу состоялось,
Этих черных масс кб. мм. дряни,
Превратившие меня в дрянь,
Судьбе показавшие грань.
Редкие березовые столбы,
Померкшие в свете неба,
Озерных переплетов льда,
Вторая Империя в гневе,
В снежных огнях провода.

Птица свободы…

Медленно кружит танец,
Последняя птица свободы,
Ветер сквозь шапки и слезы,
Смотрел, как насилуют девушку,
Конституционно защищенные породы.
Но у меня остается любовь,
Жадное искусство взаимности,
На купюрах, в заношенных циниках,
Прорывается слово души.
Вечный обман: - что это? – Дохлая истина,
Или синдром поколения.
Мистика в грани излишества,
Конец – как начало прозрения.

Бомба израильской армии,
На перекрестке ислама,
Пусть это катится к черту,
Ближневосточная драма…

***
Теперь даже ад смог умереть,
Дьявол лишен вечного времени,
Предпосылки уничтожения Бога – уже ненадобность,
Это сделало поколение, ставшее бременем.

Передоз детей – это записано в конституции,
Проституция маслом ложится на хлеб уличных столов.

Уроды по праздникам верят в расцвет,
В карманах страны ковыряя проценты,
Устраивают кунсткамеры,
И довольные собой экспонаты,
Радуются слюням СМИ, и
шлюхам в президентских костюмах.
Словно мир – это фантик жвачки,
И будто бы это не мы, а поверивший в сказку мальчик…

***
Я говорю вам друзья до свидания,
В день начала апрельской войны,
Когда небесный пулеметчик уничтожает зонты, -
Как символ цивилизации.
В резервации радость: дождь еще не запрещен законом,
Под лоном иллюзии не искаженной свободы,
Дышит последний борец за любовь,
И поедает свои – же погоны,
Армия, сдавшая донорам кровь.

Я не люблю, но, а все – же хочу быть влюбленным,
Что – бы в блокноте испортить 15 страниц,
Все остальное уйдет на рождение боли,
В память чесотки, от черных французских ресниц.


Алкаши…

Алкаши у магазина,
Читают друг другу стихи,
Шекспирами ставшие после бутылки,
Проза о жизненной плоскости,
И слезы людей, отдающих им пульт,
Для перемещения в пространстве,
В потоки иного мира,
Голосом дохлого змея,
Хреновая - это затея,
Кромсать мечом поколение,
Прозрачными тенями без цензуры,
“Вот это творение!” – воскликнул завод,
Продали в массы партию “ртути”,
Правит Империей пьяный народ.

Демократия

Вставайте народы, демократия играет в сердцах,
Религия первостепенности, образованная
бактериями свободы в умах,
Начинает борьбу за возможность отсасывать,
У маргиналов культуры планеты.
Выхода нет, остается пи...еть,
Буд – то бы против, мазать в собственных чувствах, -
позорную месть.
На стенах подъезда писать радикальные строки, -
И после смотреть MTV.
Нет, - это всего – лишь сливные потоки души.
В измученном пиницилином сознании.
Знания жадно глотает система.
Вена – единственный смысл бритья,
Время пришло, раздевайся свинья,
На сцене истории нынешний век,
В стриптизе увидевший – смысл спасения,
Продавший иракские брюки в обед,
Блюющий на дне преступления.

Заголовки газет…

Фейерверк  в заголовках газет,
Как угроза святой демократии,
В виде подпольного гнева,
Третьесортных народов,
в переборе пустых постулатов войны,
За тенью Аллаха, измученных в жажде свободы,
Под взглядами прессы взрывающих толпы детей,
Убежденных с рожденья в идеи господства добра,
Не со зла, так вещают правители света,
Одетые где–то в одежды народов Земли,
Убежденных фанатов зачатия крупной войны,
Орущих на кухне в поддержку свержения власти,
Опускающих в урну заведомо ложный листок,
Голосуют согласно статистике НАТО,
В перемешку с говном,
в одеяло укутавшись с ядерной процедурой,
С натурой тирана художники стран,
На картинах рисуют распятье планеты,
В антогонию идейной любви.
Бросив заветы библейских пророков,
Голос повысив на прошлый совет,
Вешают слабость народов Востока,
Так, разрывает на части памфлет…


Май…

Бесславно закончилась эта война,
Протухшая в ядерной дикции,
Нюрнбергский процесс обещает 2 – ю главу,
Фестиваль наступления левой бравады,
Приступил к репетициям.

