Посещение Вишневого сада окончание

Ой, и вовсе не Трофимов сказал про солнышко, это Наташка шептала и теребила меня за плечо. Видать, я опять самым безобразным образом уснул. Но моя подруга, похоже, этого вовсе не заметила. Она была всем довольно и находилась в приподнятом настроении.
-Дим, ну, как тебе пьеса, - спросила она, пока мы сквозь галдящих театралов протискивались в фойе.
-Нат, если честно, ничего я не понял. При чем здесь вишневый сад и вообще...
-Милый, да ты видно и в самом деле ничего не понял. Чебекке – просто гений. Вот скажи мне, для чего ты смотришь ну, например, кино? Про спектакли не буду спрашивать.
-Для интереса…, я знаю. Люблю, чтоб сюжет был захватывающий, а главное, что было все понятно.
-А-а-а…,- Наташка была явно удручена моей дремучестью. - Так это - просто время провождение. Суть подлинного искусства, а искусства театра, в особенности, в том, что бы заставить человека думать. Вот я, перед тем как на спектакль идти, пьесу Антона Чехова “Вишневый сад” перечитала от корки до корки, причем не один раз. И слова всех действующих лиц знаю хорошо. Поэтому мне нужно внимательно вслушиваться в каждую реплику. Это как загадку разгадывать: надо определить, какие слова Чехову принадлежат, а какие - нет. И еще надо угадать, откуда взято остальное.
-Нат, это не для моего ума, ты уж прости.
Наташка, похоже, не особенно меня слушала, она была увлечена изложением своей теории.
-Уловить в этом потоке подлинные слова Чехова было, с учетом предварительной подготовки, не очень сложно. От настоящего “Вишневого сада”, - Наташка звонко засмеялась, - осталось лишь несколько пеньков. А вот откуда Чебекке надергал остальное, пока не могу понять... Вот этим и займусь во втором действии. А ты, милый, просто следи за ходом сюжета, не особенно скучай. Да, кстати, ты ведь не заметил, что у Чехова Шарлотта Ивановна выводит собачку на цепочке, а тут использован поводок. И потом, Чехов не указывал породу собаки, просто писал о собачке, то есть собака должна быть… мелкой. А тут четко указано, что это черный карликовый терьер. Это просто здорово! Такая загадка скрыта в незначительной детали.

Накачанный такими знаниями, я смело ринулся на просмотр второго действия этой комедии. В душе я, конечно, проклинал себя за бесцельную трату времени. Но, как уже сообщал, любовь моя к Наташке была безмерной, и для удовлетворения её прихотей я  был готов на все, даже на то, что бы смотреть этот бред.

Итак, началось второе действие.

На сцене после того, как был поднят занавес, я увидел:
Поле. Покосившаяся часовенка, возле нее колодец, большие камни, когда-то бывшие, по-видимому, могильными плитами, и старая скамья. Видна дорога в усадьбу Гаева. В стороне, возвышаясь, темнеют тополя: там начинается вишневый сад. Вдали ряд телеграфных столбов, а на горизонте неясно обозначается большой город, который виден только в ясную погоду. Скоро сядет солнце. Шарлотта Ивановна, Яша и Дуня сидят на скамейке. Возле них стоит Епиходов и играет на гитаре. Все сидят задумавшись.

Шарлотта (В раздумье). Я даже боюсь к ней подходить. (Достает из кармана огурец и ест) Ничего не знаю.

Пауза.

Шарлотта. Так хочется поговорить, а не с кем… Никого у меня нет.
Епиходов. (Играет на гитаре и поет):
Послушай, это тоже о тебе. Вот шар,
И он играет красками в круженье,
Сейчас заставит мальчика дышать,
Сейчас заставит мальчика дышать.

Дуня. Если б ты только знал, как наскучил мне своими банальностями (Глядится в зеркало и пудрится).
Епиходов. Знаешь, когда ты, наконец, духовно повзрослеешь и поймешь смысл смирения… (Напевает):
Я нить держу, узоры составляю,
Что можно выткать нам, двоим.
Я, сплю еще, не понимая,
Какой ты дар несешь моей душе.

Яша (Подпевает):
Я, сплю еще, не понимая,
Какой ты дар несешь моей душе.

Шарлотта. Мы должны спросить его… Ужасно поют эти люди, фу! Как шакалы.
Дуня (Яше). Всё-таки, какое счастье побывать за границей.
Яша. Да, да, ужасная погода, а нам так далеко ехать (Зевает).
Епиходов. Я так и не смог добиться от нее полной ясности.
Яша. Само собой.
Епиходов. Все. Хватит, чтоб подобного больше не  было. Что б подобного, слышите, больше не было (Показывает револьвер).
Шарлотта. Я Вас просто умоляю. (Дуне) Ты выглядишь бледной. (Идет) Мы мчимся сквозь этот мир, как лучи солнца сквозь трещинки… в огурцах. Возьми чашечку, выпей чайку. Тебе это поможет. Или выпей еще чего. (Уходит не спеша).
Епиходов. Что ж, будь, как будет. И тоже квасу возьмешь, чтобы напиться, а там, глядишь, что-нибудь в высшей степени неприличное, вроде таракана.

