Дейнкер в переводах Юлии Тележко - 1

Арьен Дейнкер (р. 1956) - нидерландский поэт.

Арьен Дейнкер. История перечислений.
Перевод с нидерландского и примечания Юлии Тележко.
Страница переводчицы: http://www.stihi.ru/avtor/droom


Детализация
Несколько человек
Свинья ест мандарин
Арифметика
Один два три
С птичьего полета
Обзор
Самба
Quinta das Esmoutadas
Посвящается Янгу Лиану
У «La camera da letto»
Янгу Лиану
Посвящается Хосе Эмилио Пачеко
Как приготовить аромат для Нуно Жудиса
Посвящается Чарльзу Симику
Амок
Неуверенность во Вселенной
Значение воды
Карта
Рефрен
Мужчина мужчине
Стеклянный шар


===========================================================

ДЕТАЛИЗАЦИЯ

Далеко, на горизонте,- сарай.
В нем собирают время
Несколько человек.

Сарай этот внутри серый.
Снаружи коричневый.
Двести кубических метров.

На сухом столике
Несколько человек собирают
Из мгновений, аккуратно,
Минуты и месяцы.

В темноте спит свинья.
Это хрюкающий тротил,
Который взорвут для того,
Чтобы время разлетелось по свету.


НЕСКОЛЬКО ЧЕЛОВЕК

У номера 1 щёки
Делают сносными дни
С их недоверчивостью, номер 2
Вносит для дележа
Пеструю и причудливую почку.
Номер 3 владеет руками -
Носителями разницы во мнениях
Ветра и облаков, номер 4
С парочкой хрящеватых ушей
Обеспечивает завершение мистерии.
Номер 5 - жадина, чудак, хитрец.
Еще - ревнивец, своими бедрами
Служит зловещему смеху над всеми сложностями,
Номер 6 с блуждающим ребром
Берет на себя
Любовь к родине и грубость, номер 7
Из-за хрупкой пяты - поставщик
Всех глупейших недоразумений,
У номера 8 есть свежий взгляд
На новейшее течение моды,
Номер 9 предлагает легкое
Чтобы как следует вдохнуть отчаяние,
Номер 10 с легкостью отдает
Необходимое количество темной крови,
Чтобы раствориться в вере.

Итак, десять, скоро салют,
Но когда, когда?


СВИНЬЯ ЕСТ МАНДАРИН

Свинья ест мандарин.
Свинья ест с большим аппетитом
Первосортный мандарин.
И знает, что она что-то значит
И представляет ценность
Для всех, знает,
Что ест мандарин,
Первосортный, с большим аппетитом,
Одного не знает свинья:
Отчего она взорвется.


АРИФМЕТИКА

Жара стала невыносимой.

"По коням!" - слышится на станции.
"Отдать швартовы!" - разносится по залу ожидания.
"Такси!" - слышен плач вокруг площадей.

Все уезжают по очереди.
Первым делом идет правительство со своими указами.
За ним следуют полицейские в прозрачной форме.
Затем - поклонники искусства, атлеты, тренеры
И только потом - работяги.

Тусклые, потные, идут и что-то подсчитывают,
Прикрывая черные глаза тенью
От своих шляп.


ОДИН ДВА ТРИ

Ночь становится бесконечным окончанием.

Точно там, над одиноким кукурузным росточком.
Облако за кукурузным росточком
Собирает в себе голоса,
Обволакивая их.

Ночь становится бесконечным окончанием.

Главная трудность состоит в том,
Что люди – это вещи:
Луна защищает голоса,
Отпуская их с проклятьем.

Ночь становится бесконечным окончанием.

Никак не удается сконцентрироваться
На одиноком росточке кукурузы и забыть все остальное.
Как их много – тех, кто не хочет ничего говорить,
Как их много, и как соблазнительны их ресницы!

Ночь становится бесконечным окончанием.

Я говорю об этом со своими сообщниками.
Они единодушно дают мне совет:
Забудь о том, что мы – вещи,
Исключи нас из твоей картины мира, она опасна.

