Мария Бочкарева

 
 Мария Бочкарева


В захолустье деревушка,
Голод, грязь, тоска,
Скривилась ветхая избушка,
Как баба от побоев мужика.

Мария в той избе родилась,
И с детства в горюшке жила,
С восьми лет в прислугах билась,
В шестнадцать – замужем была.

И Бочкаревой стала зваться, -
По мужу, как велось, -
Но также продолжала рваться, -
Не сладко с ним жилось.

В Сибири рельсы с мужиками клала,
Мат, водку, хамство, больше ничего,
Кроме кирки Мария не видала,
Да пьяные разборки Афанаськи своего.

Несносные побои мужа
Мучительнее шпал Сибирского пути,
О счастье, молча, девка тужит,
И, наконец, решается уйти.

Бежит в Алтай,
Там Сретинск – городишко,
Публичный дом, -
Служанкою пошла.
Кофтенка серая, холодное пальтишко,
С ума от бедности чуть не сошла,

Да Янкеля,
Любовь там повстречала,
Разбоем парень промышлял,
С ним мясом в лавке торговала,
Пока в тюрьму он не попал.

Мария своего дружка не покидает, -
Словно заботная и верная жена, -
Везде его сопровождает –
Этапы, пересылки, Колыма…

И снова ругань и угрозы,
Опять ворует удалец.
Но отлились Марии слезы, -
Пришел мазурику конец.

Тут Бочкарева задышала,
Свободу духа обрела.
С ней всякое уже случалось,
Но вот с войной судьба свела.

Гудит железная дорога,
Составы мчатся на войну,
Не думала Мария много,
Защищать ли ей страну.

Телеграмму в Зимний отослала,
С просьбой до окопов допустить,
И с царского согласья стала
С мужчинами германца бить…

Небольшая подготовка.
О чем солдатам говорить? –
Трехлинейная винтовка,
Да как на фронте будут жить.

- Скажи-ка прозвище твое, сестренка.
- Для вас пусть буду Яшкой я.
- Так ты же баба! – смеются громко.
- Зовите так теперь меня.

На третий день
Мария в деле, в строю,
В атаке штыковой,
В кирзовых сапогах и серенькой шинели,
«Ура!» - кричит, -
Идет смертельный бой…

Жизнь на войне весьма паскудна:
Окоп, баланда, холод, грязь,
И женщине неимоверно трудно,
Чтоб уцелеть, чтоб не пропасть.

Она не пряталась за спины,
Всегда звала бойцов вперед,
И не пугали ее мины,
С винтовкой шла на пулемет.

Медаль «За храбрость» получила, -
За четкость действий в газовом аду,
И чуть сама не отравилась,
Солдат спасая, стонущих в бреду.

Так много раз еще бывало, -
Но на войне – как на войне, -
Смерть в злобную игру играла,
То не приснится и во сне…

Вот, под обстрелом миномета
И при винтовочной пальбе,
Раненых бойцов из роты
Мария тащит на себе…

А вот, работая руками,
Ползет, стоит глухая ночь,
Разведсведения достанет,
Чтоб артиллерии помочь…

Бьет беспрерывно пулемет,
И от земли не оторваться,
В атаку женщина зовет
И на себя в бою равняться…

Война страшна, чтоб там ни говорили,
Солдаты испытали все сполна,
Не только в них свинцом палили,
Нередко газами травили.
Такая вот русско-германская была война. 

Сапоги, портянки, порох,
Вошь окопная да мат,
На войне свирепый молох
Не щадит бедняг-солдат.

Артобстрел, атаки, пули,
Стоны раненных бойцов…
Вот Мария в карауле,
Братьев сторожит, отцов.

Это не простое дело –
Под носом вражьим  караул,
Ночью, когда ломит тело,
Когда снарядов жуткий гул.

Еще страшней, когда атаки,
Когда глаза в глаза с врагом,
Когда бьет пулемет и штыковые драки,
Да смерть одна царит кругом.

Отступления, победы,
Все пройти ей довелось,
Радость, фронтовые беды,
Пережить и ей пришлось.

