Я давил на звонок...

Я давил на звонок, я стучал в эту дверь кулаками,
но никто не открыл и никто не впустил на порог.
Мне хотелось кричать: «Я вернулся, откройте, я с вами.
Я – живой и голодный. Впустите меня – я продрог».

Но не щёлкнул замок, моё «я» в тишине задохнулось –
ни движенья за дверью. Только пыль и полуночный свет.
Что-то очень тупое и мёртвое в грудь мне уткнулось,
и заныло в груди стылой болью восьми с лишним лет.

Я принёс в тишину грохот станций и снег перевалов,
холод дальних ночей, злую ярость осенних ветров,
и промёрзшую скуку ночных полусонных вокзалов,
и втащил всё в подъезд под спокойный и тёплый покров.

Раздирает мне Душу отпечатками дней и событий.
Разделите же боль и откройте мне сердце и дверь.
Только эти квартиры и знать не желают открытий
и таких сквозняков, из которых я соткан теперь.

И осталось одно, выходя на мороз, хлопнуть дверью,
посидеть на скамейке и молча потопать назад,
стать совсем неприметной, скользящей по снежному тенью,
заработав забвенье, как одну из немногих наград.

И я выйду туда, где Планетой играет пространство,
где любое желанье растворяет покой в темноте.
Это всё мне привычно. И стало отчётливо ясно,
что погас для меня слабый отблеск в последнем окне.



7497.2.16
перевал Саланг