Ночь становится бесконечным окончанием.

Наши глаза изучают окружающую действительность.
Форма стола, за которым мы сидим,
С логической точки зрения несущественна.
Мы играет в шахматы.

Ночь становится бесконечным окончанием.

Нет числа мужчинам и облакам,
Сражающимся за неопределимую честь.
Есть несколько мест, где плачут,
Чтобы вырастить росток кукурузы.

Ночь становится бесконечным окончанием.

Моя картина мира не опасна.
Она сродни столу, ее форма несущественна.
И она приближается к нашим глазам
В предпоследней попытке.


С ПТИЧЬЕГО ПОЛЕТА

Кто-то спрятал мой паспорт.
Я плачу от жалости к статистике.

Свисающая с потолка пустая клетка
Кажется переполненной обещаниями,

А смена воды и корма
Размывает черты моего характера.

И я перестаю пассивно дожидаться чего-то,
Что сможет укротить ветер,

Приласкает камень в стене
И захочет открыть землю с песней.

В клетке живет ничто,
И оно довольно жизнью: оно смеется, спит.

Слушает радио, шлет воздушные поцелуи
И похваливает крепость прутьев.

Его радость выражается кроме того
В категоричном отрицании любых загадок,

В отрицании того, что время превращается
В укоренившееся чувство уверенности в себе.

Но ничто – это просто ничто,
И ни с чем не гармонирует.

В один прекрасный день мне приходится посетить врача.
В приемной сидит голый мужчина.

Он хранит молчание о смерти и ужасе,
О складе боеприпасов, о взрывчатке.

Он читает журнал и ждет,
Когда его позовут на осмотр.

Ноги его украшены смердящими ранами,
Живот - в странных шрамах.

Плетеный стульчик, я должен разговаривать шепотом...
Стыдливый стульчик, я ничего не слышу...

Повествования о временах года
Забираются, дрожа, в мои суставы.

Молчальник откладывает журнал,
я теряю природную беспечность.

Еще никто не входит, ни врач,
Ни ассистент, ни следующий пациент.

И так мы проходим в дверь,
Он обнаженный, я отсутствующий. Он анатомический,
Я скрупулезный. Панорама мира,

Что нас окружает – стрекотание
Строптивых машин, аромат, поднимающийся
Над многочисленными барами:

Нетрудно понять, что за время ожидания
Мы плавимся, перетекая в вечерние часы,
В тупое созерцание своих ладоней,

Бесчувственность, скрытую за усмешкой.
Мы проходим, бормочем, ругаемся
И усаживаемся за длинный стол

Где-то в доме у воды –
Мрачном сочетании камня
Пластика, дерева, бетона и металла.

Мы очень долго пьем пиво.
Потом я выбираю подходящий момент и спрашиваю,
Как он заработал свои раны и шрамы.

В ответ он рыгает,
Странно и оглушительно хохочет,
Завершая все тумаком.

Я просыпаюсь, залитый неподвижным светом,
В котором нет ни следа моего подвыпившего товарища.
Я лежу под безмолвием клетки с ничем.

Полуистлевший ботинок, я должен разговаривать шепотом...
Никчемный ботинок (а ты-то все: «я работаю»)...
Самодовольный ботинок, я хочу слушать...

Без привычной одежды,
Без слез о статистике,
Без мысли о каком бы то ни было компромиссе.

Грузовики начинают туда-сюдакать,
Громкие голоса, приветствия и крики.
Клетка, в которой лежит ничто, не шелохнется.

Я буду лежать еще целую вечность,
Серое чучело самого себя.
Когда-нибудь я умру от голода.

Возможно, это голод по миру
И его безумной ясности.
Возможно, это голод по органам чувств
И их бездумному использованию.

Огромное голубое небо нагло
Проносится сквозь клетку с ничем.
Шаги докладывают о себе
Как о воспоминаниях и обещаниях.

