Казачье царство на колёсах. Александр Сигачёв

                ОТРЕЧЕНИЕ
 
     «...Вскипит, взволнуется и кликнет клич, клич чести и свободы... И взволновался тихий Дон... Клубиться по дорогам пыль, ржут кони, блещут пики... звучат родные песни, серебристый подголосок звенит вдали, как нежная струна... звенит и плачет и зовёт...
        То край родной восстал за честь отчизны, за славу дедов и отцов, за свой плуг и угол... Кипит волной, зовёт на бой родимый Дон... За честь отчизны, за казачье имя кипит, волнуется, шумит седой наш Дон – Родимый край...»
                Ф.Д. Крюков   «Казачий голос», № 1.
     На фронте становилось всё более ясным, что там, в столице России - в Петербурге, неблагополучно. Беспрерывная смена министров, непрекра- щающиеся конфликты между правительством и Думой, большой поток петиций и обращений к государю, тревожные слухи о сомнительной нравственности лиц из ближайшего окружения государя – всё это волновало и тревожило тех, кому дороги были судьба России и армии. Так, например, начальник Уссурийской казачьей конной дивизии гене- рал Крылов, в которой Врангель в то время командовал казачьим полком наследника цесаревича, в предсмертной записке записал: «Я уми- раю потому, что слишком люблю Родину». Незадолго до своей трагической смерти Крылов признавался Врангелю, что так дальше продолжаться не может, что Россия идет к гибели и должны найтись люди, которые немедленно устранили бы государя «дворцовым переворотом», совершили бы «бескровную революцию».
     Другие считали, что необходимо в корне изменить государственное устройство в России, но только не путём дворцового переворота, ибо в условиях ведения кровопролитной войны с внешним врагом, всякое насильственное выступление внутри страны чревато развалом армии и гибелью России.
     Были в России и такие лица, которые жаждали революции и готовы были погубить Россию, ради удовлетворения своих честолюбивых желаний; выражаясь языком нынешних новых «русских» в России: «Или – мы, или – Чёрный Квадрат Малевича!..»
     В Петербурге ухудшалось настроение общества, чувствовалась всеобщая растерянность, ощущалось всеми, что вскоре неизбежно должно  произойти что-то глобальное и Россия шла к этому роковыми, гигантскими шагами. А в это время в высших кругах Думы и Государственного Совета создавались мыльные пузыри видимости необыкновенно напряженной работы, процветала совершенно фантастическая маниловщина, сыпались обещания народу, как из рога изобилия, издавались никому не нужные декреты, указы, законы и постановления, воззвания к народу, обращения к нации. Но ничего не шло далее словопрений, смехотворной показухи, интриги и политической борьбы за личные, корыстные интересы фракций и партий.
     В рабочей среде и в тыловых воинских частях велась планомерная разрушительная работа, не без участия иностранного золота. Широкие слои населения проявляли невероятную инертность, погрязли всецело в мелких заботах безысходной повседневной жизни. Шумела и пестрела публика в театрах и ресторанах.
     В верхах, близких к государю и двору не отдавали себе отчёт о надвигающейся грозе, словно на них на всех зашло какое-то затмение, вызывающее всеобщее умопомрачение. Высшее общество и государственная бюрократия были всецело поглощены «жизненно важными» вопросами: кто и на какой пост будет назначен, что говорят в той или иной партии великого князя или императрицы. Они играли, словно маленькие дети, которые, если дать им игрушку, они радуются и смеются, а когда игрушку отнимают - они плачут и капризничают. Светская жизнь шла своим чередом, и создавалось впечатление, что участвующие действующие ли- ца в русской драме, вышли на сцену сами не знают зачем, ролей своих никто не выучил, и ходят они по сцене, как тени, не исполняя своих обязательных ролей. Государь, как главный режиссёр в русской драме производил на всех впечатление человека чрезвычайно необыкновенной простоты и неизменного доброжелательства ко всем действующим лицам в государстве российском. Простота была отличительной чертой его характера, он был прекрасно воспитан и обладал чрезвычайным умением владеть собой, даже в самые критические моменты. Ум государя был быстрый, он схватывал мысль собеседника с полуслова и обладал исключительно хорошей памятью.
     В ноябре 1916 года Врангель получил приказ о переброске Уссурийской конной дивизии на румынский фронт. Дивизия немедленно выехала на фронт, по дороге к ней присоединялись офицеры и рядовые казаки, вызванные из отпусков, поправившихся после ранений. Среди них был и донской казак с хутора Каменного Фёдор Зажигаев, которого в скором времени Врангель пригласил на службу к себе в адъютанты.
