Без репетиций, Вологда 2006

  *   *   *

Не держите дома битую посуду,
Не вверяйтесь лживым сводкам новостей,
Не впрягайтесь сдуру ни в кредит, ни в ссуду,
Не стелите гопникам чистую постель.


      * * *

Слышишь?
В потоке машин расплескалась по лужам ночь...
Знаешь,
Нет ничего страшнее, чем ночь без тебя.
Любишь?
Так веди и люби, отгоняя напасти прочь.
Веришь...
Ты веришь в меня?
Я же - верую только в тебя.

Только не гони
                дикого зверька,
Греющего руки
                твоих песен.
Только не губи
                дикого зверька
В моем сердце.

Право,
Как трудно быть богом  для тех, кто устал любить...
Двинем
в путь налегке - это просто, как спичку зажечь.
Тихо...
Но сквозь сумерки  - власть твоя -
струнных слов финифть.
Дорогу
Осилит идущий и ищущий новых встреч.

Только не гони
                дикого зверька,
Лижущего раны
                твоих песен.
Только не губи
                дикого зверька
В моем сердце...



     *  *  *

Потому, что уже невозможно прожить без Тебя.
Потому, что  любовь  беспощадно всосалась в подкорку,
В стоге сена ее бесполезно рассудка иголку
Отыскать... Мне уже не возможно прожить без тебя.

Потому, что уже ни к чему проклинать феврали -
Снег и ветер  обходят наш дом за четыре квартала.
Мы дрейфуем на льдине, укрывшись цветным одеялом.
А под ним так тепло... И к чему проклинать феврали...

Смотреть, как падают звезды ниц,
И плакать от каждого вскрика птиц…
Поверь – никакой свободы – нет,
А есть отсутствие границ.

Потому и живем, что привыкли совместно дышать,
И точить карандаш на двоих, сочиняя сюжеты
Добрых сказок и снов, и выбрасывать пистолеты,
Потому что в свободу привыкли совместно играть.

Этот рай, что таится у щелочки ласковых губ,
Меж дыханьем и словом, меж вымыслом и воплощеньем,-
Стал наградой для нас и всемирным законом прощенья -
Этот рай, что таится у щелочки ласковых губ.

Смотреть, как падают звезды ниц,
И плакать от каждого вскрика птиц…
Поверь – никакой свободы – нет,
А есть отсутствие границ.

Потому и взлетим, если к горлу подступит черта -
Маргаритовой мазью  спасемся, в диковинку, что ли...
Мир - на кончиках пальцев. Мы любим. И живы, доколе
Продолжает планета по-детски играть в города.




* * *

Ей нравилось дышать в  его глаза.
Прикосновенья губ  рождали гаммы.
Их случай свел.
Сплелась любви лоза.
Обратной стороною амальгамы
Они пускали солнечных зверей,
Ловили их, ладонями сплетаясь...
Все б было ничего…
Да только ей
От снов своих никак не удавалось
Избавиться.
Ей снился океан,
Манил к себе старообрядным плеском.
А время шло.
Пустел любви карман,
Через прореху  высыпавший детскость.
Все становилось серым и тугим
Как небеса  над древнею Элладой...
И навалились отупевшим стадом
На общий быт их дрязги и долги.
Играли в прятки прежние друзья,
А вместо визитеров в дверь стучались
Заботы.  О мышиная возня!
Да все к тому и шло - они расстались.
Их обоюдный мир осиротел -
Ушли они из своего жилища.
Остались в доме только тени тел,
Истлевшие в любовном пепелище.
И каждый вечер тень Ее скользит
В Его объятья, воскресают гаммы...
А утром полнолунная Лилит
Их растворяет в чреве амальгамы.               



         *  *  *
               
 1
Господи! Я совсем не умею жить.
Господи! Отбери у меня перо!
Знаешь ли, каково - каждый день казнить,
Вкривь распинать, да вкось - себя самого?

Как он нелеп - предательский аксельбант
Славы поверх хламья. Трещит мой ствол.
Господи! Отними у меня талант,
В грязь затоптавший  глупое естество.

Ход предсказуем  Твой - козырной Валет.
Клею внахлест, другие же - ровно в стык.
Горе мое  - истерический  складный бред.
Хочется - боевых, время - для холостых.

                2
Мне омерзело жить во времена нуля.
Пресен поэтов хлеб - соль не в цене сейчас.
Если б родился в срок - дал бы стране угля!
Но - опоздал. Подбит бытом мой третий глаз.