Я дышу, потому что голоден.
Это ужасный голод по ничему.
Я голоден, и мои губы
Трескаются от черной жажды.

Шаги удаляются, шаг за шагом,
И я задаюсь вопросом, ощупывая живот,
Без тех сомнений, что овладевают им:
Преимущество правильного преимущества,

Слащав ли этот грустный выигрыш во времени?
Испорчен, безоблачен? Выигрыш во времени для
                яблоневогоцветения?
Но мне больше не нужен ответ:
Отрицаемая загадка вылетает в окно.

Пустая клетка, не смотри так жалобно...
Уважаемая клетка, остерегайся моего гнева...
Голая клетка, что пытается стушеваться...
Нет, клетка, ты слишком мала, чтобы значить что-либо...

Сила отрицания держит меня.
Я бормочу, как камень в саду.
Я ругаюсь, как прутья клетки
Ни с чем, со всем этим мерцающим ничем.

Вертолет проносится по огромному голубому небу.
Я выпрямляюсь и переодеваюсь.
Я медленно еще раз переодеваюсь.
Я переодеваюсь, пока не сочту себя невидимым.

Клетка с ничем движется сквозь меня.
Далекие звуки доносятся вместе с очертаниями
Цветов, рисунками на заборе,
Светом, раздробленным вертолетом.

Мир абстрактно меня зовет –
Ямка, где иногда находят воду,
Холм, где добывают глину и желатин,
Садик, где растения поливают спиритом,
Канал, где порой течет патока,
Замечательный кабель, свернувшийся как мир.

Соседка приходит с мешком ревеня,
Сосед косит траву для кроликов.
Я восхищаюсь обоими, я восхищаюсь многими.
В своих страданиях я никого не виню.
Они – понятны и без воспоминаний обо мне.
Я смотрю убедительно на пустую клетку.

Соседка, что сама готовит йогурт...
Сосед, что холит голубей...
Соседка, что надела шляпу...
Сосед, что красит лестницу...
Соседка, что смотрит на лошадей...
Сосед, что разговаривает с коробкой...

Я надеваю чуть пахнущую одежду и ботинки,
Которые я ценю за своенравие.
Клетка уже догадалась, что я задумал,
И ругает меня, и трясется, и насмехается.
Но ее протест растворяется в чем-то большем:
В тени, в буре, в полном штиле.

В моем саду приземляется вертолет.
С умилением я закрываю двери в сад,
Чтобы немного побыть наедине с клеткой.
Она шлет мне воздушный поцелуй
И начинает довольную песенку
О том, что и она может неслышно петь.

Я жду, пока она заснет, выхожу наружу,
Забираюсь в вертолет, крепко держусь за поручень.
«Полет по языку?» - спрашивает пилот,
«Отлично». Он включает мотор.
«И все же ничто остается ничем
И не соответствует ничему!»


ОБЗОР

Когда ты была старше 50,
Ты ела только раков и опилки.

Когда ты была старше 40,
Ты смотрела на парней с красивыми бедрами.

Когда ты была старше 30,
Ты ходила по вторникам в католические храмы.

Когда ты была старше 20,
Ты все еще слушала голые звуки.

Когда ты была старше 10,
Тебе по ночам уже снился ад.

Когда ты была старше 0,
Ты купила себе старомодную лодку.

Когда ты была старше -10,
Ты не раз перерезала себе вены.

Когда ты была старше -20,
Ты любила фильмы о войне.

Когда ты была старше -30,
Тебе нравилось подражать дискоболам.

Когда ты была старше -40,
Ты нашла место, где могла безумно молчать.


САМБА*

В прошлом году я отправил четыре письма:
Одно – снежной королеве севера,
Одно – перечному королю востока,
Одно – снежному королю юга,
Одно – перечной королеве запада.

Они ответили все разом:
Вам следует обратиться не к нам,
Обратитесь к нашим уполномоченным.

И в этом году я отправил четыре письма.
Одно – примитивнейшему овну весны,
Одно – непоседливейшему льву лета,
Одно – тишайшему скорпиону осени
Одно – мужественнейшей рыбе зимы.

