Темный дом

В нашем доме темно. В нашем новом доме
ни свечи, ни лампочки Ильича.
Пролетает бабочка, щекоча
мне кусочек кожи над левым ухом.
Превращается в темноте в газету,
где от каждой строчки несет порнухой.
В нашем доме любой потеряет цену,
потеряет веру (была бы вера!).
Если нету Веры - другие будут.
Ночевать.
И любить.
Мастерить.
И ладить.
Уберут Христа и посадят Будду
в красный угол,
хотя он почти не виден.
Не меня, так другого заставят верить
в то, что был там какой-нибудь Мартен Иден.

За окном Луна, как яйцо в мошонке.
Нам в окно не светит.
Что это значит?
И Христос, похоже, еще на зАчат.
И слова пока ничего не значат.
Да и слов-то нету - один лишь пепел
телефонных книг,
словаря Лярусса.
И душа моя не имеет вкуса
к жизни.
Счучно!
Что делать - сукчно!
Умереть, пожалуй, еще нелепий.

Темнота кругом, как в консервной банке:
где окно, где пол, потолок, где стены?
Даже если случайно нашаришь вены,
даже если вскроешь - то мало толку:
не увидишь кровь - не поймешь что умер.
Лишь ночной комар прожжужит, как зуммер.

На покупку свечи не хватает денег.
Под ногами сор.
Есть здесь кто? Откликнись!
В нашем доме темно,
постояльцы свыклись
с мыслью, что отвечать не надо.

Если кто начнет напевать ламбаду,
остальные ложатся носами кверху
и, свистя в потолок, заставляют воздух
колебать пространство
больной мембраной
так, что смежные комнаты гулким эхом
повторяют мрачно
аккорды танца.

В нашем доме темно. И все люди - братья.
Но никто не тычет друг в друга пальцем.
Не канючит, что не на что опохмелиться.
А что лиц не видно.
Так на что нам лица!

Но светает. И если сидеть с другими,
проявляются медленно наши лица.
Проявляются медленно как в Турине,
журавлем в руке, в небесах синицей
лик Христа проявляется на Плащанице.

1990 г.