Господи!  Я совсем не научился жить!
Господи,  не втыкай мне под ребро перо!
Я на земле стою. Думаю: рыть - не рыть...
А у Тебя в руках - очередной Zero.





   КОЛЫБЕЛЬНАЯ  СЫНУ

Наш дом закрывает окно – близится ночь.
Над домиком светится хвост кометы.
Мама, кто нашим гостем был,
Мама, кто ушел прочь?
Мама, где ты?..

Я рядом – спи, сынок.
На небе – много глаз.
Под небом – сто дорог.
Любая – для нас.

А завтра мы вытопим мед,
Да испечем хлеб.
А завтра мы в дом позовем
Медведей и птиц.
Мама, будет ли хоровод,
Мама, будет ли свет…
Мама, отзовись…

Я рядом – спи,  сынок.
На небе – много глаз.
Под небом – сто дорог.
Любая – для нас.

В подушке дремотная блажь,
Ты глазки закрой.
Пушистым комочком у ног
Мурлыкает кот.
Спят машинки и спит гараж –
Твой долгострой…
И пусть уходит старый год.




Треугольник круга

Будто ты  не один,
Как бы даже со мной…
И гитарный мотив
Полуплавает возле.
Затяжной карантин –
Я болею тобой,
Навсегда  разделив
До и После.

Шли прямою дорогой,
А напоролись на виражи.
Но треугольником круга
Я зачерчу тебя от стужи.
В треугольнике круга
Тебя, конечно, не удержать…
Но когда ты уйдешь,
Я разучусь дышать.

Осторожный апрель
Прошептал: «Се ля ви»,
Обнаженным светилом
Закутался в лужи.
Сколько пиво ни грей,
Сколько звезд ни лови,
Где б тебя ни носило –
Ты очень мне нужен.

Шли прямою дорогой,
А напоролись на виражи.
Но треугольником круга
Я зачерчу тебя от стужи.
В треугольнике круга
Тебя, конечно, не удержать…
Разомкнешь этот круг -
Я разучусь дышать.



                ТОРТ

Я догрызаю ваш слоеный торт
И, опустив глаза, ищу приюта.
Какой забавный вышел анекдот -
А так хотелось хоть немного чуда...
Мечталось, чтобы это - насовсем.
Да что там насовсем... Хотя бы -  возле...
Но ... чтобы на нейтральной полосе -
Уж извините...
Объясненья - после!
Сейчас я дожую и все скажу:
Чтоб с кем-то Вас делить? Да как Вы смели..!
И сами Вы подобны муляжу...
Слоеный торт...
А сами - то хоть ели?
Жую минут пятнадцать.
Он - хохмит.
Повсюду крошки.
Прыскаю от смеха.
Он что-то там такое говорит
Про ренессанс, про искушенья века...
И вечер, занавески опустив,   
Сползает незаметно в подоконье...
Мы расстаемся, не поговорив.
Я к вам приду.
Еще...
На торт слоеный.



      *  *  *

Ты никогда не ударишься, прыгая -
Станет асфальт упругим батутом.
Грани - исчезнут. И будем лишь ты да я.
Быть не зазорно обэриутом.
От проливного дождя - не сломаешься.
Есть и железо тоньше картонки...
И не бесцельно всю жизнь прослоняешься,
То-то потом подивятся потомки...
Ты насовсем отметешь одиночие.
Ком расставаний - тяжелая ноша...
Все очень просто: храни многоточие,
Если поймешь, что я тебя - тоже...






* * *

Мы делов таких натворим -
Ох, мы таких натворим делов!
Мы задвинем подальше их -
Санитаров и докторов.
Мы построим подъемный кран,
Заберемся наверх, и вниз
Поплюем на личинки материков...

Мы таких натворим делов -
Ох, мы таких делов натворим!
Мы прогоним все беды прочь,
Закурим и повторим...
Мы построим огромный дом,
Соберем там своих друзей.
Вместе - веселей!

Натворим мы таких делов-
Ох, мы делов натворим таких!
Мы надуем воздушный шар,
Нам не нужно шаров других.
Хлебным зернышком будешь сыт,
Если понял ты, что почем.
Лишь только не бойся того,
Кто за левым плечом.


                * *  *

В кармане пальто звенят
ключи от бывшего дома.
Задумчиво смотрят вслед
квадраты жилых квартир.
Нет смысла идти назад,
Нет смысла рождаться снова…
Я в будничный  бред
Сбежал. Я вновь – дезертир.

Прохожий, дай закурить –
Ты и так, гляжу, накурился.
Прости, я прощу тебя
За то, что ты не напился.
За то, что похмельный бред
Не стал твоею привычкой
Тягучий дым сигарет…
Весь мир зажжется от этой спички.