А недавно из моего шкафа выпало сообщение,
Отправленное мне колодой карт:
«Масти с удовольствием подумают за тебя».

И на следующий год я отправлю четыре письма.
Одно – шестерке треф,
Одно – тузу червей,
Одно – тройке бубен,
Одно – десятке пик.

Поддавшись на блеф,
Я останусь с пустыми руками
И отдамся вселенской боли.
Я вижу еще несколько возможностей
Спасти мое начинание:
Отправить внутреннюю почту, больше ничего не писать.
Начать что-нибудь коллекционировать или научиться
преобразованию формул,
Несмотря на то, что евангелисты и мои дедушка с
Бабушкой, и стихии мечтают обо мне.

Я пойму, что я странен и жесток,
И через год после этого напишу еще четыре письма,
В полном покое, в совершенной безмятежности.

Одно – Беллини 1958 г.,
Одно – Гилмару 1962 г.,
Одно – Алберто 1970 г.,
Одно – Дунге 1994 г.


*Бразильский футбол иногда называют самба-футболом (здесь и далее примечания переводчика).


QUINTA DAS ESMOUTADAS*, посвящается Эме


Пересечь море – равносильно
Чести твоей семьи,
Стиральной машине, ослу
И мускулатуре облаков.

Но как прищепка не
Равносильна вопросу, заданному
Вернувшимся космонавтом,
Так же обстоит дело с нервом и хвостом.

Для полного порядка следует заметить,
Что веточка виноградного дерева –
Превосходное орудие дальнего боя.

Ведь часовые стрелки двигаются в земле
С непостоянной скоростью
И вовсе не фехтуют во имя чего-то равносильного.

__________________________________________
*Означает приблизительно: «Дом на плодородной земле» (португ.), название дома, где живет португальский переводчик Арьена Дейнкера. Эма – его дочь.


ПОСВЯЩАЕТСЯ ЯНГУ ЛИАНУ*

Это - дом крокодила.
Лодочки здесь – с наперсток.
Языки высыхают здесь.
Деревья отправляют солнце
В путь вдоль смертельных берегов.

В моей груди сидит муха.
В моем голосе лежит камень.
Нож безнадежно заблудился
В отзвуках ружейных выстрелов.

Исследование нежности
Вызовет не вопросы,
А челюсти и когти,
Которые, как тени нашего сознания,
Населяют эти берега.
 
_______________________________________________
* Янг Лиан (1955, Берн, Швейцария) – китайский поэт и критик. Янг Лиан и Арьен Дейнкер познакомились в 1998 г. на поэтическом фестивале в Генуе. За годы переписки завязалась дружба, которая вылилась в идею творить вместе. С продуктом этого творчества можно познакомиться в журнале «Het trade vuur».


У «LA CAMERA DA LETTO»*

Все, хватит. Я устал
От поэзии – компромисса,
Похода в магазин или туманного мифа.

Сел в такси.
Поехал в гидромеханическую лабораторию
Посмотреть действующий макет.

«Вы помните
Аттилио Бертолуччи?» -
Спросил я у инженера.

«А также тот факт,
Что его семья когда-то переехала
С побережья вглубь страны?»

Я видел, что для макета
Приготовили несколько человеческих фигурок.
Повернутых лицом на запад.

«Знаете, его семья переехала
Как раз в противоположном направлении», -
Заметил я как можно любезнее.

Инженер начал
Что-то обсуждать с фотографом,
Расставлявшим фигурки.

Оба улыбались,
Следя за ходом эксперимента.
Вода была неподвижна.

«Нам хотелось бы понять, - сказал инженер, -
Что будет, если развернуть
Эти фигурки.

Да и независимо от этого, нам
Кажется логичным, чтобы они смотрели
В ту же сторону, куда направлен поток».

Он наклонился и открыл два крана.
Фотограф предупредил: «Сейчас я устрою небольшой шторм.
Видите те столбики – по ним измеряют глубину».

