Алла Марченко. В свободном полёте

                ***

 Алла Марченко, литературный критик. Член Академии российской словесности, член СП РФ, автор многих книг (о Есенине, о Лермонтове…).
Алла Максимовна любезно предоставила для своих воспоминаний о Светлане Кузнецовой фотографию  картины своего мужа, художника Владимира Муравьева. Картина называется «В свободном полете», (картон, масло. 80-е гг).
История возникновения этой картины объясняется в ее письме ко мне от 06.04.09

Дорогая Аля!
Ваш рассказ о том, как Вы и Светлана в дошкольном детстве убегали из дома, вытащил из подвала памяти и мое собственное убегание. Было это в Лопасне, ныне Чехове. Мои кузины, взрослые, студентки, увидев меня на улице — улица называлась Вишневой, велели немедленно идти домой — потому что теперь у нас ВОИНА. И вот тут-то я им побежала, не домой, в избу, прочь от войны... Бежала, раскинув руки, как крылья, и рухнула на землю лишь добежав до реки Лопасни — а это от станции, недалеко от которой стоял дом моего старшего дядьки, километра два. Однажды я рассказала об этом мужу, он посмеялся, а через несколько лет написал и подарил на день рождения картинку, немножко детскую и совершенно не похожую на его главные работы. Но я ее люблю. Называется — «В свободном полете». Если вам понадобится картинка к моему тексту, — используйте эту, никакаой другой я не хочу. Ведь для Светланы свободный полет оказался пожизненным.
 А.М.
  Подпись такая: Владимир Муравьев. В свободном полете. Картон, масло. 80-е гг.


                ***

Познакомилась я со Светланой Кузнецовой в конце октября 1972 года, в битком набитом «авторскими талантами» микроавтобусе, по дороге на творческий вечер издательства «Советский писатель» в городке биофизиков Пущино. Той осенью у нас с Кузнецовой почти одновременно вышли книги; у нее долгожданный сборник стихов, у меня «Поэтический мир Есенина». Возглавлявший выездную группу Лев Ильич Левин откровенно скучал и ежился: в только что отстроенном пущенском Доме ученых не работало отопление, скучали и молоденькие биофизики. Они оживились только тогда, когда Светлана, скинув шаль и оказавшись в черном гипюровом « обалденном» вечернем платье, стала читать стихи. Вволю «покоролевствовать» авторские таланты мужского пола ей не дали. Приняв для «сугрева» беленькой, забубнили белиберду. Я, разозлившись, смылась в отведенный нам женский двойной номер. Светлана пришла позже, часа, видимо, через два. Уснуть мы, увы, так и не смогли — уж очень было холодно. Согрелись лишь в автобусе, на обратном пути. После промозглой и хмурой ночи ярко-разноцветно и солнечно разведрилось...Телефонами, разумеется, не обменялись, и случайное знакомство, наверняка, так бы и осталось шапочным, если б месяца через два Анаит Баяндур не налетела на меня с типичной для нее просьбой — зайти перед Новым годом к Кузнецовой и передать «вот это» ( Анаит обожала делать неожиданные подарки друзьям):
- «Обязательно перед, а не после, Алуш, дорогая, обязательно, а то я, с утречка, ту-ту, в Ереван, и времени — ну, ни минуточки...»
Тащиться перед Новым годом с Преображенки на Аэропорт., мне, каюсь, было не с руки, своих забот полон рот ( маленькая дочь, муж, родители, братья и т.д.), но я все-таки и позвонила, и приехала, и никогда об этом не пожалела. Виделись мы не часто, но регулярно и всегда у нее, в ее кооперативной квартире, которую про себя «окрестила» ДОМОМ для СТИХОВ. Ее стихов. В тот первый, предновогодний вечер ДОМ был особенно наряден: красные высокие свечи в бронзовых, старинной работы шандалах, еловые ветки, искусно перевитые красными же атласными лентами...Мода на антиквариат была в самом разгаре, и люди с деньгами скупали его не глядя, превращая жилища в запасники провинциальных музеев. У Кузнецовой же не было ни одной не прижившейся вещи, ни одной безделушки, которая в ее удивительном мире не чувствовала бы себя как дома.
Хотя Светлана и включила посвященное мне стихотворение в цикл « Подруга», подругами мы так и не стали, потому что ни о чем житейском всерьез и подробно не говорили, да и звонила она чаще всего тогда, когда в заветной ее тетрадке (черканной перечерканной) появлялось несколько собственных новых стихотворений или ежели к ней в руки попадало что-нибудь особо интересное. Однажды весь вечер читала мне вслух парижский сборник Георгия Иванова. Разумеется, за долгие годы общения из стихов, проговорок, брошенных наискосок фраз, я все-таки догадывалась о самом главном; с первых стихов и до последних великолепная эта женщина («Ваше Величество женщина»!) жила как писала и писала как жила.  Всегда ли это ей удавалось, не жертвуя тем, без чего женская жизнь, хочешь не хочешь, оказывается неполной? Не знаю.. .Ни у нее, ни у тех, кто знал Светлану ближе, об этом я, разумеется, не допытывалась... Наши отношения, как сейчас, оглядываясь, понимаю, на взгляд со стороны и вчуже, казались, наверное, несколько странными. Мы как-то обходились без полагающихся по ритуалу между критиком и поэтом дежурных слов. И тогда, когда мой хороший приятель опубликовал (по моей умоляющей просьбе) ее большую и почти непроходимую подборку (с сильным афганским акцентом) в престижном тонком журнале( то ли в « Огоньке», то ли в « Смене», не помню, т.к. его оттуда вскоре выставили). Слова не понадобились и тогда, когда я буквально выклянчила для нее в «Новом мире»  сигнальный номер с моей рецензией на ее новый сборник...Никогда не сказала я Светлане и том,   как часто, думая о ней,   вспоминала стихи Ахматовой. Вот эти:
Пусть даже вылета мне нет
Из стаи лебединой...
Увы!  лирический поэт
Обязан быть мужчиной.
Иначе все пойдет вверх дном
До часа расставанья—
И сад — не сад, и  дом — не дом,
Свиданье — не свиданье.
И, когда  писала  последнюю свою  книгу  об  Анне  Ахматовой*,   особенно  часто вспоминала...

Алла Марченко

Заставка к воспоминаниям Аллы Максимовны Марченко:
 Владимир Муравьев. В свободном полете. Картон, масло. 80-е гг.



* АЛЛА МАРЧЕНКО "АХМАТОВА: ЖИЗНЬ", М., 2008. Книга вошла в "Шорт-лист" Национальной литературной премии "Большая книга" 2009 года.