Объедая владения липкой помады,
На баррикадах зажегся фонарь,
Публициста тверской революции,
На стенах поллюцией светится:
“Май! Да здравствует проституция!”

Одинокий…

Идет одинокий, от первобытности скаля глаза,
По дороге широкой, как полотняные кольца «Юпитера»,
Люди из окон машин, поперхнувшись улыбкой,
кричат: «Привет, мы из Питера!»
Далее следует революция,
Сотнями транспарантов взорвалась улица,
Плюнув в лицо модернизму –
новорожденному гению, дети сутулятся,
Старость под занавес школьной программы,
Спрос на рекламу – эффект радиации,
Позавчера, заграничные акции,
Плавали на междуречье Берлина,
Макулатурная тина столицы,
Новой аннексией, выстрелив мимо,
Перечеркнула победу Европы,
Золото мира, отдавши рабам.

Дождь напевает о смерти уныло,
Старые женщины тянутся в храм.

Вбитый гвоздем перестройки процесс,
Стойкий и пьяный, как лобби столетий,
Мир разрывается, вечный протест,
Против того, кто идет по дороге,
Как одинокий и страстный поэт,
Вяжет из жизни, забытые строки.


***
Хлистайте плеткой присяжные заседатели,
Театр абсурда и теория вероятности,
Соединились в одно целое – эпоха неприятности,
Век незаконнорожденных и всемирной старости.
Читают приказы солдаты НАТО,
Матом расходится милая нация,
На демонстрации: старые коммунисты,
и неонацисты, БОК о БОК, - справедливости ради,
Моралисты Европы устали,
С повязкой на лицах,
Спасаясь от вони гниющего льва,
Брошена шлюхой в подвале страна,
Теперь шовинист – это тот, кто спасает от гибели нацию,
Просит прощения в храмах великой державы,
Тогда и я шовинист, Вы правы.

***
9 января – мысли на уровне грязи,
Одоленные криком заразы,
Невозможность мечтать о судьбе,
Любовь - то единственное для чего разгорелся пожар жизни,
“01” – пожарные расчеты к тебе.
Теперь о конце:
Собака из 2006 – го, съела сердечную массу,
Кусок мяса, обернутый телом,
Который не имеет расы,
И не отличается разрезом глаз,
Но так же легко, как и все,
Смывается в унитаз.

До свидания…

“До свидания,”- написано так,
Словно прощаются навсегда,
“До свидания,” – словно любовь моя пустяк,
Сердце пронизано нитью огня,
Но это всего – лишь слова.

Ты уже ушла. Февраль. Остатки жизни.
Пульс – ровно столько, сколько надо для комы,
В комнате пусто, шевелится тень,
Тело бездвижно, безымянные стоны,
За сто рублей куплен сон.
Женщина. Три часа назад.
Последний шанс жить.
Прошла по обоюдной бритве.
Судьба вылилась кровью, забрызгала окна,
За которыми за полночь, пьяные фонари не светят,
А улица выплевывает трупы,
На асфальте та самая женщина,
А за красными окнами утро…

Закат…

Над городом солнечный закат,
Как связующий провод столетий,
Из 18 – го в 20 – ый,
Из чистоты в помой,
Из сущности рождения в обнаженный запой.
По переулкам в юбках, укутавшись в рукав.
В кармане и в сгоревших сигаретах.
Живет судьбой ребенка молодой обман.
Прикинувшись кастетом и монетой.
На вечере дебата двух сердец,
Под штампом разгоревшиеся страсти,
На завещании написанный триплет,
Бросающий в юродивые пасти!

На перевернутых штыках солдатских ружей,
Любовь, как окровавленный живот,
На поколение натравленные пули,
Стране конец. Сознание не врет…

***
…Нации уродов.
Mc’ братьев держащих свой член,
От укачки при виде лесбийского секса,
О мразь XXI век!..


Свобода…

Свобода теряет смысл,
при каждом дуновении ветра,
А я блуждаю по проспекту Ленина,
Сквозь гирлянды погибшего города,
В шапке колючего снега,
В летних ботинках в войне против холода,
Падая в пропасть пустого Онего,
Жаля прохожих глазами гадюки,
Движением тела, показывая превосходство,
Впитывая революцию со спящих стен,
Мое сходство с началом 20 века ничтожно:
я не Маркс и не Ленин, а всего – лишь просвет,
На всеобщем пятне конформизма,
Мифизм моей фигуры доказан наукой,
От скуки сдуваются пухлые губы,
От лживой любви меня рвет на куски,
Как банку с консервами,
вскрыл доказательство истины,
Которая лишь для меня! означает
доказанность жизни.
И падая в обморок, хвастаясь смертностью нищих,
Я их возношу над толпой обезумевших рук…


***
Грязный, бурлящий город,
Зимой он, похоже, застыл,
Баррикады одеял, как поднявшие ворот,
Обещали мороз – настроение ртути можно назвать пустым.