Пауза.

Епиходов (Дуне). Я желаю побеспокоить Вас, Авдотья Федоровна, на пару слов. (Явно не впопад) Вы читали Бокля?
Дуня. Ладно, давай. Топай отсюда.
Епиходов. Мне бы желательно с Вами наедине (Вздыхает). А ну-ка оботри мне ботинки.
Дуня (Смущенно). Очень рада возможности оказать любезность. Эта услуга выглядит наименее неприятной, позволяет искупить содеянное.
Епиходов. Ты должна сейчас же снять с себя всю мокрую одежду. Иди, переоденься сию минуту. Ты промокла до нитки (Берет гитару и уходит наигрывая).
Яша. Глупый человек, между нами говоря (Зевает).
Дуня. Не дай Бог застрелится.

Пауза.

Дуня. Двигайтесь, двигайтесь! Уступите место.
Яша (Целует ее). Огурчик. Конечно, каждая девушка должна себя помнить, и я больше всего не люблю, если девушка дурного поведения.
Дуня. Не могу больше.
Яша (Зевает). Не вздумайте только спихнуть на меня это и помолчите.

Дуня порывисто обнимает его.

Дуня (Тихо кашляет). Быстро, надо улизнуть до того, как начнется следующее выступление (Уходит).

Яша остается, сидит у часовни. Входит Любовь Андреевна, Гаев, Лопахин.

Лопахин. Надо окончательно решить, время не ждет. Когда он должен прийти?
Любовь Андреевна. Он сказал, что около трех (Садится).
Гаев. Он приедет на машине? (Садится).
Любовь Андреевна. Он сказал, что надеется, что приедет на машине.
Лопахин. Добавьте к этому то, что  она в течение длительного времени страдала неизлечимым недугом. (Удрученно) Пятнадцати докторов, из которых человек десять были записными атеистами, независимо друг от друга заверили её, что ей не стоит рассчитывать на долгую жизнь.
Гаев (Зевая). А разрешите полюбопытствовать, куда это Вы спешите?
Любовь Андреевна (Глядит в свое портмоне). Вчера много денег, а сегодня совсем мало. Она вела себя очень странно. (Роняет портмоне, рассыпав мелкие деньги). Понятия не имею, зачем это сделано (Ей досадно).
Яша. Ладно, шутки в сторону (Собирает монеты).
Любовь Андреевна. Подумаешь, проблема!
Лопахин. Да. Так тебе не нравится.
Гаев (Машет рукой). Ты хочешь быть застреленной или отравленной. (Раздраженно Яше) Если первое, то в какое место ты предпочитаешь: в сердце? В висок?
Яша (Смеется). Не знаю.
Гаев (Сестре). Ну, в таком случае, могу сказать, не вдаваясь в детали, что они уже решили все проблемы.
Любовь Андреевна. Ну, ладно, все равно не понимаю, к чему ты клонишь.
Яша (Отдает Любови Андреевне кошелек). Разве мы не договорились обо всем (Едва удерживаясь от смеха). Мы все обсудили несколько недель назад (Уходит).
Лопахин. Эти слова выдают его с головой.
Любовь Андреевна. А Вы откуда слышали?
Лопахин. Как бы то ни было, да будет ночь для них полна сладкой музыки.
Лопахин. Очень даже может быть.
Любовь Андреевна. Браво.
Лопахин. Подумать только.
Любовь Андреевна. Я, видишь ли, отправилась на прогулку для того, что бы разогнать тоску.
Лопахин. Это хорошо. (Гаеву) Я знаю, что ты веришь, что можно впадать в такое состояние, которое излечивается простой прогулкой. Женщины, как правило, предают слишком большое значение таким глупостям.
Гаев. Она думает, что я буду торчать здесь, ожидая ее всю ночь.
Лопахин. Извините, извините (Хочет уйти).
Любовь Андреевна (Испуганно). Я считаю, что этого не достаточно.
Лопахин. Хотя, конечно, я к этому никакого отношения не имею.
Любовь Андреевна. Я имею все основания протестовать.

Пауза.