Казалось бы – все путем:
Раскручена нить событий.
Лишь  в будущем - заглушать
Агонию прежних чувств…
Апрельским холодным днем
Так хочется солнца выпить,
И чисто, легко дышать,
Но стелит постель Прокруст…




          *  *  *

Богемные мальчики...
Грезят о вас меломанки.
Вы в сладком соцветии
Личиков, ножек, волос
Запутались накрепко,
Стали живою приманкой,
И целым составом
Пускаетесь под откос.
- Ах, чудная музыка!
- Знаете, это случайно...
- Ах, дивные строки!
- Я их накатал впопыхах...
  С улыбками тузиков
  Ищут в вас девушки тайну...
  Но кто исповедует вас в ваших
  тайных грехах?
Богемные мальчики
В вечно прокуренных кухнях
В обнимку с портвейном
Душевный ведут разговор...
Отключены датчики
Здравого смысла,
И тухнет
Мое поколенье,
В ночной превратившись дозор.
Ни зов дромомании,
ни позабытая доблесть -
Не будят в вас отклика страсти,
Вы вечно одни...
Лишь изредка, может быть,
В вас просыпается совесть:
Вы что-то пытаетесь сделать,
Но тщетны они -
Попытки шокировать действием -
Время уходит...
И новые мальчики
лезут в броневики...
Любимые, славные,
это стихийное бедствие -
Я вижу как вы зарываетесь
В черновики...
 

    *   *   *

Я не знаю, как с этим справиться,
Да и нужно ль справляться с этим?..
Вот – закрою глаза – и явится
Этот, бывший когда-то третьим.
Этот, видевший неприглядные,
Безутешные слезы бабьи…
Я глаза его ненаглядные
Поцелую, шепча: «I Love You!»
Перевода совсем не надобно –
Он внедрен в мое подсознание.
Говорят: «Не мытьем, так катаньем» -
Промолчу: «Не чутьем… а знанием!»


  *   *   *

И подступило к горлу одиночество.
И в стол упал исписанный блокнот.
Черед гостей без имени и отчества
Настал. Куда ни глянь – сплошной цейтнот.

И сигарета пеплом полусъедена,
И тишина томится у дверей…
И лишь одна печальная отметина
Лощиной пролегла между бровей.



   СОЛНЦЕ В ЛАДОНЯХ

Чуть касаясь, едва дыша,
На полтона,  с задержкой звука,
Полетела моя душа
К твоей.
А вокруг – так глухо…

А вокруг – словно вымерло,
Только звуки преград не знают.
Под этюды Ван Клиберна
Наши души сейчас витают.


Тонет солнце в ладонях
                твоих, любимый.
Стонет,
              ох, сердце стонет
на обертоне…

Тонет солнце в глазах
                твоих бездонных
Стонет,
              ох, сердце стонет
на обертоне…


Поединки -  отложены.
Мирным временем вечность мерим.
Кольца – серьги заложены.
Прежних связей оставлен  терем.

Кто-то выдохнет: «Это блажь –
быть влюбленным в ладошку света».
Только Ты меня не предашь,
Полуявь превратишь в либретто.




   *   *   *

Ты будешь моим непрожитым,
Укрытым от всех -  молчанием.
С немой и холодной дрожью я
Вверяю тебе дыхание.
Лови и храни, коль просится
В копилку бездонной памяти
Любовной твоей бессонницы.
Не стать бы твоим отчаяньем...



      *   *   *
Пусть - амнезия,
Чем чувствовать так.
Лучше оглохнуть -
Контуженным - проще.
Анастезия по венам-
не в такт -
Не забирает,
Хоть сутки короче
Кажутся...
Мне надоело дышать:
Втягивать носом,
Ртом выдыхая...
Воздухом легкие заполнять,
Или же в стену,
Почти не моргая
Пялиться...
Действий
так прост механизм:
Счетчик настроен
в такт бытованью.
Боль и смятенье -
Метаболизм,
Необходимый
для существованья.



          *   *   *

Может, на часах  твоих
нет минутной стрелки -
потому не ведаешь,
как томит оно -
Время...
Как сапер затих
телефон
в розетке.
Провод нервно дергаешь-
не отключено...
И уже не хочется
трехгрошевых опер.
И зияет бездною
рваное нутро…
Если очень колется -
Взять, набрать твой номер.
Только что отвечу я
На твое "Алло"?



