О подбитом граче и не вызванном вовремя враче

Я тебя отпускал. Я выламывал хрупкую кость,
Вырывал тебя с мясом и резал по контуру вен,
Я хлестал из горла обжигающе-едкую злость,
Обрывал свои снасти, валился в спасительный крен.

Я кричал, я рычал, я хрипел в безответную ночь,
Я хотел заглушить ненавистный набат тишины...
Умолял небеса - но никто там не жаждал помочь,
Предлагал свою душу - никто не назначил цены.

Я смеялся навзрыд, я себя распахнул темноте -
Но не стало чернее в изглоданной болью груди.
Я шагнул через край, я так страшно покоя хотел -
Но покой обернулся тобой и сказал:"Уходи..."

Я устал отдирать твое имя с запекшихся губ,
Я забыл, как дышать без твоих шелестящих шагов -
Я подбитым грачом распластался на сером снегу -
Не добьют - я не нажил себе ни друзей, ни врагов.

Я устал отдирать твое имя с запекшихся губ
И горящее сердце до боли сжимать в кулаке...
Ты, конечно, не ведьма и меньше всего ты суккуб -
Просто линия жизни на этой бессильной руке.

                Лунная Фокс


И каким же ты клеем измазала имя своё?
Как язык к железяке в морозный денёк прихватило.
С мясом клюв вырывать не хочу... Ё-моё!
Вот злодейка-судьба подкузьмила и, блин, "подфартила".

Клара! Карл - честный грач, и кораллы твои я не крал.
На х..фига мне они, если стоят дешевле пшеницы?
Не суккубь на меня! Я лишь зёрна с земли подбирал,
и как курица лапой писал на песке небылицы.

Жил невинною птахой, не чая попасть под стволы,
но какой-то ублюдок шарахнул по мне бекасиной.
Ранил, падла! Теперь ни взлететь, ни уплыть...
Распластался в сугробе под этой высокой осиной.

Может быть не добьют? Несъедобно ведь мясо грача,
но на лапе бессильной не видно мне линии жизни.
Я хрипел в безответную ночь... Я кричал и рычал,
а набат тишины предвещал однозначную тризну.

Почему же с небес мне помочь не стремился никто?
Оценили там в ломаный грош мне грачиную душу.
Я себя распахнул, как на вешалке пыльной пальто,
но лежу на снегу, как упавшая с дерева груша.

Что же делать теперь? Остаётся смеяться навзрыд.
Только боль изглодала мою чернопёрую грудку.
Буду клейкое имя твоё отдирать до поры,
пока контуры вен не порежу, лишившись рассудка.