Любовь Андреевна. Судя по всему, других предложений поступать не будет.
Гаев (В глубоком раздумье). Поддерживаю.
Любовь Андреевна. Уж очень много мы грешили.
Лопахин. Какие у нас грехи?
Гаев (Закуривает). Блуд и разврат (Смеется).
Любовь Андреевна. Ах, если бы то, что я люблю, встретилось мне (Утирает слезы). У меня очень слабое правое легкое. (Достает из кармана телеграмму) Проводите меня  домой. (Рвет телеграмму). Похоже, что он просто не в своем уме (Прислушивается).
Гаев. Если кратко суммировать, то этим она открыла свою глубинную сущность.
Любовь Андреевна. Незаметно выйди из дому и подгони машину к черному ходу.
Лопахин (Прислушивается). Нет, никогда ничего такого не слышал. (Тихо напевает) Какую я вчера пьесу смотрел в театре, очень смешно.
Любовь Андреевна. Тьфу, пакость. Вам не пьесы смотреть, а наблюдать бы чаще за своим поведением.
Лопахин. Какая забавная.
Любовь Андреевна. Я настаиваю.
Лопахин. В конце концов, это мое право.
Любовь Андреевна. Вы меня слышите.
Лопахин. Это делают всем больным.
Любовь Андреевна. Старшая сестра будет очень недовольна.
Лопахин. Пора.
Гаев. А можно передать Вам на сохранение это. (Протягивает ей достаточно объемный пакет).
Любовь Андреевна. Нет, нет!

Фирс входит, несет пальто.

Фирс (Гаеву). А Вы уверенны, что делаете все правильно.
Гаев (Надевает пальто). Ну, в таком случае, пойди и… (Любови Андреевне) скажи ему об этом.
Фирс. Не унывайте (Оглядывает его).
Любовь Андреевна. Они все красивые.
Фирс. Хоть бы луна выглянула.
Лопахин. Неужели ты воображаешь, что мне нужно твое общество, от которого в данный момент столько же проку, как от этого хваленого сада.
Фирс. Не будет, не будет больше смерти, не будет больше горя (Смеется).

Пауза.

Фирс. О, верьте мне, люди, верьте.
Лопахин. Где наш садовник?
Фирс (Не расслышав). В конце концов, может быть.
Гаев. Надо подумать, что написать на могильной плите.
Лопахин. Вот теперь можно рисковать и подумать, что делать дальше.
Гаев. Первым делом нужно проверить, заперта ли дверь на ключ.
Аня. Никаких нежданных гостей не впускать.
Любовь Андреевна (Нежно). Теперь исключительно важно не встретить никого из знакомых. (Обнимает Аню и Варю) Страшно подумать, что вот сейчас, нас могут остановить и подвергнуть насильственной беседе.

Входит Трофимов.

Лопахин. Что это такое?
Трофимов. Вы это что себе позволяете.
Лопахин. Вы делаете  быстрые успехи.
Трофимов. Оставьте Ваши дурацкие шутки.
Лопахин. Что там есть в пакете.
Трофимов. А какую пору года мы выберем.
Лопахин (Смеется). А ветер-то восточный.
Трофимов. Это мне ничего не говорит.

Все смеются.

Варя. Ага, а меня все еще любят.
Любовь Андреевна. Моя душа живет в этом доме.
Гаев. Мы доберемся  этим путем?
Трофимов. Попадем, куда надо.
Гаев. Все равно умрешь.
Трофимов. Кто знает? И что значит – умрешь? Быть может у человека сто чувств и со смертью погибает только пять известных нам. А остальные девяносто пять остаются живы.
Любовь Андреевна. Да  ладно тебе.
Лопахин. Нет, нет!
Любовь Андреевна. В таком случае, раз мы всю жизнь прожили здесь.

В глубине сцены проходит Епиходов и играет на гитаре.

Любовь Андреевна (Задумчиво). Бог его знает, куда он мог подеваться.
Гаев. Но это не мог быть он.
Трофимов. Я знаю обо всем этом просто потому, что он сам мне рассказывал.
Гаев (Негромко, как бы декламируя):
И земное, спелое – падает яблоко рядом.
Но протянет его тебе – кто другой?
Варя (Умоляюще). Никакой разницы не вижу.
Аня. О, Смерть и Жизнь!
Трофимов. Дни уж сочтены.

Все сидят, задумавшись. Тишина. Слышно только как тихо бормочет Фирс. Вдруг раздается отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный.

Любовь Андреева. Нет, так не пойдет, совсем никуда не годится.
Лопахин. Так тебе не нравится?
Гаев. Плохо и непонятно.
Трофимов. Как тебе эта идея?
Любовь Андреевна (Вздрагивает). Если бы была лопата, я бы все это закопала.
Фирс. Эй, подождите, оставьте хоть немножко.
Гаев. Она не хочет исполнять обещанное.
Фирс.  На этом пастбище в прежние времена  обычно паслись лошади.
Любовь Андреевна. Каждую минуту в мир приходят все новые ягнята. (Ане) Поют жаворонки. (Обнимает ее).
Аня. Рыбак назначил рыбе встречу в речке.

Показывается прохожий в белой потасканной фуражке, в пальто, он слегка пьян.

Прохожий. Позвольте вас спросить, могу ли я пройти прямо на станцию?

