Я коня целовал, покидая... В. Хрилёв

                ***


        Я коня целовал, покидая
        Этот старый, соломенный двор.
        Жидкой медью луна молодая
        Золоила костлявый забор.


        За стогами курлыкала осень,
        Окликая наш пруд и мостки.
        С неба медленно падали оземь
        Журавлиные комья тоски.


        Не вчера ли, волнуя излуки,
        Я отбегал, до глупого бос?
        Молоко кипятковой разлуки
        На разъезде сосал паровоз.


        Он меня поджидал торопливо,
        Чтобы тут же умчать далеко.
        Гладя ласково сивую гриву,
        Я шептал: "До свиданья, Серко!".


        Обожая приятеля луга
        И кивая осенней заре,
        Словно самого лучшего друга,
        Я его обнимал во дворе.


        До свиданья, поля и овраги,
        Где засеяли боль журавли.
        Снова каплями ивовой влаги
        По щекам мои слёзы текли.


        Не в обиде на клевер и дёготь,
        Конь вздыхал и глазами косил.
        И его не могла не растрогать
        Эта нежность мальчишеских сил.


        Мне запомнились лунные дали,
        Жёлтый ситец продрогших берёз.
        Мягко конские губы дрожали,
        Как дрожит переспелый овёс.


        Было мне расставаться так больно,
        А хотелось расстаться легко.
        И тогда я подумал невольно,
        Что уже не увижу Серко.


        Я ушёл, возле ив замирая,
        И уже оглянуться не мог,
        Но за мной от глухого сарая
        Покатился вдруг ржанья клубок.


        Что-то сразу в душе моей сжалось.
        Я опешил... "Уж ты извини!".
        Заскулила под рёбрами жалость,
        Обожгла мои лучшие дни.


        Отряхая туманные росы,
        Голос рвался, готовый взлететь.
        Мне казалось, что даже откосы
        Целовала прощальная медь.


        Я уехал. А там, над лугами,
        Мчались клочья тоскующих сил.
        Паровоз молодыми ногами
        По-мальчишески лунность месил.


        Я вернулся домой через годы,
        Где согнулся костлявый забор.
        По-сиротски встречая восходы,
        Опустел наш приветливый двор.


        Но родное до слёз не забыто
        И ухабный наплыв рыжины.
        Мои чуткие ноздри, как сито,
        Процедили раствор тишины.


        Боже мой! Никого не осталось,
        Ни коня, ни скрипучих колёс.
        Пролилась золотая усталость
        Одиноких, продрогших берёз.


        Всё пропахло не дёгтем, бензином,
        И ударила боль глубоко,
        Только ночью по синим низинам
        Бродит белый туман, как Серко.


                18-19 июня 1992 г.