Тут мне бросилась в глаза слоистость воды.
«Как вам это удалось?» - спросил я,
Кивком указывая на заинтересовавшее меня явление.

«Это благодаря
Помпе и клапанам?
Или из-за того вещества там, на дне?»

Инженер покачал головой.
«Это вещество называется осадком».
Откуда-то тем временем налетел ветер.

«Нет, - продолжал инженер, -
Мне жаль лишать вас иллюзий,
Но вы неправильно понимаете эту слоистость.

Помпа, клапаны, запруды,
Уровень, глубина, скорость, мощность –
- Дело не в них.

А вот в чем: соленая вода
Тяжелее пресной,
Максимальная плотность -1021, минимальная – 1004.

Поэтому они почти не смешиваются.
Результат: соленая вода
Течет под пресной.

«И это все?» – вздохнул я с облегчением.
«Все, - подтвердил инженер, -
В этом главный принцип нашей модели».

Будто предчувствуя следующий вопрос,
Фотограф пробормотал: «Гравий,
Камень, песок, пластик, цемент...»

Мне вспомнились волны страниц
Аттилио Бертолуччи; они были как часы,
Месяцы и годы, и события.

Порой кто-то умирал,
Порой – рождался.
Источники поэзии.

«Эта модель – подчеркнул инженер,
Покажет вам, как достичь
Того, что вы хотите.

- И забудьте о фигурках! –
Он расхохотался.
«Лучше вспомните число Фруда!»**

«Число Фруда?» - переспросил я.
Фотограф что-то написал на бумажке
И протянул ее мне, сказав: «Вот оно».

«Смотрите, - сказал инженер. –
Мы имитируем ситуацию в уменьшенном масштабе,
Как вы уже заметили.

Хитрость, однако, в том, что все
Можно уменьшить, кроме воды.
Воду сжать невозможно».

Я стоял и задумчиво смотрел на него.
«Мы произведем дополнительные измерения, -
добавил инженер, -
И вышлем вам отчет.

И если у вас есть вопросы...»
Растроганный,
Я поблагодарил их.

Уходя,
Я окинул взглядом в последний раз
Стихи, которые напишу.

Болота и горы,
Влияние на движение жидкостей
Силы тяготения.

_________________________________________
*«Спальня» (итал.) – роман в стихах итальянского поэта
Аттилио Бертолуччи (1916-2004).
**Число Фруда – 470,53465709, соотношение, определяющее характер взаимодействия судна и волн. Уильям Фруд (1810-1879) – английский ученый.


ЯНГУ ЛИАНУ*

С моим покойным отцом
Мне хотелось бы сыграть в карты.
Я смотрел бы ему в глаза
И бесчеловечно смеялся.

А он глотал бы соленую воду,
Грустно напевал,
Ел мидии,
Что и было бы ответом на мои вопросы.

Бесцветные когти хищника,
Которому я хотел бы заглянуть в глаза,
Разрывают мне живот,
Чтобы туда что-то ворвалось.

Задыхаясь, я чувствую,
Как море представляется мне,
Вежливо разговаривает,
Растворяет меня в себе
И затихает со смертью
На горизонте, где челнок рыбака
Отражает свет звезд.
______________________________________
*В этом стихотворении, втором, посвященном Янгу Лиану, есть намек на его стихотворение «Where the Sea Stands Still» (1999)


ПОСВЯЩАЕТСЯ ХОСЕ ЭМИЛИО ПАЧЕКО*

Пойти в китайский ресторан?
Тогда я предлагаю дождаться
Дня, что прибежит к нам завтра,
В куртке из чирикающих пташек,
В туманном мареве широких силуэтов...
Жизнь бьет ключом,
Лужи испаряются и оседают.

Пташкам еще некого благодарить –
День едва пробудился!
Скупых и сиюминутных слов
Ночь его лишила,
Но не аппетита:
Слышишь, как бурчит у него в животе?...