И опять предательский сон нежно заключил меня в объятия. Я героическим усилием отбросил его дремотные лапы от головы. Но сконцентрировать внимание на том, что происходило на сцене, уже решительно не мог. Мой взгляд впился в другую точку, которая меня интересовала больше. Рядом со мной, на видавшем виды стуле, сидела Наташка. Одета она была не совсем по погоде: в джинсы и футболку. От волнений, которые в Наташке вызывали разгадки событий сцены, футболка слегка задралась, и моему взгляду открылся ее пупок. В такт Наташкиному дыханию ее нежно белый, сметанного цвета животик опускался и поднимался, те же волнообразные движения делал пупок, а вместе с ним небольшое колечко, которым этот самый пупок был проколот. Украшая свое миниатюрное тело этим знаком современной молодежной моды, Наташка совершенно не интересовалась моим мнением. Но любые безумства ее воспринимались мною спокойно, и спорить я с ней не собирался. Сейчас движение этого колечка подействовало на меня успокаивающе. Хотя было очевидно, что Наташка находится в крайне возбужденном состоянии, её мозг лихорадочно, судя по всему, обрабатывал бурные фантазии Чебекке, анализировал абсурд, происходящий на сцене, и получал невообразимое удовольствие. Я по хорошему завидовал самоотверженной Наташкиной душе и ее характеру. Всё, что она ни делала, она делала самозабвенно. Созерцание ее пупка вернуло меня к сладким воспоминаниям о тех, увы, нечастных случаях, когда Наташка разрешала мне рассматривать потаенные уголочки ее удивительно ладного тела… Любила она чрезвычайно самозабвенно. Отдавалась любви полностью и без остатка... С этими сладкими воспоминаниями, я опять задремал, и последняя мысль, которую отчетливо запомнил, была: если так пойдет дальше, то к концу спектакля смогу добрать время, так бессовестно забранное ранним Наташкиным визитом. Помня конфуз в первом действии, оставил на поверхности сонного восприятия несколько нервных окончаний слуха, которым строго приказал зафиксировать начало опускания занавеса. Слава богу, они меня не подвели, и дремота отлетела от меня в миг,

и когда,

Аня сказала. Что ж! Пойдемте к реке. Там хорошо.

А ей ответил,

Трофимов. Пойдемте.

И они пошли, сопровождаемые голосом Вари: Аня! Аня!..

я уже широко открытыми глазами рассматривал кусочек джинсовой ткани на Наташкином левом колене, про себя, подумав, что ношение джинсов для девушек по многим показателям не совсем гигиенично… и когда занавес пополз вниз, обернулся к Наташке.
Она благодарно посмотрела на меня, на минутку прижавшись ко мне и, бодро встав с кресла, потащила в фойе, попутно здороваясь с теми театралами, которые не удостоились этой чести ранее.
-Наташ, - и чего это меня дернуло, - Может пойдем уже отсюда, а то, я что-то плохо себя чувствую.
Наташка вспылила, отшатнулась от меня как от прокаженного, негодуя на мою дремучую неотесанность. Весь антракт пришлось замаливать грехи. Надо сказать, Наташка - натура не корыстная и отходчивая. Но тут уж она, что называется, раскрутила меня на всю катушку. Пользуясь преимуществом и моей оплошностью, взяла твердое обещание достать билеты на гастроли какого-то экзотического театра из Лаоса, который собирался посетить наш город с визитом в начале следующего месяца. Я чуть было не спросил, как она собирается понимать слова актеров. Ведь у нас переводчики с этого языка вряд ли найдутся… Но вовремя остановился, а то бы Наташка выцыганила из меня еще чего.
Вопрос о лаосских переводчиках так и остался неразрешенным и через положенных пятнадцать минут я опять плюхнулся в кресло, а рядом, как воробышек на жердочке, сидела Наташка, и мы с замиранием ждали начала третьего действия. То есть Наташка, ждала для себя новых впечатления, я же с тоской думал, будет ли это действие последним, или мне еще предстоит смотреть и четвертое, или, боже упаси, пятое…
Тем временем занавес с еле слышным шуршанием поплыл вверх.

Сцена представляла собой гостиную, отделенную аркой от зала. Горят люстры. Слышно как в передней играет оркестр Вечер. В зале танцуют. Пищик входит под звуки музыки в зал под руку с Шарлоттой Ивановной, следующая пара - Трофимов и Любовь Андреевна. Затем Аня с Гаевым, далее Варя с Яшей. Варя тихо плачет и утирает слезы во время танца.

Фирс во фраке выносит в зал напитки на подносе. Закончив танцевать, в гостиную входят Пищик и Трофимов.

Пищик. Беседа становится невозможной. (Садится) Ну, ничего, нормально. (Засыпает, что видно из того, что он начинает храпеть и тут же просыпается). Я заехал к ней, а мне сказала, что ее уже нет.
Трофимов. Очень даже может быть.
Пищик. Лошадь хороший зверь, её продать можно.

Слышно, как в соседней комнате играют в бильярд. В зале под аркой показывается Варя.

