Сказка об Иване-царевиче и Сером Волке. 6 глава

Воет ветер, бьёт прибой;
С виду мёртвый, но живой
Во дворце у брега моря
Царь Кощей не знает горя.
Так... чуть-чуть над златом чахнет,
Но бедой в том и не пахнет.
Ведь известно: кто с женой
Тот не знается с бедой;
Кто ж имеет гору жён –
Без ружья вооружён!
Пусть наружностью скелет
(Возраст! Всё же триста лет),
Но без импортной "Виагры"
Не страдал Кощей подагрой.
Сам себе был не указ
И женился сорок раз!
Да не просто так женился, –
Ну, как все: взглянул-влюбился, –
А зараз по шесть невест
Воровал из разных мест.
Налетал, как Змей, по небу,
Опрокидывал телегу
И, пока жених ругался, –
Хвать невесту! – и умчался.

Шли потом к нему посланцы
(Не с Руси, а иностранцы),
Ныли: "Сильвупле-пардон,
Можно взять обратно жён?"
Ныть Кощей не запрещал,
Даже больше – поощрял.
Летом, осенью, зимой
Нравился злодею ной;
Лишь весною, по капели,
Он приветствовал, чтоб пели;
Да не просто, как попало,
Но чтоб в душу западало!
Кто же петь не соглашался
Вскоре очень сокрушался.

Триста лет таких бесчинств
Дали миру много свинств;
Но вот что потом случилось,
Слышать вам не приходилось.

Развелось в дворце девиц,
Как в Италии певиц.
Из окошек зло глядят,
В закоулках шурудят,
В коридорах тёмных рыщут,
Бегают, чего-то ищут.
Если встретится мужчина –
Поступают с ним без чина;
Если встретится товарка –
Тут же потасовка жарка;
Если встретится злой дух –
Лопнет, не издавши: "Пух!"
Сам Кощей раз пострадал –
Аж как маленький рыдал.

Впрочем, маленьких детей
Без того в дворце – ей-ей!
Кто, откуда и куда –
Непонятно, но – беда!
Хуже жён Кащёвых скачут,
Хулиганят, воют, плачут;
Взрослых не желают слушать,
Но всегда готовы кушать.
В день пять бочек красных щей,
Да чтоб с мясом, без мощей!
К щам – с картохою рагу;
По желанью – творогу;
Ананасы там, кокосы,
Вишни, сливы, абрикосы;
И – серьёзно, без прикола –
Газировку "Кока-Кола"!

Но и это не конец.
Как в дворце есть семь крылец,
Так со всех семи сторон
Едут... тёщи на поклон!
С ними тести, деверья,
Дядьки, тётки, братовья,
Дедки, бабки, дочки, внучки,
Их подружки, кошки, жучки;
Ещё сорок сороков
Самых разных дураков!
Всех по разному корми,
Всех по разному пои;
Лишь в одном они похожи –
До работы не пригожи.

Бедный, бедный царь Кощей!
Он бы сам покушал щей,
Но какой в трапезной гам,
Кушать в срам со всеми там.
Вот и вышло с давних пор,
Что царь кушает, как вор.
Коридором прокрадётся,
В тёмный уголок забьётся
И сидит грызёт сухарик,
Будто пёс дворовый Шарик.
Стройным стал, потом худым;
Следом – тощим и кривым,
Тонким, как в заборе жердь;
Не соврать – живая Смерть!
Поселился жить в темнице,
Не показывает лице;
Если кто к нему зайдёт, –
Форменный скелет найдёт.
Но спускаться в тот подвал
Избегает стар и мал,
Без больших обиняков
Говоря: "Нет дураков!"

А теперь один вопрос,
Ветер нам его принёс:
Если нет царя, кто правит?..
Правит лень, раздор и завид.
Брат идёт войной на брата,
Медяки ценнее злата,
За зелёную бумагу
Отдают и честь, и шпагу,
А визглявых лицедеев
Чтят, как раньше чародеев!
Здесь законов вовсе нет.
Светит свет, но Света нет.
Нет и ценности вещей –
Здесь в темнице сам Кощей!
А на троне в главном зале
Дети... кошку привязали!
Хоть и дохлая, но всё ж
Против власти не попрёшь.
И, покуда скачут блохи,
Славить что – имеют лохи.
Кто же вправду в царстве правит,
Спроси... кошку! Кошка знает.

Всё. Хоть слова нету фальши,
Но тошнит писать так дальше.
Потому вот в эту строчку
Я поставлю таки точку.
Вправо отведу каретку,
Чертыхнусь на табуретку,
Сделаю пробелов пять
И начну рассказ опять.