Три ранения,
Награды, -
Они о многом говорят, -
В одном бою Мария кряду, -
Спасла не два, -
Полста солдат!

Георгиевский крест
Украсил грудь Марии, -
Почетная и высшая награда, -
К семнадцатому их у нее – четыре,
И вся Россия знает
Этого солдата.

«Яшка, в «Ниве» твое фото, -
Радуется ее рота, -
Поставь автограф нам на ней,
Подпиши-ка поскорей…

Все газеты и журналы
О тебе строчат наперебой. –
Популярней генералов,
А бабой ведь была простой».

Нет, не баба –
Господин,
Унтера ей дали,
Мария взвода командир,
О том не все и мужики мечтали.

…Воюют год, воюют два,
И все конца не видно.
И запечалилась братва –
Стало ей обидно:

 - За что воюем, Яш, скажи,
Когда винтовки бросим?
- Ты, братец, милый, не тужи,
Вот мы врага отбросим…

Как на белую ворону
Смотрят на нее бойцы:
«Нам скорее бы до дому», -
Марии говорят отцы.

Она знает свое дело,
Патриотки кровь горит,
Как звезды на погонах офицера,
Мария Бочкарева говорит:

«Вперед, за братьев, матерей!
Штыки примкнуть,
Ядреный корень!
А пуля – дура,
Супостата не жалей,
Отважных пуля не догонит!..»

И вот замолк их пулемет,
И отступил опять германец,
Мария песнь сибирскую поет,
И на щеках ее горит румянец…

Солдаты тяжело встают,
Узнав штабного генерала,
Честь неохотно отдают
И все расходятся устало.

«Ты песню, Бочкарева, отложи!
Вот это – господин Родзянко,
Ему подробно доложи,
Войны он хочет знать изнанку».

Родзянко выслушал и приглашает
Все тоже депутатам рассказать, -
Как одолеть врага они решают,
И им о фронте нужно больше знать.

…Словно солдатам перед боем, -
Верхи Мария не щадит,               
Будто не в Думе, а перед строем,
Правду-матку говорит:

«Хаос в армии и беспорядки,
Полки воевать не хотят.
Разложили посулами сладкими
Агитаторы наших солдат.

Когда – позор или победа,
Свобода ставятся на кон,
Вы ждете моего совета –
Нам нужен женский батальон.

Войскам сегодня очень трудно,
Былой геройский дух упал,
Солдатам, как снарядам нужен
Горячий, вдохновляющий запал».

Она горда была своею силой, -
Не за царя воюет, за Россию! -
И этих принципов держась,
Мария убеждает власть:

«Не опорочим мы Россию,
Храбро будем воевать,
Нет ничего позорней и противней
Германцу отступленьем подпевать.

Мой девиз: бить врага до победы,
Если нужно, погибнуть в бою,
Не за звезды и эполеты, -
За триумф в походном строю».

Окончила Мария, 
Люстры задрожали, -
Такое не всегда бывало в Думе, -
И Бочкареву поддержали,
Довод ее казался всем разумен.

Призыв о батальоне был услышан,
И из столичных и далеких городов
Две тысячи гражданок,
Даже свыше,
Откликнулись на благородный зов.

Три сотни Бочкарева отобрала,
Винтовкой обучила всех владеть,
Теперь их очередь настала
В окопах за Россию порадеть.

Бочкарева торжествует –
В прапорщики возведена,
Знамя батальонное целует,
Сабля офицерская ей вручена…

Лето. Роковой семнадцатый год,
Полки наши вновь отступают,
Отряд Бочкаревой в атаку идет,
Окопы врага занимает.

Отважно дерется в неравном бою.
«Но где же подмога-то, братцы?» -
Они из укрытий своих не встают,
Совсем не хотят больше драться.

Полсотни женщин тогда полегло,
Еще раз Марию ранило.
Время погибнуть России пришло,
Солдатня кумачовая
Про переворот забазарила…

Правительство пало
И фронту – крах,
Погибла держава,
Царствует страх.

У власти – красные, -
От судьбы не уйти, -
Мария согласна
Батальон распустить.