Трофимов (Дразнит Варю). Я тебя высмотрел.
Варя (Сердито). Я огорчена.
Трофимов. Понимаешь, меня замучил приступ кашля.
Варя (В горьком раздумье). Надеюсь, что скоро все пройдет (Уходит).
Трофимов (Пищику). Меня охватила черная тоска.
Пищик. Я знаю.
Трофимов. Кукушка по-прежнему молчит.
Пищик. Ужасное предположение. (Ощупывает карманы встревожено) Деньги пропали. Потерял деньги! (Сквозь слезы) Пошлое предательство. (Радостно) Решение нужно принимать сегодня же.

Входит Любовь Андреевна и Шарлотта Ивановна.

Любовь Андреевна (Напевает):
За все вечера – серебристой стежкой
Каждого вдоха узор –
Я собираю тебя в лукошко
И отнимаю у зорь.
(Дуне) Это принесет всем облегчение.
Трофимов. Не смог выдавить из себя даже слезы.
Любовь Ивановна. Уже два года, или нет, почти три. (Садится и тихо напевает):
За вечера и рассветы с тою,
Единственною живой –
Спасибо тебе! – перед Богом стоя
И взгляд принимая – твой.
Шарлотта (Подает Пищику колоду карт). Нет, не то.
Пищик. Он точно знал.
Шарлотта. Что ж это стоит занести в записную книжку.

Третье действие утомило меня еще больше предыдущих. Голова начала гудеть, мозг отказывался воспринимать происходящее и фиксировать его. Невольно для себя я отметил, что на сцене действующие лица играли в карты, но говорили реплики, абсолютно не связанные ни с игрой, ни с происходящим. Даже у меня, полного дилетанта, создалось впечатление, что суть гениального эксперимента А. Чебекке состояла только в том, что он решил поиздеваться над зрителем, попросту посмеяться над ним. Можно было также предположить, что актерам раздали роли не из того спектакля… Но уж они могли то это заметить? Хотя, похоже, это ни мало никого не смущало.

Чтобы хоть как-то отвлечься, от этого сумасшествия, я взял Наташкину руку, и, о чудо, она не выдернула ее, еще бы предчувствие лаосского театра, теперь передало ее в мою почти безграничную, хотя и такую хрупкую власть. Мысли и думы Наташки витали среди хаотически перемещающихся по сцене персонажей, которые несли какую-то околесицу, но ее изящная ручка скрывалась в моих лапах. Я поглаживал ее миниатюрные пальчики, ноготки, пытался по линиям на ладони определить ее судьбу... Хотя, что я мог в этом понимать, наверное, еще меньше, чем в том, что происходило на сцене. По большему счету, я не знал и собственной судьбы. Что вообще со мной происходило и куда все это рано или поздно приведет…

Лишь на какую-то минуту опять вернулся мыслями на сцену. Там как раз Варя и Аня танцевали под звуки оркестра, которого не было видно. (Обычная фанера, понял я).
А привлек мое внимание входящий на сцену Фирс, он был без обычной палки, и, как мне показалось, явно не выглядел на 87 лет, как было заявлено в программке.
Выйдя, достаточно бодро, на середину сцены, Фирс начал произносить слова, которые показались мне даже более абсурдными, чем все слышанное ранее.

Фирс.
   
  Форель. Форе-эль!
  Разбивается!
  Ведро, скорее ведро! 
  Ты дышишь? Ты живешь? Не призрак ты?
  Я - первенец зеленой пустоты. 
  И слышу сердца стук, теплеет кровь...
  Не умерли, кого зовет любовь...
  Румяней щеки? Тлен исчезнет...
  Таинственный свершается обмен...
  Что первым обновленный взгляд найдет? 
  Форель, я вижу, разбивает лед.
  Второй удар.
  На руку обопрись... Попробуй, встань,
  Плотнее призрачная тень...
  Зеленую ты позабудешь лень?
  Всхожу на новую ступень!…
  И снова можешь духом пламенеть?
  Огонь на золото расплавит медь.   
  И ангел превращений снова здесь? 
И ангел превращений снова здесь?

Те, кто находился в это время на сцене, казалось, не проявляли никакого интереса к словам Фирса. Они были увлечены игрой в карты. Играли азартно, с выкриками, искренними обидами, будто это был и не спектакль вовсе, а самая настоящая азартная игра слегка подвыпивших друзей, встретившихся субботним вечерком за бутылочкой.
Создавалось впечатления, что и Фирс обращался не к игрокам, ой, простите, не к актерам, задействованным в спектакле, а к зрительному залу.
Я опять перелистал программку, в ней значилось, что в роли Фирса выступает актер П. Разумновский.
Вдруг меня как кипятком ошпарило или как током ударило. Я обратил внимание на Наташку, ее глаза смотрели только этого самого Фирса в засаленном фраке или как там называлась эта одежда, к его лицу, покрытому седыми волосами (настоящими ли?). Она видела и слышала только его, и только эти совершенно непонятные стихи о какой-то форели. Я опять обнял ее за плечи, и на этот раз она, как ни странно, не сбросила руку. Она оцепенела, как кролик перед удавом, захваченная таинственным смыслом слов, которые лились со сцены, но были совершенно не понятны мне. В голове даже мелькнула мысль, что Наташка на театральной почве слегка тронулась мозгами. В поведении каждого человека случаются странности. Среди нас, мужиков, это, как правило, происходит по причине излишнего употребления горячительных напитков. А у интеллигенции, видать, легкое помешательство может возникнуть при общении с искусством.