LADY  DREAM

Он теряет ее по чуть-чуть, даже не замечая.
Все идет как по маслу, но это уже маргарин.
Его внутренний мальчик в подернутом плесенью чае
Баламутит  чаинки...         
Безумная леди  Dream!

Он хватал ее за руку в бурном потоке сознанья.
Перекусывал глотки ублюдкам за славы глоток.
Он теперь адаптирован к боли. Добился признанья.
Но мечта полысела,  как тот оренбургский  платок.

С кем  там будет еще, весь во власти  постельных этюдов,
Он - не так уж и  важно, ему самому - все равно...
Память - ластик в руке.
Время – все доведет до абсурда.
Лунный  образ  Годивы - Мечты обращается в ноль.




    *   *   *

Это будет такой восхитительный завтрак
На матрасе из трав, меж полосок овса.
Мы забудем вчера, и сегодня, и завтра,
Ведь в бокале твоем - не вино, а роса.

Я уже никогда не прижмусь к батарее -
Отопления нет в зябком доме моем.
От касания губ -  словно в оранжерее -
Расцвету под твоим обнаженным теплом.

Скину саван тревог  и банальной простуды,
Плейер ветра включу - слышишь музыку волн?..
Для того, чтобы есть, нам не нужно посуды. -
Из ладоней своих накормлю тебя сном.

Это будет такой восхитительный завтрак -
Между дремой и былью - ковылем порастет...
И рассыплется в прах обретенное наспех,
Важным станет все то, чего недостает.

Мы лежим, и земля муравой зеленится,
Меж изгибами тел пробегают ручьи...
Значит, это Любовь наполняет глазницы.
Значит, это покой.
Значит, просто, молчи...


   *   *   *
"Дело мало, да..."
Крошечный мой бог.
Если б не молода -
Многих  бы  - за порог!

Если б не соль тревог-
Нерастопимый ком -
Сладок бы был пирог...
Не вырастай, мой гном!

Не превращайся в них,
Тех, чьи кривы уста,
Тех, чей прекрасен стих, 
А колыбель пуста.

Тех, что спешат на звук
Праздничных стеклотар,
Что под названьем "друг",
Прячут под дых удар.

Денатураты  пьют,
Тычась тебе в  жилет,
А, захмелев, блюют,
Пачкая твой клозет.

"Дело мало..." НЕТ!
Милостивейший  князь,
Знать бы, когда и где
В душу влезает мразь.
.
Знать бы, где доброта
Бродит, а где - порок.
Чтобы закрыть врата
На навесной замок.

Вот он, гляди, утих
Дури водоворот...
Знаешь, для нас двоих
Хватит уже невзгод.

Мелки  дела... Да!
Судьи - то кто?  Бог
Распределил  места...
Будет и нам, сынок.


    *   *   *

Быть может, всех прощу.
И наберусь удачи на сдачу.
Поверь, что я шучу
Лишь оттого, что внутренне плачу.

И эта простота коварней, чем нагота.
И эта маета страшнее, чем красота.

Я будто бы число
В нелепом уравненье с дробями.
И мне не повезло:
Раздроблен дух мой вместе с костями.

И эта простота коварней, чем нагота.
И эта маета честнее, чем доброта.

Теперь я словно тень,
Точнее, как обрывок газеты,
Что каждый божий день
Ты комкаешь в служебном клозете.



         *    *    *
Он так же тих, как ты, во время сна.
Блаженно дремлет, скомкав  одеяло.
Не манит ощущений новизна,
Приостановлен бег. Как тихо стало!..
И в кулачке зажата карамель.
И слюнка на  щеке не высыхает.
Два ангела качают колыбель.
Он спит. И ничего еще не знает.


  *  *  *

Я бросаю курить.
Видишь-тлеет окурок последний.
"В этом обществе я - нелюдим",-
Как БГ возвещал...
Надоело бродить
По задымленным кухням.
Намедни
Я под собственный треп захрапел.
Разум мой отощал.

Завела колея
В покосившийся твой переулок
Здесь не нужно причин,
Чтобы втиснуться в кухонный склеп,
Неуемно кривляться...
Да что ж, я робею, придурок!
Только, все же, робею...
И громко так сердце стучит.
 
На коленях твоих
Я усну, как зародыш в утробе -
Безмятежно. Ты тихо
Погладь меня по волосам.
Кем-то выгнанный, Стих,
В перепачканной рифмами, робе
Постучится в твой дом.
Ты откроешь,
Не веря глазам.

И позволишь пройти,
Головою кивнув благосклонно,
Незаметно смахнешь
Набежавшую, было, слезу...
И сойдутся пути
Всех мелодий к бездонному дому
Твоему.
Только ты
знаешь их сокровенную суть.



