Русь разорённая. В. Хрилёв

                Русь разорённая.


                Брату Леониду.


                Всё глубже дней галопный след,
                Но жаль, я здесь не пригодился,
                И вот я через много лет
                В деревне Горки, где родился.


                Я посетить её так рад,
                Хотя мне за разлуку стыдно.
                На косогоре восемь хат
                И никого совсем не видно.


                Стою один... В душе озноб,
                Да как мне быть сейчас весёлым?
                На въезде телеграфный столб
                Лежит в грязи, подпёртый колом.


                Мой бог!
                Туда ли я забрёл?
                Всё плетняки да запах мяты,
                Осиновый, тяжёлый кол
                И заколоченные хаты.


                "Эй, отзовитесь? Кто тут есть?
                Иль вы меня совсем не ждали?"
                Но всё же окажите честь,
                Хотя окажите едва ли".


                Залай скорее, глупый пёс,
                И подавись от звонкой злости.
                На въезде, возле двух берёз,
                Стою один, как на погосте.


                Ведь это же моя земля,
                И тут не может быть откола.
                Поникли чахлые поля
                Во власти жёлтого подзола.


                Так хочется моим ногам
                Ударить дробью в знак привета.
                Уж едет август по лугам
                На золотой телеге лета.


                Мне очень горек сей помин,
                Душа чужая - не заслонка.
                И вдруг окликнул - то один
                Меня какой-то мужичонка.


                Я ахаю, такой-сякой,
                На радостях не дать бы "дуба".
                "Ты чей, приятель дорогой?
                А мы живём вот: я да Люба".


                "А кто ещё остался здесь?".
                "Куда хватил? Да нету лишка,
                Ещё одна старуха есть
                Да рыжий конь по кличке Мишка...


                Ну, вот и всё...
                А ты - отколь?
                Зайди... Мы рады здесь любому".
                Меня кнутом стегает боль,
                Как по утраченному дому.


                Он весел, открывая дверь,
                Но слышится в словах досада:
                "Земли у нас полно теперь,
                Да мне её уже не надо.


                Да, хоть бери её дарма,
                Но кто возьмёт? Быть может, духи?
                Эх, чтобы не сойти с ума,
                Отведаем моей ржанухи.


                Ты уж уважь... Давай, родной,
                Нам гость, поверишь, как икона...".
                Но мне сейчас не до ржаной
                И до любого перегона.


                Да, годы наломали дров,
                И груз обид мы в сердце носим,
                Но горько, что от ста дворов
                Всего осталось ровно восемь.


                Какая жуть!
                Какой разор!
                Бреду один холмистым долом.
                Ах, чёрт! Как будто свой позор
                Мы подпираем крепким колом.


                Кто виноват был? И когда?
                Но что кивать на ураганы,
                Пускай явились бы сюда,
                Хоть раз, былые горлопаны.


                Да где они? Уж многих нет,
                А те, кто жив - не протаранить.
                Они старались столько лет,
                Чтоб всю Россию раскрестьянить.


                Большое время торопя,
                Они ушли, куда-то выбыв.
                О, родина! Мне жаль тебя,
                Печальна жатва перегибов.


                Среди погостной тишины
                Грустит полынь, развесив патлы.
                Хоть в дышло крой...
                Ах, крикуны,
                Все негодяи вы и падлы.


                В последний раз на косогор
                Я глянул, словно после бега.
                "Прощай же, одинокий двор,
                И одинокая телега".


                И я сполна, а не на треть,
                Все непорядки крыл глаголом,
                Но совесть нам не подпереть
                Осиновым и прочим колом.


                1988 г.