С этого момента я стал, уже действительно внимательно, следить за всем, что выделал на сцене этот Фирс. А его поведение, надо сказать, становилось все более странным и для меня все более не понятным. И вот что удивительно. Содержание спектакля до сих пор я помнил почти дословно, а из дальнейшего в моем мозгу осталось только то, что связанно с поведением Фирса. Такое впечатление, что с этого момента какой-то невидимый режиссер просто отрезал и выбрасывал, как ненужное все, что не имело отношения к Фирсу. Вот они, загадки человеческой памяти. Ну, так вот, что осталось в моем мозгу от третьего действия.

Яша. Надоел ты дед.

Фирс:
И ангел превращений снова здесь?
И ангел превращений снова здесь?
Огонь на золото расплавит медь.   
И снова можешь духом пламенеть?
Всхожу на новую ступень!…
Зеленую ты позабудешь лень?
Плотнее сумрачная тень...
На руку обопрись... Попробуй, встань,
Двенадцатый удар.
Форель, я вижу, разбивает лед.
Что первым обновленный взгляд найдет?
Таинственный свершается обмен...
Румяней щеки? исчезает тлен...
Не умерли, кого зовет любовь...
Я слышу сердца стук, теплеет кровь...
Я - первенец зеленой пустоты.
Ты дышишь? Ты живешь? Не призрак ты?
Ведро, скорее ведро! 
Разбивается!
Форель.
Форе-эль!

Яша. Что ты там, старик болтаешь?
Фирс.
И ангел превращений снова здесь?
Огонь на золото расплавит медь.   
Всхожу на новую ступень!…
Плотнее сумрачная тень...
Сороковой удар.
Что первым обновленный взгляд найдет?
Румяней щеки? исчезает тлен...
Я слышу сердца стук, теплеет кровь...
Ты дышишь? Ты живешь? Не призрак ты?
  Форель!


Яша. Принес бы хоть чашку чая.
Фирс.
И ангел превращений снова здесь?
Всхожу на новую ступень!…
Опять удар.
Румяней щеки? исчезает тлен...
Ты дышишь? Ты живешь? Не призрак ты?
Форель!
Форель!

Любовь Андреевна. Фирс, куда ты пойдешь?
Фирс.
И ангел превращений снова здесь?
Опять удар.
Ты дышишь? Ты живешь? Не призрак ты?
Форель. Форе-эль!

Любовь Андреевна. Отчего у тебя лицо такое.
Фирс.
И ангел превращений снова здесь?
Ты дышишь? Ты живешь? Не призрак ты?
Форель. Форе-эль! (С усмешкой).

Дуня (Останавливается, чтобы попудрится). Эта сыпь на лице.
Фирс. Что же он тебе сказал?
Форель. Форе-эль!
Дуня. Как цветок…
Фирс (Выходит на сцену, достает из кармана брюк листок бумаги. Читает):
“В рассмотрении того, как распорядится моим телом, разумом и душою, я желаю, чтобы они  были преданы сожжению, помещены в бумажный пакет и доставлены в театр”.

С каждым новым появлениям Фирса на сцене возбуждение, охватившее Наташку, все более усиливалось. Самое страшное, что у нее начали холодеть руки. Я это мог хорошо чувствовать, так как, вопреки своему обыкновению, она так и не забрала у меня свою руку. Действие, наконец-то закончилось, хотя занавес, по непонятным, причинам не опускался, актеры продолжали сидеть на сцене (за исключением Фирса) и азартно играли в карты. О том, что действие закончилось, я понял по тому, что зрители встали и потянулись к выходу. А Наташка, как истукан, продолжала сидеть в кресле и не отрывала взгляда от места, где последний раз находился Фирс. Мне стоило больших трудов привести ее в чувство. Пришлось, хотя это могло вызвать очередной взрыв Наташкиных эмоций, слегка коснуться губами ее щеки. (Наташка категорически запрещала целовать ее на людях). Только после этого она постепенно пришла в себя. Застывший и неподвижный взгляд оттаял, на ее губах начала блуждать легкая улыбка, которая, в этом не было ни малейшего сомнения, выражала полное удовлетворение жизнью.
- Нат, а, Нат, - выдавил я из себя, когда понял, что она более или менее пришла в себя. - Ты это чё?
- Ой,  Димчик. Какой же Чебекке умница. Ты хоть понял, что сейчас произошло? Это ведь совершенно гениальный прием. Он сам, в роли Фирса, вышел на сцену и начал менять ее ход непосредственно во время спектакля. Ни одной из реплик, им поданной, нет в тексте пьесы. Это все виртуозная импровизация. А какие стихи! Боже, боже. Он гений, гений. Как же я его люблю!