    *  *  *

На свете множество растений.
Не все - лекарственные.
Я - взвесь из тысячи сомнений.
Ты - чья-то дарственная.

Пыльцой испачкав восемь рук
(тычинки, пестики) -
Ползет упрямой мысли жук.
Ноли и крестики...

Захлапывает горизонт
Глаза глубокие.
Нас поглотил любовный сон,
Но мы - далекие...

Узлы на ниточке страстей
Пора развязывать.
Ты - лучшая из повестей.
Я  - просто Яна. Тать.




  БЕЗ РЕПЕТИЦИЙ

Дожны ли мы быть
друг против друга?
При скверном раскладе
Играть в поддавки...
А козыри-кто?
Ходит джокер по кругу.
Краснеют в руках
Наших грез поплавки.

Остаться в живых
После гибели мира
Нам выпадет шанс -
Ты только его подхвати.
Не можем мы быть
Врагами - Господь, помилуй!
Нас общий Парнас хранит.

На розе ветров
Загадаем венчанье.
И выкинем камни
Из наших одежд.
И пусть впереди
Поджидает прощанье...
Давай, безысходности
Плюнем на плешь!

Остаться в живых
После гибели мира
Нам выпадет шанс -
Ты только его подхвати.
Не можем мы быть
Врагами - Господь, помилуй!
Нас общий Парнас хранит.

Пусть всё против нас -
Это даже приятно.
Ведь только с тобой
Я безмерно тиха.
Прощала не раз
(И на солнце есть пятна)
Жизнь без репетиций,
Без черновика.


             ТАНГО

Так и живи: не показывай
Внутреннего лица.
Испещрено ли язвами,
Или глаза слепца
Под пеленой запрятаны...
Лучше бы мне не знать...
Я не хочу понятного,
Чтоб на себя пенять...

Только не обнаруживай
Внутренний голос свой.
Может быть, он  простуженный,
Может, шуршит листвой...
Я прирастаю намертво
К странной твоей душе.
Знаешь, как нищий к паперти -
Не оторвать уже.

И не желаю многого
Знать. Скорбен  мудрый дух .
Ближе. Чуть дальше. Около...
Танго влюбленных двух.




        *  *  *

Она ждала.
Срывались  с неба капли
И растекались по щекам домов.
И беспокойство одинокой цаплей
Внутри неё нашло и стол и кров...

И помнила, что детским отреченьем
От суеты ребяческих забав
Накликала себе стихосложенье,
Из жизневычитания избрав.

Ждала.
В руке дымилась сигарета.
Которая по счету...
В том ли суть,
Что, попросив у Бога быть поэтом,
Обратно эту просьбу не вернуть.

Хотя, она, возможно, не пыталась...
 
И продолжала бегать по углям.
А те, кто были рядом, разбегались
Как тараканы, по чужим щелям.

Она ждала. Закаты и восходы
С бессменной сигаретой проводя...
И лепестками осыпались годы
В дырявые карманы бытия.

Смеялась сетью тоненьких морщинок
Над пошлостью бабизма, говоря:
"Мужчин уж нет, пришла пора мужчинок,
И никому не стоит доверять".

Кого, чего - ждала...
Сама не помнит.
И за каким - все это было ей...
Инерционно пишет.
В звуках тонет.
Одна. Одну. Одной. Одне. Одней.


     *   *   *

Есть у меня рецепт от одиночества:
Заглушая  в себе боль и отчаянье,
Я прихожу на кухню,
Выкладываю на стол пачку сигарет,
Наливаю обжигающий кофе
С большим количеством сахара,
Беру блокнот,
И пишу крупными буквами:

              ВЕРУЮ!




         *   *   *

Кто-то, как бабочка, всю жизнь
вдохновенно крылами машет,
А кто-то штопает дырявый сачок.
У кого-то душа - огромная
водонапорная башня.
У кого-то она - треснувший сливной бачок.


            *   *   *
                ( читая  Д. Хармса)

Один очень милый, душевный, отзывчивый человек,
безумно любивший детей, жену и животных,
каждый раз,
приходя домой с работы,
пинал собаку,
лежавшую у дверей,
бомбил посуду на кухне,
отужинав, громко рыгал,
сморкался в накрахмаленную скатерть,
давал звонкую затрещину
сыну-слюнтяю,
больно щипал жену за  задницу,
затем
уходил к себе в комнату,
запирался на ключ,
просил не беспокоить до утра...
Чтобы завтра утром,
как всегда,
выйти из дома,
радостно и непринужденно
чмокнув жену,
потрепав по загривкам сына и собаку,
идти на работу,
оставаясь
все таким же
очень милым,
душевным,
отзывчивым человеком,
безумно любящим детей, жену и животных.