Куртка взлетает в тумане,
Куртка взлетает с негромким воркованьем
И является солнцу.
У солнца самый большой рот?
Я знаю одно: мы без него не можем.

Смотри-ка, над входом в ресторан висит паук.
Неплохо бы глотнуть малость пивка.
Окажем услугу пауку: съедим то,
Что ему недоступно.
Послужим паучьему дню и постановим,
Что и паук сможет нас когда-нибудь съесть.
Возможно, мы оденемся в черное и насладимся
Напевами птиц.
__________________________________________
*Хосе Эмилио Пачеко (1939), испанский поэт.


КАК ПРИГОТОВИТЬ АРОМАТ ДЛЯ НУНО ЖУДИСА*

Цветок со старинным названием,
Которое сложно и многосоставно,
Цветок с точным названием,
Которое никто не может запомнить.
Цветок с дьявольским названием,
Которое кажется знакомым,
Цветок с вырезанным названием,
Которое пьет дождь,
Цветок с темным названием,
Которое рассыпается в середине,
Цветок с нежным названием,
Которое легко приподнимает улицу,
Цветок с новым названием,
Которое ожидает своей очереди,
Цветок со взрывчатым названием,
Которое ныряет в речь из сточной трубы,
Цветок с недвусмысленным названием,
Которое погибает на людях,
Цветок с ненадушенным названием!

___________________________________________________
*Нуно Жудис (1949) – один из интереснейших современных португальских поэтов.


ПОСВЯЩАЕТСЯ ЧАРЛЬЗУ СИМИКУ*

Здесь у нас – свинья,
Там – симия**
А подсказка вот –
Это так, и ничего не поделаешь –
Здесь у нас – книга, а там –
Газета.

Дайте-ка подумать.

Дайте-ка мне еще немного подумать, пожалуйста.

Итак, свинья и симия
Вышли на улицу.
Как книга и газета,
И обе не привыкли
К сильному холоду.
Мужчина, что их читает,
Захочет их продать
И стать слугою мясника.

Все это в действительности
Прямое следствие того, что
Здесь и там,
Вверх и вниз,
Время от времени,
Да или нет
Так и сяк –
И всего такого.
______________________________________________
* Чарльз Симик (19385) – американский поэт.
** Simia (лат.) – обезьяна.


АМОК, посвящается Чарльзу Резникофф*

«И я, значит, даю этой женщине сто гульденов.
Она просит, как всегда и прежде всего,
Не мог бы я об этом ничего не говорить
Ее мужу и вообще кому бы то ни было.

Я часто даю взаймы понемногу – двадцать пять,
Сто, двести гульденов – никогда больше,
И я знаю своих клиентов.

Я говорю, в конце месяца будьте добры вернуть мне долг.
Конечно, говорит она, обязательно.

Но в прошлый четверг я еще ничего не получил.
Увидев ее, я говорю,
Завтра все же я хочу получить свои деньги.
Ладно, говорит она, я пришлю.

Я говорю, отлично, но положите их
Сначала в один конверт, а потом
Вложите его в другой.
Запишите адрес?

Нет, я запомню, говорит она.
Ладно, запоминайте, говорю я
И даю ей свой адрес.

В пятницу и в субботу – ничего.
Вечером снова вижу ее в том же баре.
Она пытается сделать вид, что у нее пошла носом кровь,
Но я разгадал ее маневр и спрашиваю: в чем дело?

Я начинаю раздражаться:
Эта женщина спрашивает, получил ли я деньги.
Я говорю, нет, потому что вы мне ничего не послали.

Вот именно, вы еще со мной не рассчитались.
Она говорит, я отправила деньги по...
И тут она, конечно, называет неправильный адрес,
Я говорю, это не очень хорошо с вашей стороны.

Она ведь ничего не посылала,
Это было ясно по ее поведению.

Но эта женщина не говорит больше ни слова
И быстро куда-то уходит.
Небось думает: ловко я заработала
Эти сто гульденов.

Ну она у меня получит!
Я этого так не оставлю.

