Рим

Горит экватор жаркой смерти,
Он душит вечно плоть Земли.
Ночь с днём запутались, как нити,
Сплетя дыхание любви.

Болезни, молнии и грозы
Сдавили мир  - и не вздохнуть.
И только радость, счастье, грёзы
Мерцают, словно Млечный путь.

Звезда-сосед проникла тихо
Сквозь призмы капель на стекле,
Как папа, сцеловав шумиху –
Слезинок бурю в голове.

Сказало Солнце, что боится
На горизонта сесть колень,
А я назвалась «8:30»,
Шепнула, что люблю тот день,

Когда в период «юрский» впала,
Хоть где-то очень далеко
Из детства моего забава,
Исчезла быстро и легко.

Я заплела в реальность сказку
И лентой алого цветка
Перевязала нежно ласку,
Рождённую, где провода.

А тот цветок – мак, раньше – сочный,
Сейчас – зажатый меж страниц,
По капле кровью окроплённый
Из бархата моих ресниц.

Мак вод моих, раздувших вены,
Рос рядом с цветом воронья,
Едавшего без всякой меры
Из жёлтых рук больного дня.

Но я сушу – вороны ниже
В преддверии падали кружат.
И небо стало с ними ближе:
Теперь  - вокруг, а было - над.

С ним наглый дождь под платье лезет
И сладострастно лижет грудь,
Её лишает сильных песен,
Что можно было бы вдохнуть

В святой, органный белый мрамор
Во мраке ночи, не тая,
Что вижу сны, дивлюсь на говор,
На то, что влажна простыня,

На храм, где плоскости объёмны,
Языческие божества
Где раньше поднимали взоры...
Теперь к ним тянутся глаза.

В том храме был старик Джованни,
Сухой рукой мне чётки дал,
Древесной лютостью оставив
С горчинкой терпкий идеал,

Вернувший мне успокоенье
И лёгкость беглых, лёгких строк…
А, впрочем, может вдохновенье
Там Гоголь передать мне смог.

2007.