    ПСЕВДОГЕНИЙ

С огромной сумой нерастраченных знаний -
На кой я вам сдался... И кто меня знает...
Иду, маскируясь под серую местность,
Нутром ощущая одну бесполезность -
Приходов, уходов и невозвращений...
Я  - лишь нумизмат половых ощущений.



      СО   СТЕНОЙ

Пожалуйста, не молчи!
(От взгляда - темно в глазах)
Влюбленные - палачи.
Но я б не смогла  - вот так...

Сама себе - приговор,
Сама ж - головная боль.
Уже занесен топор.
Желаний последних - ноль.

Пусть пафосно прозвучит
Все, что ты сказать хотел -
Молю тебя: НЕ  МОЛЧИ!
Проклятая близость тел...

И мошки на потолке
Кучкуются - не к добру...
Ты выпорхнешь налегке -
Я утром в тебе умру.



    *    *    *

Прости.
Эта ночь - как пепел.
Окурками - фонари...
Мой мальчик,
Ты слишком светел,
Поэтому ль так раним?

Бросала
Слова на ветер.
Он их разметал
как  сор.
Прости.
Эту ночь как пепел
стряхнули
с небесных гор.

Видать,
наверху разборки -
кольцо обронил Зевес...
Во взгляде твоем
я четко
увидела дно небес.

Была ли любовь?
Плыла ли
ладья обоюдных чувств?
Нам это теперь едва ли
разруливать по плечу.

Про стих  позабудь -
он  - ломка
костлявого языка.
Расти
своего ребенка.
А я - своего.
Пока.



   ПАРЕНИЕ
               
                Э. Румянцеву

Кисть замерла в ожиданьи  штриха.
Вроде бы - просто. Но страх отчего - то...
Без трафарета поверхность стиха
Чудно распишет неведомый кто-то.

Зритель замрет в изумленьи. А ты
Скромно промолвишь: "Да что Вы, ей Богу!"
Все происходит от доброты -
Преображается мир понемногу.

Дело художника - не расплескать
Сей драгоценной живительной краски,
В сонме сюжетов лишь тот отыскать,
Что не подвергнется грубой замазке.

Творчество - это духовный сюрприз,
Данный лишь тем, кто в гармонии с миром.
Слышишь - тебя вызывают  на  «БИС!»
Мастер, Твори! Оставайся факиром!




             ВИВАРИУМ

Я умею радоваться, умею плакать.
У меня две руки, две ноги
И  интеллигентный овал лица.
Я уже не глотаю косточек -
Ем только мякоть
Слегка подпорченных персиков...
Зачем Вам мои глаза?

Я могу не слушаться Вас,
Слушаться,
Быть полезной
Вам-то не все ли равно,
Чем заполнить остаток дня?
В скудном таблоиде чувств
Для меня Вы-бездна.
Правда, забавно? Но
Для чего Вам я?

Нежно. По ворсу сердца
И против шерсти
Гладьте. Вот так.
Я Ваш
Вивариумный зверек.
Мой пароксизм любви
Не дотягивает
До совершенства.
А Вы наперед смогли б
Знать свой шесток?


 
       *  *  *
                В жопу вас всех, люди богемы.
                Вы не знаете кто, вы не знаете где мы…
                И.Осминкин.

Выйти до времени
Из головы.
Бросить из темени
Сети молвы.
И без отчаянья-
Даром, что дрожь-
К  югу отчалить от
Пафосных рож.

Вы жуткие люди,
Люди богемы.
Вы знаете все,
Но не знаете, где мы.

Нам - реставрировать
Дряхлый погост.
Вам - гастролировать
С фабрикой грез.
Номер порядковый -
Туз на спине.
Совесть с заплатками,
Слезы в вине...

Вы лживые люди,
Люди богемы...
На  заднице мира
Талантливый гемор.

Видно привыкли вы
В складчину жить.
Но декалитрами
Жизнь не испить.
И распадаются
Цепи времен
Из-за таких как вы
Вас-легион.

Вы умные люди -
Люди богемы.
Но вирус сидит
В головной микросхеме.


           * * *            
                Е. Дан

Это просто усталость
Иль тревожные сны.
Ничего не осталось
На пороге  весны
Это тишь запустенья,
Это легкая блажь…
Ты рисуешь печенье
Нарисуешь – отдашь.

