зеркалом. черно-белым

обычная избыточность
рвет на ниточки
сны, дни.
одни
жилы тянутся
асфальтом белым,
лужами плескаются
беззастенчиво.
только ты - об стенку
венкой
днями, снами
одна.
однатысячной любовью накрываешься.
как последней сказкой,
как улочкой пражской,
как улыбкой Кафки.
цепляешься
срезанными ноготками
за свою пеленку,
когда была ты - Аленкой
с беленькой неровной челкой
замирающая.
и очередная порция
обычного отвержения
делает грустным и больным,
как крыло сломанное,
как шея скованная,
как веточка вишни надломанная,
твое отражение
в обычном постылом
тысячном зеркале
твоих бесконечных жилищ.
это ни одной свечкой молельной,
ни режимом постельным,
ни кушеткой,
ни таблеткой,
ни яблоками молодильными,
ни схватками родильными,
ни словом даже теплым
не лечится.
это - тоска бесконечная,
зеркалами помеченная,
изменившая состав
основной моей жидкости.
и ступая больно ножками,
подпоясавшись платьем
белым, бальным,
я вступила в права
своего зазеркалья.
пригласила на бал
одну тысячу лиц
невозможно знакомых
по колодам истерзанных карт,
по которым мое сердце каплями выжило.
и я выжала
из подстриженного пальчика
как положенно
веретеном деревянным
с занозами
в ч\б фотографию
сто шагов церковного звона,
сукровицей пирсинг новый,
цветов вишневых
и аленьких цветочков - тонну.
и на тысячу лет заморочилась сонно
в пеленках сорванных.
чтобы не было сил - молиться,
не было денег - напиться,
не было лиц - сторониться,
не было ног - смириться.