О, это что-то новенькое. Не нравится, а любит... Но Наташка, похоже, не заметила, что ляпнула что-то не то. Она продолжала еще говорить о необычных талантах Чебекке, о новаторстве его постановки…
Ревность… Нет, какое право я имел ревновать Наташку. Она, по своей доброй воле, и от полноты чувств, проводила со мной время, как бы играя, бессовестно эксплуатировала мой кошелек. Ну, и иногда позволяла запустить руки под резинку ее трусиков. Лифчик на такую грудь надевать было грехом, и она этого, почти демонстративно и не делала. За что неоднократно получала выговоры по месту учебы. На них она, вполне со знанием дела, отвечала, что ни в одних правилах поведения студенчества не записано, что девушки (“и не девушки”, звонко смеялась она) обязаны носить лифчики и, закрыв, глаза, строгим голосом декламировала: “Студенты должны являться в учебное заведение чисто одетыми”. А я раздетой никогда не являюсь. Да и эти дурацкие замечания делают мне только наши преподавательницы, мужики же только облизываются. Так вот ревновать, отвлекся от основной темы, Наташку никаких прав у меня не было. Ну, я ее любил, но это ведь вовсе не значит, что она обязана только мне быть верной, что ли. Но, тем не менее, вот так выпалить мне, что она любит какого-то Чебекке, это ж явное свинство, да и наглость тоже. Я был обижен, смущен, раздосадован. Мне этот театр стал противен. Да и с кем, мне придется ее делить, с Чебекке каким-то. Дедуган, у него уж и стоять не должно в 87 лет-то. Ой, и у меня видать в голове от этого театра путаница небольшая произошла. Это Фирс старик, а Чебекке, кто знает, сколько ему лет и вообще…

Так, что же будет в четвертом действии. Меня не оставляла мысль, что весь механизм пьесы все более расстраивался, каждый актер, ни мало не смущаясь, делал на сцене то, что ему заблагорассудится. Я понимал, что говорить с Наташкой о том, что бы сейчас вот пойти домой не могло быть и речи. Ну, да ладно уж, если я вытерпел три действия этой, с позволения сказать пьесы, еще одно, уж как-нибудь, пересижу.

И вот, четвертое действие наконец-то началось.

Декорации первого действия. Но на окнах уже нет занавесок, на стенах – картин. Но осталось еще немного мебели, которая громоздится в одном углу, точно для продажи. Чувствуется пустота. Около двери и в глубине сцены сложены чемоданы, узлы и прочее. Налево дверь открыта, оттуда слышны голоса Вари и Ани. Лопахин стоит, ждет. Яша держит поднос со стаканчиками, налитыми шампанским. В передней Епиходов увязывает ящик. За сценой в глубине гул. Это пришли прощаться мужики. Голос Гаева: “Спасибо, братцы, спасибо вам”.

Яша. Вам будет сопутствовать удача во всем.

Гул стихает. Входит через переднюю Гаев и Любовь Андреевна, она не плачет, но бледна, лицо ее дрожит, она не может говорить.

Любовь Андреевна. Я не смогла! Я не смогла!

Оба уходят.

Лопахин (В дверь, им вслед). Сделали над собой мягкое усилие, закрывающее для него это сладостное видение, и, чувствуя себя так, словно воспаленный мозг жаждал прикосновения губки, смоченной в уксусе.
Яша. Прощайте, прощайте.
Лопахин. Красная, как кровь.

Пауза.

Яша. Вчера мне встретилась похоронная процессия, но я нарочно не снял шляпу (Смеется).
Лопахин. Пусть это послужит уроком всем молодым людям, которые несколько обделены чувством сострадания и скорби.
Яша. От удовольствия.
Лопахин. На дворе октябрь, а солнечно и тихо, как летом. (Поглядев на часы) Время терять уже больше нельзя.
Трофимов (Входя в пальто со двора). Я никогда не делаю никаких обещаний.
Лопахин. Свадьба всех очень разочаровала. И выпить было мало, и закуска скудная.
Трофимов. Да, безжалостное время превратит эти цветы в пыль.
Варя (Из другой комнаты). Но они будут принадлежать ей вечно.
Трофимов. Весьма и весьма странная девица, эта Варя.
Лопахин. Женщины часто не обращают внимания на свои нижние конечности.
Аня (В дверях). Трудно ожидать всеобщего восторга и поддержки.
Яша. Уведомите меня о принятом решении.
Гаев (Весело). Да, местечко здесь ничего, освещение хорошее.
Любовь Андреевна. Я сплю хорошо, но надо уезжать в Париж. Похоже, тут все упились.
Фирс (Подходит к двери, трогает за ручку). Заперто. Уехали…(Садится на диван). А события между тем стали развиваться все быстрее. Поначалу ангел Господень пришел на помощь и вывел из глубины памяти на поверхность одну забавную историю, вспоминая которую можно было неизменно смеяться так, что из глаз начинали катиться слезы. А история такая. Одного священника пригласили участвовать в любительской пьесе. Роль ему определили эпизодическую. От него требовалось в момент, когда раздавался выстрел, схватиться за грудь  и воскликнуть: "О Боже, я убит!" и тут же упасть на сцене замертво. Священник принял приглашение, заявив, что с удовольствием сыграет роль, но при одном условии: если не будет особых возражений, он бы просил позволения  не упоминать имя Божие всуе, ибо, по его мнению, как сама пьеса в целом, так и та сцена, в которой он задействован, является сугубо светской. Он просил восклицание “Боже!” заменить на “Клянусь”, или на “Ах!”, или на какое-нибудь другое в таком же духе. Ну, например “Ах, я смертельно ранен, умираю”. Подойдет?
Согласие на устранение упоминания имени Божьего было дано, но постановка оказалась настолько дилетантской, что револьвер случился заряженным боевым, а не холостым патроном, и после выстрела пронзенный  пулей человек, успел еще вскричать:
-О… о… Господи, Боже мой, Иисусе Христе! Умираю!
Жизнь то прошла, словно и не жил… (Ложиться). Я полежу… Силушки-то у меня нету, ничего не осталось, ничего… Эх ты…  недотёпа! (Лежит неподвижно).   

