На каждой ветке и былиночке

На каждой ветке и былиночке
Хрустящий белоснежный панцирь,
У берега осколки-льдиночки
И можно их потрогать пальцем.
Но я не трону хрупкой наледи,
Об этом и подумать зябко,
А возвращусь отсюда на люди,
Неся в руках листвы охапку.
Неся в душе предельно бережно
Новорожденное создание,
Чуть постою, вот здесь, у берега,
Чуть погрущу, и до свидания.
Но не спешу,туман вдыхаю,
Завороженно зрю на реку,
И тишина в ушах такая,
Ну хоть бы кто закукарекал.
Ну хоть бы шелохнулся кто-то:
Удар, озноб, оцепенение.
Вот ветром дунуло с востока,
Вот всплеск. И умерло движение.

Над полем в мареве прорехи.
И, если глянуть вдаль и выше,
То различишь, как килем кверху
Плывут две шиферные крыши.
И мне б уплыть во след им срочно,
Но вот дела, дела, как якори
Исподтишка и очень прочно
Меня к столице припечатали,
Приговорили на пожизненный
Толповорот и отречение.
Но быт, с годами ладно пригнанный,
Не вызывает отвращения.
Не вызывает воскрешения
Мой край - окраина столицы,
Дано сие во искупление.
И даже никогда не снится
Ни двор, очерченный условно,
Ни дом родной крупнопанельный,
Ни ряд кустов, торчащих ровно,
От дома, до угла котельной.

И вот от срыва на былиночку,
Сняв с сердца золоченый панцирь,
Иду искать осколок-льдиночку,
Чтоб непременно тронуть пальцем.