«Патриотки России,
Все по домам!
Торжествует насилье,
Воцаряется срам…»

Который уж раз жизнь ее била,
Вдруг снова нелепость:
России кумира –
В Петропавловку, в крепость.

Стрельба на улицах в Петрограде, -
В Смольный Марию вдруг вызывают:
«Россия больна, ее лихорадит…» -
Красным помочь вожди предлагают.

Не испугалась, -
Где уж там, -
С Керенским за столом сидела,
Брусилов с Марией беседовал сам,
Родзянко, Корнилов Лавр.

Они для народа – о го- го!
Высокие, авторитетные люди.
А этих не знал никогда никто.
Что же с Россией-то будет?

«Нужно, Бочкарева, нам имя твое,
Важно, что ты будешь с нами,
Быстрее мы белых тогда побьем», -
Уговаривает один, картавя.

Другой, словно из пулемета паля,
За отказ грозно пугает.
«Эх, Россия, сердяга моя, -
Мария в ответ вздыхает, -
Слишком измучилась, обессилила я».
Она план роковой отвергает.

Ей дали возможность вернуться домой, -
В крепость сажать не стали. -
К родителям в Томск родной свой,
От центра в сибирские дали.

Но недолго там сидела.
«Герой-Мария, выручай!»
Корнилов поручает дело, -
Он лично саблю ей вручал.

Добралась до океана,
Села в белый пароход.
Восемнадцатый,
Кровавый
Для России шел тот год.

               Мария в Штатах, -
Встречают неистово, -
С президентом Америки ведет она речь,
Чтобы стране растерзанной выстоять,
От красных Россию просит сберечь.

Вильсон вежливо кивает, -
Корысть своя у штатов есть, -
«Помочь силой обещает», -
Передает Мария весть.

В Англию затем визит,
К королю Георгу, -
Не оробела, не дрожит,
Держит себя гордо.

Удивлена:
«Как на Романова Георг похож?
Помогать согласен,
Так же, как и он хорош,
И убежден, что большевизм ужасен».

Спешит в Россию королевский флот, -
Снаряды с пушками доставить,
Солдат обученных полсотню рот
И Бочкареву переправить.

Гражданская война,
Где брат на брата,
Где по живому страну рвут,
И где российские солдаты
Сечь кровавую между собой ведут.

Зачем? –
Непостижимо Бочкаревой.
И с экспедицией морской
Она в свой Томск вернулась снова.

Но отдохнуть не суждено,
В колчаковскую ставку пригласили.
Адмиралом решено:
Поможет Бочкарева во спасение России,
Отряд опять возглавит,
Не ударный,
Но женский тоже,
Санитарный.

Для нее – это дело – не дело,
Но воевать и ей надоело.
В союзниках начала сомневаться:
«Зачем помогают нам драться?

Солдаты зачем, винтовки чужие?
Вот если б взаправду с Россией дружили,
Не патроны бы слали и аэропланы,
А помогли бы зализывать раны».

И действия адмирала
Мария плохо понимала:
«Как белые ожесточены,
Похоже – обречены.
Нет, не могу у них оставаться,
Надо скорее домой возвращаться».

Ей тридцать и уже стара.
А в Томске красные осели,
Свой револьвер в ЧК сдала,
Там на нее, как на диковину глядели.

То заберут, а то отпустят, -
Вина ее не велика, -
Но фактов оправдательных не густо,
Отправили бумаги в ВЧКа.

Путь в столицу был далекий,
А в Омск, случилось той порой,
Приехал особист жестокий –
Дел карательных герой.

И вот в двадцатом, в середине мая,
Чужими жизнями играя,
Чекист заезжий
Рвет вдруг последние надежды.

«Зачем же голову ломать,
Что с Бочкаревой делать».
И резолюцию ставит –
«Расстрелять!» -
За то, что не за красных смела.

Но люди, как и их дела,
Живут на свете вечно,
 И кто Россию защищал
Мы воздаем поклон сердечный.

Хотя десятилетия прошли,
О них мы вспоминаем снова,
И с гордостью и восхищеньем говорим
О подвигах Марии Бочкаревой.