Сотни пухлых, слюнявых
Детских клювиков ждут
Этой сладкой забавы -
Все до крошки склюют.

Ты молчишь, улыбаясь
Пожимая плечом:
Ничего не осталось…
Нарисую еще!


*   *   *
Наша бабушка так же живет в параллельном пространстве.
И печет пироги, дожидаясь прихода внучат.
Так же сетует на докторов, прописавших лекарства.
Открывает семейный альбом, и преданья звучат.
Это дедушка. Он молодой, беспощадно красивый,
И ирония прочно гнездится на краешке рта.
Это братья его. Старший, полный отваги  и силы,
Не ушедший еще на войну, и не сгинувший там.
Это младший, еще не женившийся девять раз кряду,
Но любивший одну  и оставшийся, все ж, бобылем.
И смущенно глядит со страниц в разноцветных нарядах
На себя та, что ныне живет в измеренье ином.
Вековая история пишется в четвертьминуты
Ровно столько скользит по одной фотографии взгляд.
Дети, внуки, пра-правнуки все как один - баламуты!
И у  всех одинаковым цветом глазенки горят.
Наша бабушка  так же живет в параллельном пространстве
Вместе с дедушкой. По вечерам и в предутренний час
Появляется странное чувство печального счастья -
От сознанья того, что они продолжаются в нас.



*   *  *

А мы-то все парились тем,
что наш город - Молох.
Но - линзы из глаз -
И – о, ужас -
Он – табакерка!
Разносчик гадливых тем,
распинатель блох,
рассадничек "аз не дам",
гробовая мерка.
А мы все вели войну
со своей страной.
Стране же от сей войны -
никакого проку.
И вот мы идем ко дну
как идут в запой.
Мы, доблестные сыны
НЕ  СВОЕЙ  эпохи


 ххх

Томиться дневной отсрочкой.
Песком уплывать сквозь пальцы,
И  призрачной оболочкой
Ночами к нему являться.
Иль зуммером ночь тревожить:
«Зачем, почему, доколе»...
В уме бы - на ноль помножить,
Чтоб вышло ничто. От боли,
От ревности к тем, кто рядом
Как дольки экзотик-фруктов
С ним делит слова и взгляды,
(А также кили и футы)
Глотать с отвращеньем водку
В каких-то чужих квартирах...
Но  ямочка подбородка
Таит все  богатства мира.
Явленье, исчезновенье-
Два лика одной медали...
Испить океан сомненья.
Стоптать башмачок хрустальный.
И думать, мол, не жила я,
А мучалась сильной жаждой...
Но если б все вновь - желая
Войти в эту реку дважды.



       *      *    *

В сознанье  собственной лжи
Чужих коней сторожишь.
А чуть по ветру душа-
Вдогонку - свист палаша.
И перепутье - в висок.
Щелчок... И ты невесом.
А млечный путь  на губах
Преобразуется в прах.

Тебе бы в поле гулять,
А не коней воровать.
Проклятья выстрел  вслед:
Креста на тебе нет.
Христа на тебя нет.

Преступность зреет в крови.
И генной памяти крик
Живет в потомках твоих,
Как в небо пущенный стих.
Цыганка сына растит,
И сын тебя не простит.
Как конокрад уведет
В пустыню весь твой народ.

Ему б все в поле гулять.
Да все б коней воровать.
Проклятья выстрел вслед:
Креста на тебе нет.
Христа на тебя нет.


   *    *    *

Мучительно ждать извещения
И пальцем водить по стеклу.
Привычное жизни течение,
Притихшие тени в углу...

Искать твоего понимания
Как ищут сбежавших детей.
Всего-то одно заклинание
Мне б знать...
Без излишних затей -
В червленую полночь
Из зеркала
Позвать молчаливых гостей.

Подать пироги, начиненные
Любовью и скорбью такой...
Пусть гости едят, отрешенные,
Немы, как тюремный конвой.

Начну их, конечно, расспрашивать:
О том, для чего рождена,
И нужно ль ботинки разнашивать
К которым пригвождена.

И будет старик  несговорчиво
Седою мотать головой,
Другой, помоложе,  уклончиво
Начертит кружок меловой.

И сделавши се, в прах рассыплется.
Помедлит немного старик:
А  ноги твои - пообвыкнутся,
Я сам к этой ноше привык.

И встану я в круг нарисованный,
И вдруг успокоится ртуть,
Томившая раньше спресованный
Кусок под  названием грудь.