В следующий раз я ей говорю:
Если ты мне немедленно не вернешь деньги,
Тогда я всем в этом заведении
Расскажу о твоих поступках, очень громко,
И к парню твоему приду, будь уверена.

И я начинаю преследовать эту женщину.
Не оставляю ее в покое ни днем, ни ночью.
Я сыпал отраву в ее саду,
Чтобы там все погнило – и как следует,
Чтобы в ближайшие сто лет
Ни один росточек там не поднялся.

Вот какая со мной как-то раз приключилась история.

Какое странное время!
Мой сын внезапно бросает свою жену.
Значит, снова приходится переезжать.
А они ведь только-только обставились –
И вот, опять все выносить».

_____________________________________________
* Чарльз Резникофф (31.08.1894-22.01.1976) – американский поэт.


НЕУВЕРЕННОСТЬ ВО ВСЕЛЕННОЙ

У тебя день рождения?
Скоро?
Заранее поздравляю.

Кстати:
Сегодня я провел ночь
С двумя любовницами.
У одной красовалась родинка
Слева от пупка.
А вторая страдала сенной лихорадкой!

Насладился обеими.
Одна пахла, как телепередача
В комнате с людьми в темных одеждах.
Или это была передача о комнате
С людьми в темных одеждах, которые смотрели телевизор?
Пультом не получалось отрегулировать
Свое восприятие света.
Возможно, эта комната была каютой
В трюме круизного теплохода.
Карты на столе, разложенные и нетронутые,
Бутылка, стаканы без следов губной помады.
Глубинные бомбы в пластиковых мисках.
Я был простым матросом,
Мне не полагалось критиковать.
В костюме, смахивающем на наряд привидения,
Бескровный,
Я парил над капитанским мостиком.
Что же все-таки это была за игра?

Другая пахла весной.
И она сказала:
Все духи имеют значение,
Все высказывания имеют значение,
Все взгляды имеют ценность,
Все мертвецы, естественно, умерли,
Вся обувь – ручной работы,
Все реки – осторожны,
Все встречи дышат, все небеса геометричны,
Все мухи летают к дождю,
Все растения имеют смысл,
Все растения имеют смысл,
Все равнины изрыты ямами
И, наконец, все слова – едят.

Когда они уходили,
Оставив меня, измученного и опустошенного
Они говорили о том, что им хотелось бы
Изменить в своей внешности.


ЗНАЧЕНИЕ ВОДЫ


В этих грубых движениях много нежности.
Голубятник чистит голубятню.
Потом протирает очки,
Моет руки.
Он сжился со своими руками.
И великолепно владеет ножом –
Как пером,
Тем самым, которым расписывается герой,
Которое надорванные голоса заставляет звучать
благозвучно,
Которое прощает голод и жадно распространяет пыль.
Еще его руки – жесткие.
Пронизанные нервами.


КАРТА

Я показал свой город
Трем определенным мужчинам.
Один сказал: твой город похож на орла.
Другой сказал: твой город похож на собаку динго.
Третий сказал: твой город похож на змею.

Ворота закрылись,
И свет почернел
От молчания стен.

Я показал свой город
Трем определенным мужчинам.
Один сказал: твой город похож на бизона или тигра.
Другой сказал: твой город похож на щуку или лося.
Третий сказал: твой город похож на ястреба или жирафа.

Слегка заколыхалась вода,
Н тротуаре выросли джунгли.
Но эти мужчины не верили в счастье.


РЕФРЕН

Луна освещает углы.
Мимо ходят собаки.

Солнце освещает углы.
Мимо ходят собаки.

Говорят, что один из углов –
Это сердце женщины.
Женщины со сверкающими глазами.
Говорят, что один из углов –
Это оружие женщины,
Женщины с поющим ртом.

Синее слово оседает в углах,
А парни стоят и курят.

Черное слово оседает в углах,
А девушки стоят и хохочут.