     Чем ближе дивизия Врангеля подъезжала в железнодорожных вагонах к румынской границе, тем труднее было добираться. Поспешная и беспорядочная эвакуация забила поездными составами все пути. Румынские войска продолжали отступать по всему фронту. Всё новые и новые поездные составы с раненными, беженцами и войсковыми грузами беспрерывно прибывали в приграничные районы, всё более загромождали тыл. Пассажирское движение было приостановлено. Люди толпами осаждали крыши и буферы вагонов, паровозы были все облеплены пассажирами.
      До фронта оставалось пятнадцать вёрст, когда у станции Текучи, поезд на полном ходу врезался в эшелон, следовавший на север. Четырнадцать передних вагонов были разбиты в щепы, и было мгновенно уби- то и ранено множество людей. Последний пятнадцатый вагон с офицерс- ким составом, висел над самой ямой, и лишь каким-то чудом люди в нём не пострадали. Картина, представшая взору офицеров, была настолько жуткой, что передать её словами, просто невозможно. Передние вагоны воспламенились из-за горящего угля в топке паровоза и, в ночном мраке, освещенном кострищем вагонов, кричали несчастные раненые, сгорая в огне. Офицеры, вместе с оставшимися в живых казаками, организовали посильную помощь раненным и отправили их случайными обозами в ближайшие лазареты, а сами своим ходом отправились на фронт. Врангель с новым адъютантом Фёдором Зажигаевым выехал на автомобиле на Фокшаны по разбитому, непрерывным движением обозов и распутицей, шоссе, Навстречу им тянулись нескончаемые обозы, толпы оборванных жителей и раненных солдат, большей частью без винтовок. Всё это двигалось вперемежку с лазаретными линейками, орудиями; скрипели тележки с зарядными ящиками, тележки с женщинами, с детьми, с различными узлами, коробками и домашним скарбом.
     Шли жестокие бои на румынском фронте. На линии фронта сосредоточилась крупная масса казачьей конницы. Намечался прорыв пехотой неприятельского фронта с последующим броском конницы в тыл противнику. Прорыв не удался, и напрасно простояв целые сутки под открытым небом и проливным дождём, конница вынуждена была отойти в свой тыл.
     Врангеля вызвали к генералу Крылову, который с группой офицеров сидел у костра, разбирая только что прибывшую почту. Врангель со своим адъютантом Фёдором Зажигаевым ещё не успели подойти к костру, когда генерал Крылов увидел их и, размахивая над головой несколькими скомканными газетами, закричал Врангелю: «Наконец-то Гришку в Питере пристукнули!..» В газетах были опубликованы сведения об убийстве Григория Распутина. Из трёх участников убийства был великий князь Дмитрий Павлович и князь Ф.Ф. Юсупов. Какие чувства руководили ими? Почему истребив вредного для отечества человека, они не объявили об этом громко, не отдали себя на суд властей и общества, а, бросив труп в прорубь, пытались скрыть следы? Трудно верилось полученным сообщениям. Но прошло совсем немного времени, и по Петербургу разнеслась весть о готовящемся всеобщем восстании в столице. Войскам было объявлено, что государь отрёкся от престола. Все мыслящие люди поняли, что это конец, это анархия... Сам факт отречения царя глубоко потряс народ и армию. Главная опасность заключалась в уничтожении самой идеи монархии, в исчезновении самого монарха. Передача им власти сыну или брату была бы принята народом и армией не так болезненно. Присягнув новому царю, русские люди могли бы так же, как испокон веков, продолжать служить царю и Родине и совершать ратные и трудовые дела за Веру, Царя и Отечество.
     Но в сложившейся ситуации при отречении царя от престола, пала и сама идея царской власти. В понятии русского народа исчезли все связывающие с ним обязательства. Что должен был испытать русский офицер или солдат, с детства воспитанный на идее нерушимости присяги и верности своему царю. Беда заключалась ещё и в том, что за отречением царя не последовало никаких разъяснений в армии по поводу случившегося, не было дано никаких руководящих указаний. Думай, что хочешь, говори, что хочешь. Нет царя и дело с концом... Все путались в догадках, множились домыслы. В самом деле, шуточное ли дело, что на святой Руси царь добровольно отрёкся от престола, не дав никаких разъяснений и не передав власти. Были даже и такие догадки, что государь сошёл с ума. Естественно, что на этой почве должны были неминуемо произойти непоправимые события, если учесть ещё и то, что события эти произошли в условиях ведения Россией тяжёлой, затяжной войны. Была часть людей в России, которых эта новость об исчезновении царя привела в ликование, можно было слышать смех и бесовские пляски, возбуждённые ораторские речи и песнопения целые ночи напролёт; это напоминало пир во время чумы. По улицам ходили толпы с красными флагами, проходили митинги, где ораторы множились, их распирало, как квашню на дрожжах...