Люди прикинувшись брошенным хламом,
Дохнут в картонных домах,
Соц. обеспечение гладит погибших собак,
И вычеркивает электорат в полисах,
Бухгалтерской ручкой, сухо!
Как висят на оголтелых модницах,
Скидки бутиков французских домов…
Не верь в любовь Империи,
Или как там её – «3-ий Рим»!
Любая улыбка на юной улице,
Лучше, чем весь этот мир...

Жара…

Жара, поставив на грань вымирания,
Целую Северную Империю,
Смеется в разрез общепринятым нормам,
Свободы и планам спасения.

Пивные ларьки, заключив договор с постоянством,
Магнитом вбирают валюту сходящих с ума,
Крушение кода – доктрина разбитая залпом,
Туристы на море с терпящего смерть корабля.

Я впал в людоедство воды,
Возвратившись в основу прогресса,
И жадно питаю прохладу в великом бою,
Плюю на политику, смысл и правду,
Я жду холода, что – бы снова продолжить борьбу…


После дождя…

После дождя, в лесу,
На мраморном ведре,
Весной, протухшей в собственной блевоте,
На Всесоюзном празднике свободы,
В дни непогоды, в проклятые дни,
Свести с ума мне довелось природу,
Забросив смысл в аппетиты пустоты.

Поток из перьев после птичьей баррикады,
Взлетев над солнцем в дни Гагаринской страны,
Мне не хватает даже здесь твоей помады,
Я в строки заправляю всплеск мечты.

На одиночество, накинувшись с лопатой,
Бравада дачников срывает зимний фронт,
О буднях города беседа бьет засадой,
В Империальной полосе идет ремонт.

P.S.: Один, под стрелкой в буднях часа,
В болезнях транса, без друзей,
Мечтая видеть всех вчерашних,
Живущих в радости людей.


***
Человек – наверное, рабочий железной дороги,
За детищем собственных рук,
Замыкает по списку неблагонадежных,
Льготный планетный круг.


***
Мне холодно, я дрожу,
Я человек с первобытным мышлением,
В мантии времени жаждущий грез,
В строках реальности, сбросив иллюзию,
Быть повелителем мира.
Слез не лишенный и весящий граммы,
Голос мой падает словно звезда,
Истина бродит под носом упрямо,
Жизнь замирает – всего – лишь игра.


Postscriptum’альное приложение к РЕАЛИЗМУ:


***
Симметрия любви,
Из самых сильных чувств,
Ведь все это избыток слов,
Которым можно уничтожить вечность,
Игра в измену, глупая разлука,
Как в небоскребах, треснутых по швам,
Плясали рифмы,
брошенная шлюха,
Кричала в подворотне, на глазах
толпы,
Увидевшей конец своих мечтаний,
Обертка жвачки или деньги – синоним,
Ублажающий потребности слепых.
Все будет куплено брожением восстаний,
Ну а потом – одним разрывом отношений,
Родится новый мир, похожих миражей…

Как всегда…

Шепчет: - Люблю…
               - Я тебя тоже…
В общем, похоже на драму столетий,
На следующий день глупые и банальные фразы,
вопросы: “Где был? Почему не ответил? Я так волновалась!”
Короче отдалась кому-то.
Наука войны не проходит бесследно,
Удар, как разрыв контр - выпада нервов,
Искусно построенная оборона,
Заставляет рыдать хищника и мямлить жертву,
А дальше, как было записано в прошлом,
Цветы и подарки, дошедший до пьянки конфликт,
Любовь до утра, Высшее учебное заведение,
Разговоры друзей и вынесенные подругами мозги,
Национальные приоритеты страны,
И породившее век MTV,
Звонок: “Я без тебя не могу.”
В общем, он снял бы и шлюху,
Но проще, а главное дешево – владеть побежденным,
Вновь ласки и клятва навеки любить,
Скорей эта драма – ничтожество…

***
по комнате бродят тени,
в тумане газовой печи,
выдавливающие глаза,
командующие: «Не кричи!»

в карманах у них тишина,
паутина из гитарной струны,
это наемники космоса,
которых не успели спасти.