На Наташку было просто страшно смотреть, губы синие стали, смотрела, не отрываясь, на сцену и все повторяла: “Он гений, гений. Люблю его люблю!” Ну, подумал, девочка, уж точно у тебя с головой не все в порядке. Какой тут, в черта, гений. Бред какой-то на сцену вытащил, а последствия для некоторых слабонервных могут быть самыми непредсказуемыми.
Не выдержав, в конце концов, этого издевательства, я встал и решительно направился к сцене… А что произошло дальше, хоть убейте, не помню.

-Тем не менее, надо вспоминать.
-Да как это возможно, у меня что-то в мозгу вспыхнуло, а очнулся только спустя три дня на даче приятеля. Он то мне и сказал, что этот самый А. Чебекке, будь он трижды неладен, умер. Ну, я и решил, что это я его, ну, убил. Хотя мысли такой у меня, конечно, не было. Просто хотел в морду Чебекке этому дать, ну, чтоб на Наташку отрицательно не влиял. А то, она прямо как сумасшедшая стала на этом, с позволения сказать, спектакле. Как я уже упоминал, мне начало даже казаться, что она немного мозгами, того – тронулась.
-Так значит, убивать Алексея Кукушкина, Вы не хотели?
-Да, на кой черт он мне нужен был!
-Так чего ж Вы, бегали от следствия четыре года. Пришли бы рассказали, так мол и так…
-И что теперь со мной будет?
-Да ничего, все, что Вы ранее тут битых пять часов рассказывали, естественно, писать в протокол не буду. А отмечу только, что до 25 сентября 2006 года Алексея Кукушкина Вы не знали, не видели, никаких отношений с ним не поддерживали. На спектакль “Вишневый сад – 2” пришли по приглашению и совместно с его супругой Наталией Кукушки…
-Что? Не понял? Какой еще супругой?
-Наталья Кукушкина, жена Алексея Кукушкина. В браке они состояли до случившегося около 3 лет.
-Во дела!
-Я продолжу. Совместно с его супругой - Наталией Кукушкиной. Ближе к окончанию спектакля, Вам понадобилось выйти, к сожалению, хода дальнейших событий не помните. Когда узнали, что Кукушкин умер, решили, что избили его, и от побоев он умер. Поэтому скрывались от следствия, боялся ответственности.
-А от чего умер-то Чебекке, ой, тьфу, Кукушкин.
-От разрыва сердца, пил неумеренно, да и наркотиками баловался. Вот и не выдержало сердечко.
-А Наташка?
-Что Наташка? Мозгами она слегка поехала, ведь тоже наркотики употреблять начала, ее Кукушкин к этому делу пристрастил. А как он умер, она с ума и сошла. Сейчас в психушке лежит, совсем никакая…  Господи, столько лет с этим делом мучался. Я ведь почему не мог его завершить без Вашего допроса. Вы на этом шабаше самым нормальным были. Актеры были все под кайфом, зрители тоже не лучше, и все твердили, что когда спектакль завершился, и актеры вышли на поклон, кто-то огромный ринулся к главному режиссеру, игравшему Фирса, тот бросился бежать и был найден мертвым за кулисами… Как только дело я прекращал, ссылаясь на медицинское заключение, так поступала жалоба от родителей Кукушкина, а прокуратура рада стараться, дает указание: найти этого человека, подробно допросить по обстоятельствам дела. Ох, беда с этими людьми искусства…
***

ВНИМАНИЕ !!!

Все, кто дочитал до этого места, могут попытаться отгадать загадку, которую не успела разрешить Наташка. Итак… кто же был соавтором А. Чебекке и А. Чехова?
Первые десять читателей, сообщивших правильный ответ, могут рассчитывать получить текст “Посещения “Вишневого сада” с автографом автора.
Удачи!!!