Сентенция

Сентенция, написанная для того, чтобы её не опубликовывали

В начале девяностых я подрабатывал по ночам дежурным врачом в реанимационном отделении одной из московских больниц. Отделение было небольшое, коек на двадцать, и все они были мощнейшее переполнены. Потому что времена-то были смутные, с криминальным оттенком.

Некоторые пациенты таяли прямо на глазах, словно уродливый снеговик, слепленный из грязного снега во дворе некрасивой девятиэтажки дебильными детьми перестройки. Другие ни с того ни с сего выздоравливали, и стремглав, что твой калобок из гузки, выписывались, чтобы продолжать дальше бандитировать и кооперироваться. Но большинство зависало надолго. Мы к ним привыкли, и уже почти не замечали, за исключением тех, кто лежал под часами.

И вот в одну такую зимнюю ночь я сидел в одиночестве и рассеянно смешивал в пробирке всякие жидкости, наблюдая, как меняется их цвет, консистенция и запах. И вдруг отчётливо услышал голоса. Вообще, у нас в реанимации принято, чтобы больной сигнализировал персоналу о своих проблемах лёгким стуком руки по ветхой больничной простынке. И поныне, бывало, сидишь в модном ресторане с уважаемыми людьми, и кто-нибудь из них вдруг лёгонько постучит по краю стола в такт музычке. Я тут же вскакиваю, и как давай интубировать! Ничего не могу поделать с собой. Сила привычки.

А тут средь полнейшей тишины, нарушаемой лишь свистом приборов и бульканьем пациентов - конкретный такой базар! Я пошёл посмотреть, что за дела, и словно окаменел или там одеревенел. Короче, удивился сильно.

Беседовали двое старожилов нашего заведения. Молодая девушка из Тулы по имени Настя, которой мы дали прозвище "старуха Изергиль", потому что она была конченой наркоманкой и кожа её походила на кусок сатина, попавший в зону работы пескоструйной машины. И шестидесятилетний Рафик из Долгопрудного с двумя пулями в голове.

"Изергиль" уже месяц находилась под впечатлением от "золотой дозы", которую мы общими усилиями преобразовали в серебряную. А у Рафика, как я уже кажется, говорил, были три пули в голове. Или осколка. Неважно, в общем.

И у обоих - необратимые повреждения головного мозга, что вообще исключало всякую возможность общения, не говоря уже об общении связном. К тому же их койки стояли через две, и видеть они друг друга не могли вообще никак.

Я быстро схватил диктофон, которым пользовался для записи показаний подследственных на основной работе, и дрожащими руками нажал кнопочку Rec. Стенограмму той записи предлагаю вашему вниманию.

Добавлю, что эта ночь была моей последней ночью в медицине. Я уволился...

Изергиль: На вокзале Павелецком
Инвалид купался.
Воду ***м загребал,
Костылем толкался.

Рафик: Весь крутился и пердел
Инвалидушка-пострел!

Изергиль: Морду в лужу окунул,
Отхлебнул и утонул.

Рафик: Долго как мудак лежал,
Пока ****ь не завонял

Изергиль: Налетело вороньё...
Охуёпеть. Ё-моё...

Рафик: И клюёт ему глаза
Не боясь, что там - зара-а-аза...

Изергиль: Разнесут по всей столице...
Где ми-ли-ци-я?!

Рафик: Будут гадить на детей,
****уться, э-ге-ге-ей!

Изергиль: Дети-то и так дебилы,
Перекрученные рылы...

Рафик: Ноги тоже, да и руки -
Мрут как мухи дети-суки!

Изергиль: Да и взрослым достаётся -
Мало кто уже ****ся...

Рафик: Ну а если и ебутся -
То одновременно ссутся!

Изергиль: Вместо спермы льет моча
На портреты Ильича.

Рафик: А он и не парится,
Щурит глаз, лукавится!

Изергиль: На шишке раскрутил страну,
В память Димке-братану!

Рафик: И за Шушино село
Отъебал всех заодно!

Странная обоюдная пауза, тяжёлое дыхание и голос Рафика:

Ой! Бля... Как же спать то хочется...

Изергиль: Устроившись в ветвях,
Спит выброшенный на ***
Резиновый матрац...
Скачут часовые стрелки
В такт копытам пьяных телок...
Скоро, скоро всех вас - на ***!

Рафик: На одном из яиц Андрея
Нарисована яркая бабочка,
Что зависла над стеблем склонённым чабреца...
И пока будет так, будут мирно
Красить дети пасхальные я-а-а-йца!


Изергиль: А мне сон приснился! Про Стаса Намина почему-то. Будто он в гробу мертвый, а на макушке - дырка, наполовину закупоренная апельсином. Я - больна!

Рафик: Безумцы, они не знают, что впереди у них - Вечность, и незачем торопиться.

Лаэртский: Е-бать... ****ь! Ебать!! Ебать!!!!! (быстрые гулкие шаги, стремительно перешедшие в снежные похлюпы).