обнимают и душат, так холодно,
в горле врачебные иглы,
смеются и плачут без повода,
как средневековые игры.

на шею бросают петли,
вешают на фонарях,
на венах рисуют ветви,
и унижают страх.

я согласился на вечность,
кисти сухие, как свет,
тащат меня в подземелье,
в яму потерянных лет…


Президент…

Я спрашиваю у президента:
«Зачем нужна война?!»
Он говорит: « Нужна».
- Зачем?
- Не твое дело.
- Как не мое?! Я сын отечества.
- Ты слепая обезьяна.
Я говорю, что прозрел.
Он говорит: «Время. Тебе пора.
Начинается Дом – 2.».
- Мне это вовсе не нужно.
- Значит для тебя свобода – не пустое слово.
- Вам это знакомо?
- Нет, но вот тебе совет – учи китайский.
Я говорю: «Неужели?!»
Он говорит: «Все решено давно».
- Без нас?
- С вами всегда понос:
революция, референдум и прочая фикция.
- Нет, я открою глаза.
Ложь, вы не смеете.
Общество, люди узнают!
- Зря. Им плевать.
Они заняты глотанием новых реформ.
Марионетки во всем.
Да и кто говорил, что отсюда есть выход?


***
Стреляет в усталость прощения,
или ревет, как заря,
Кого раздевали в постели,
В звучании слов декабря?

Кого убивали в утопии,
В речах обезумевших дней?
В помолвках смертельной иллюзии,
Плясали остатки огней.

Палач – это жертва надменности,
Политиков или царя,
Толпа побеждает Отечество,
В правлении, видя себя.

Свобода устала, ей хочется,
Уснуть до прихода небес,
Вновь ярко пылает пророчество,
Предвидя идущий конец.


***
Хлещет по шее ветер,
Ты веришь в мораль любви?
Глупый, ты видимо болен,
Тише, прошу, не кричи.

Я собираю улыбки,
В горы тетрадных листов,
В мире бывают ошибки, -
Ядерный крик островов.

Облако душит солнце,
Дождь наследил у костра,
Бывает ублюдком город,
Как газовый провод страна.

У гильотины столетий,
Пляшут свобода и честь,
Кто еще верит, что ветер.
Может учитывать лесть?

Хлещет по шее ветер,
Смерть – это только игра,
Утро рассыпалось светом,
Вновь оживает заря…

***
Просыпаюсь утром, и вижу,
Что за окном вчерашний день,
Словно не существует времени,
А мир – это единая черта,
В котором для теней нет даже места.
Тела людей, как мусорные баки,
Скребут проспекты, прячут взгляд,
И льстят мечтам, у власти требуя любви,
Потом продажно ноют у экрана,
заглатывая пришлое кино.
В то время как другие страны,
Едят политкорректное дерьмо.

***
И запылённые синие дали,
Руки втоптали в объятья зимы,
Если б в тот вечер Вы всё рассказали,
Не было б с нами кровавой войны.

Выстрел один, как корниловский выпад,
Гений, способный предвидеть конец,
Трупы под масками газовых улиц,
Вера в рождение новых сердец.

Вывели десять из грязных бараков,
Поступью нищих их тащат к стене,
Мнимую силу расстрельного взвода,
Выровнит звонкий приказ о стрельбе.

Злые хлопки, как петарды у ёлки,
Падают «варвары» к красной земле,
Будут их помнить в измученной сводке,
Маршем статистик о вечной стране.

***
Я понимаю, любовь – это осенний кленовый лист,
Падает в лужу, и топчется кучей прохожих,
Не замечаемый, грустный, как невиновный убийца,
Он странной сердечной формы, хотя за поворотом сотни похожих.


***
Любовь – это яркое чувство весны,
Возможно, единственно правильный выбор,
Кто может сказать, что все смыслы пусты,
Тот может творить, высекая верлибр.


***
Любовь – это то, что сегодня спасает меня,
В коробке из каменных стен,
В системе нет боли,
Есть только стоны,
Прорвавшиеся из вне.