Говорят также, что женщина
Получила себе угол,
Делая ставки на ипподроме.
Но вот звонят в дверь.
У двери шепчет парень
С сигаретой за ухом:

«Дама, вы красивы, вы ужасно красивы!»

Синее и черное в глазах –
Это шерсть собак.

Синее и черное в глазах –
Это расстояние между солнцем и луной.

«Может быть, мы можем хоть в чем-то согласиться!»

Мужчина в воскресном костюме
Пронзительно свистит в два пальца.
Говорят, что он разъезжает в машине
С неразборчивым номером.
Собаки боятся лаять,
Камни валяются в грязи и пыли.

Ветер рвет тени пополам,
Мужчина проходит мимо.

Ветер рвет тени пополам,
А женщина сидит на табуретке.

Говорят, что ее сверкающие глаза
Что-то ищут в прошлом.
Мужчина достает из кармана губную гармошку
И встает, широко расставив ноги.
Говорят, что он разбирается
В обнаженном внутреннем ритме.

Женщина видит крохотные красные цветочки,
Парни вспоминают о дальнем.

Женщина видит крохотные желтые цветочки,
Девушки стоят и курят.

«Господин, какого цвета ваш автомобиль?»

Говорят, что женщина,
Когда нет луны или солнца
Созывает собак.
Говорят также, что запах
Ее слов привлекает собак
С двух соседних улиц.

«Сыграй-ка нам что-нибудь, чтобы мы ощутили счастье!»

Губная гармошка останавливает дуновение ветра,
Угол указывает на городские ворота.

Мужчина забудет парней
И туман, окружающий их.
Мужчина забудет девушек
И мудрость их смеха.
Говорят, что он любит асфальтовые улицы,
И каналы, и себя.

Глаза у женщины сверкают далеко,
Цветы растаяли и потекли.

Ее глаза сверкают на двух улицах,
Цветы становятся точными.

Говорят, что игра
На губной гармошке
Вооружает камни против засухи.
Говорят, что игрой
На губной гармошке
Можно гордиться больше, чем тысячью подков.

«Нечего морочить мне голову своим воскресным
костюмом!»

Собаки ползают друг по другу.
А женщина рядом проклинает луну.

Собаки ползают друг по другу
А мужчина вонзает зубы в солнце.

«Эй, вы там, неужели мы с вами совсем ни в чем
                не согласны?»

Парни стоят и курят.
Говорят, что мужчина смеется
Над мухами, что сели на падаль.
Девушки стоят и курят.
Говорят, что женщина смеется
Над физической болью.

Блохи прыгают в грязи,
Улицы соединяются.

Босоножки находят что-то в пыли,
Улицы заманивают попугайчиков.

Цвет ее глаз – синий и черный –
Сияют ярче губной гармошки.
Они мельче цветов.
Бессонница этой женщины
Холодней ледяной воды,
В которую погружается губная гармошка.

Говорят, мужчина вибрирует
От внутреннего ритма лошадей.

Говорят, что угол
Снова возникает из сигарного дыма.

«А женщина – поет, говорят».


МУЖЧИНА МУЖЧИНЕ

Прими эти слова.
Прозрачный лес:
Обезьянье предчувствие,
Ибо у них нет склонности ни к чему.

Прими эти слова,
Удушье у
Сильных птиц и рыб.
Они договорятся о встрече.

Прими эти слова.
Зачехленный инструментарий
Для препарирования стрекозы,
Ведь у них нет склонности ни к чему.

Прими эти слова,
Тупую силу,
Устремленную к сухости,
Они о чем-нибудь договорятся.


СТЕКЛЯННЫЙ ШАР

О ногах вот что:
Если бы они были руками,
То мир был бы больше похож на цирк.

О ботинках вот что:
Их пришлось бы снять,
Для того, чтобы энергично рукоплескать
Или бойко сыграть концерт для флейты.

О шнурках вот что:
Их удалось бы завязать
Только после долгой-долгой
Теплой ванны.

И о спотыкании, наконец:
Такой проблемы не стало бы
В новой клоунской экономике.