Пусть пеплом главу не посыпала,
Пусть много нарублено дров.
Мне редкое (счастье-ли?) выпало
Чужбинную встретить любовь.

И ждать твоего возвращения
Рисуя узор на стекле,
Чтоб тлел огонек непрощения
Как чей-то окурок во мгле.


            *  *  *

В этой песне нет слов,
Нет начала, сюжета, концовки.
В ней  замыслен один
Удивительно-сложный рефрен.
Здесь мелькает любовь
Светлоокой гражданкой в  массовке,
Режиссер - властелин
И ее всемогущий бойфренд.

Краток мир для любви,
Только это не так ощутимо,
Если пульс учащен,
И дыханье прервется вот-вот.
Заводи
драндулет,
уезжай,
улепетывай мимо,
Если ты возмущен,
Что не вписан в такой поворот.

Мир немого кино
Неизбежно стремится к распаду.
Зал пустеет.
Зачем ему знать,
чем закончится фильм ...
Но Святейший Синод
подливает сладчайшего яду -
И история движется вспять
От последней графы.




        ТЕАТР  МИНИАТЮР


Губа моя, как видно, дура-дурой-
Себе не позавидую подчас.
А жизнь-все та же летопись Гонкура,
Как правило, ликует Карабас.

Я, малых форм безродный отщепенец,
На вид поставлен даже в  варьете.
Но, да простит меня товарищ Хейфец, -
Мне как-то ближе милый Чехонте.

Я изгнан с треском сразу отовсюду,
Вам портит слух мой новый анекдот.
Включите в счет - я буду бить посуду!
Ведь так как я - никто ее не бьет.

Я снова изгнан? Боже, как некстати-
Любовный лепет мой ласкал ваш слух,
Едва вы добирались до кровати,
Чтоб там перевести ваш черствый дух.

Я вас любил, так искренно, так нежно...
Я вас в открытый космос посылал...
Как покупатель, был взаимовежлив,
Как коридорный, дверь вам открывал...

Но, видно, быть предписано мне свыше
Любовником  великосветских дур...   
И ничего тут больше не попишешь:          
Вся жизнь моя - театр миниатюр.


          *   *   *

 Здесь, в прокуренных кухнях прошла моя бурная молодость.
Отмотай этот счетчик назад, чтоб узнать, кто я есть.
От идей и  затей мне осталась лишь разочарованность.
Я прощаюсь с поэзией. Вот лебединая песнь.

Начинает мутить от изжеванных тем  Розенбаума,
Чем страшнее исход, тем понятнее "Blue Valentines"...
Вот проходит еще одна леди с ужимками дауна.
Понимаешь, что дура, но все ж приглашаешь на dance.

Даже в злачных местах - ни порока тебе, ни романтики.
"Чистотою сортиров прикроем духовный распад!"
Перережем курей,  ведь  важнее всего - профилактика!
К милой рвутся в Израиль – причем здесь  резной палисад...

Фиолетовый в моде, еще бы,  он так заразителен -
Этот странный замес бледно-розовых и голубых.
Я бы не был так груб, если б был не настолько чувствителен.
Бесполезно быть певчим в стране безнадежно глухих.





         МОЛИТВА


О подари  мне этот день,
Неотвратимости лишенный.
Ты скажешь, я - умалишенный,
Но подари мне только день!

Чтоб ни о чем не сожалеть
Назавтра.
Чтоб хоть раз - сначала.
Чтоб отпустило, полегчало,
И не саднило сердце  впредь.

О возврати мне эту жизнь.
Всю  целиком, без корректуры.
Вплоть до тончайшей лигатуры...
О возврати мне эту жизнь!

Вдохни в нее Свое тепло.
Поверь, я большего не смею
Просить... Да, впрочем, не умею.
Но - сделай так, чтоб отлегло...

Что не под дых - то по плечу,
Все по Твоей незримой воле...
А коль уж так - другую долю,
Наверно, зря себе ищу.


                *   *   *

Куклы, книжки, фломастеры, нитки, и ножницы...
В  доме все кувырком, прибираться не хочется...
Может, как-то само все с годами уложится,
Обрастет ярлычками, обтреплется, сточится...

Пять минут тишины после шума ребячьего.
Лифт, вобравший гостей, пасть закрыв, удаляется.
Улыбаясь, вздохну: что ж вы так насвинячили!?
Сын ответит: " Не я!"  Как же, кто сомневается...

Отдышись, одуванчик ты мой разлохмаченный!
Как подую на мордочку - сладко так жмурится...
Вспоминая бандитскую выходку мячика,
Словно маятник, люстра все кружится, кружится...