Вот Кощей сидит в темнице
И не знает, что девицы,
Выбравшись через окно,
Всей толпой в саду давно.
По тропиночкам гуляют,
Фрукты чудные срывают,
Веселятся и поют,
Хороводы вкруг ведут.
Вытоптали всю редиску,
Оборвали вишню низку,
Погналися за пчелой,
Но вернулись с криком: "Ой!".
А когда есть захотелось,
Солнце, видно, дало смелость
У охранников снаружи
Попросить принесть в сад ужин.
Те с ворчанием ушли...
И картошку принесли.
Их за это отругали,
Двадцать указаний дали,
Вновь отправили за тортом...
И они пропали с понтом!
Что ж... решили спечь картошки.
Вынесли кастрюлю, ложки,
Соль, укроп, пучок петрушки,
Самовар и на всех кружки.
Развели огонь в саду...
И тут ветер на беду!
Как подхватит в искрах пламя!
Как поднимет ало знамя!
Будто порох из Китая
Сухостой трещит, сгорая;
Будто спички в детских ручках
Вспыхивает сено в кучках;
А несчастный самовар
Лопнул, как воздушный шар!
Закричали девки дружно,
Заметались, как не нужно,
А им вслед уже летят
Толпы красных дьяволят!
Всё кругом уже горит!
Жар со всех сторон разит!
Девки не кричат, не скачут –
У стены сгрудились, плачут;
А огонь всё ближе, ближе,
И спастись надежда жиже...

Вдруг раздался адский вой!
Да над самой головой!
Девки только поглядели
И взаправду обомлели:
На стене сидит волчище,
Да такой, что тигра чище.
Сверху на девиц глядит
И внезапно... говорит!!

"Я – ужасный Серый Волк.
Есть людей – таков мой долг.
Я бы вас сейчас всех съел,
Кабы дела не имел.
Да и жареного мяса
Мне противней только ряса...
Ну, быть может, запах сена.
Отвечайте, кто Елена?!"

Девки, быв уж обомлевши,
Там-сям малость подгоревши,
Тем не менее вдруг взвыли,
Точно сами волки были!

"Вон она! В огне одна!
Злобности своей верна!
Волк, скорее её съешь!
Может быть, ещё успешь!"

Волк взглянул в средину сада,
Где горело хуже ада,
И, страшней девиц взревев,
Прыгнул, со стены слетев.
Там, в аду, как Агни жрица,
Красная была девица;
Танцевала, что-то пела,
Шла, куда и как хотела;
Разгребала углей кучки,
Брала головёшки в ручки;
Отстранённо улыбалась,
Даже если спотыкалась;
А когда в огонь упала –
Встала и захохотала!

Волк помчался сквозь огонь,
Словно дикий серый конь;
Изрыгая с рёвом пену,
В пять прыжков настиг Елену
И, как мешкаться не мог,
Сбил одним ударом с ног!
На загривок зашвырнул
И галопом прочь рванул!

Искры треснули, взорвались,
Волк вскричал: "Почти прорвались!
Мне бы только через стену
Прыгнуть, не сронив Елену!"

И тут в облаке огней,
Грома-молнии верней,
Невезения каприз...
С треском рухнул кипарис!

Волк упал и покатился,
Завизжал, завыл, забился,
Закрутился, как юла...
И вновь прыгнул, как стрела!
Как звезда в исходе лета,
Как китайская ракета,
Нет...  чудовищный снаряд,
Больше тонны многократ,
Выстреленный царской пушкой...
В стену Волк влетел макушкой!
И стена... не подкачала!
Как стояла, так упала.

Встреч сияющему дню...
Я писал уж... на зарю...
Мчится Серый Волк из ада.
Еле жив! И это ж надо!
И не добрый, и не злой,
И не чёрный, не седой,
Рад, как будто вновь волчонком,
Через поле, за зайчонком!
Счастлив так, что сам не свой:
"Вырвался! Бегу живой!"
Ну, а главное, в чём суть:
"Не напрасен был мой путь!"
Да, у Волка на спине,
Не забыта в кутерьме,
Будто сказочная фея,
Восседает дочь Кощея.
Очи зеленью горят,
Косы золотом блестят;
То смеётся, то хохочет,
То под нос себе бормочет,
То поёт, в огне как пела,
А то Волка гладит смело!

"Ты беги, волчок, беги...
Сколько сможешь, столь смоги...
А сумеешь птицей мчаться,
Так и раны исцелятся!
Дай поглажу твой бочок,
Серенький волк-дурачок... "

Волк бежит, а боль уходит.
Прыгает и вдруг находит,
Что с царевной на горбушке
Он и вправду, как из пушки,
Ветра вольного быстрей,
Обогнал клин журавлей.
А того ещё чуднее,
Что и твердь земли ровнее –
Под ногами словно пух,
И шагов не слышит слух!
Небывальщина сбылась –
Робость в Волке родилась;
Он тревожно оглянулся...
И, как мог быстрей, рванулся, –
Позади, гремя как гром,
Мчится на колёсах дом!
Понизу горят глаза,
Поверху ревёт гроза,
Над грозою два окна,
И в них рожица видна!
Рожица глаза таращит,
Ну, а дом – телегу тащит.
И при том ещё трубит –
Будто демон говорит.

Волк настолько ужаснулся,
Что на всём ходу споткнулся,
Покатился по дороге,
Грохнулся... и встал на ноги.

Тишина. Дом не трубит.
И Иван пред ним стоит.