     Вдумчивые люди поначалу решили, что произошёл дворцовый переворот, что постепенно всё как-нибудь само собой образуется и не выльется во всероссийскую смуту. Высокопоставленные военачальники, посчитали, что армия скована на фронте и ей не следует вовлекаться в политическую борьбу.
     Многие генералы и высокопоставленные государственные деятели от лица императора Николая обратились к его брату Михаилу принять державную власть на Российский престол. Михаил согласился принять её только от народа России. Для этого был намечен созыв Учредительного собрания, а пока было создано Временное правительство. Создавшейся ситуацией (отсутствием царской власти в России) воспользовался германский генеральный штаб, направив в Россию Ленина из эмиграции в запломбированном вагоне с большими денежными средствами для проведения подрывной деятельности на поражение России в войне. Вместе с Лениным в Москву прибыли офицеры немецкого генерального штаба. Вскоре в прессе стали появляться сообщения о самочинно образованном Совете рабочих и крестьянских депутатов. Образовавшееся в стране двоевластие ничего хорошего не предвещало. Временное правительство не чувствовало в себе силы с ними бороться. На фронте всё острее чувствовалось, что смута и развал в тылу растут. В Петрограде участились случаи убийств офицеров, особенно среди старшего офицерского состава. Многие офицеры вынуждены были часто менять места своего про- живания, поскольку за ними началась настоящая охота. Пьяные, разнузданные толпы людей сбросили с пьедестала памятник Столыпину. Обстановка  в столице накалилась до самой последней степени.   
      Врангель в это время находился в Кишиневе и получил предписание срочно прибыть в Петербург к председателю думской комиссии по военной обороне. Врангель со своим адъютантом Фёдором Зажигаевым неза- медлительно прибыли в столицу. Впечатления, которые произвели обитатели Петербурга на видавшего виды казачьего полководца Врангеля и его адъютанта были шокирующими. Петербург был запружен толпами пьяных безоружных солдат в расстёгнутых шинелях, изукрашенных красными бантами и красными ленточками. С такими же бантами и ленточками красовались студенты, шофёры таксомоторов, извозчики. Встречались кареты знатных вельмож с кучерами, на груди у которых были огромные красные банты, видимые за версту. Встречались даже старые заслуженные генералы с красными революционными бантами на форменном пальто. Были в числе прочих с красными бантами даже представители из свиты государя, которые предусмотрительно спороли вензеля со своих погон.
     Боевым казакам оставалось только удивляться общей эпидемией безотчётной трусости овладевшей людьми, жалким раболепием перед новыми властями, которые, впрочем, были ещё вне закона. Русские явно переусердствовали в низкопоклонстве.
     В Таврическом дворце, в городской Думе, во всех общественных местах, на площадях, на углах улиц ни на минуту не прекращались митинги. Это была какая-то Вавилонская вакханалия словоизвержения. Все говорили, говорили, и наговориться не могли, и при этом никто никого не слушал.
     Все страницы прессы сплошь заняты были речами членами Временного правительства, членами Совета рабочих и солдатских депутатов и другими членами разного рода делегаций. Темы были одни и теже: продолжение борьбы до победного конца, о спасении революции. Спасать Россию уже никто не собирался, всем надо было спасать завоевание революции...
     Врангель предложил министру Гучкову помощь казаков в наведении надлежащего порядка в Столице... Александр Иванович Гучков ответил отказом и заявил, что Временное правительство не нуждается ни в ка- кой помощи, что никакого двоевластия в стране нет, что работа правительства и Совета рабочих и крестьянских депутатов происходит в полном единении. 
      Что должен был чувствовать боевой казачий генерал, когда видел такое удручающее зрелище у себя в тылу? Разве можно было найти что-то утешительное в тылу, для вдохновения солдат во фронтовых окопах? С тяжёлым чувством вернулся Врангель вместе со своим адъютантом на фронт: уж если имеем такой тыл, так лучше б его и вовсе не видеть...