Разведка боем

                (Баллада)

Памяти моего отца Егора Максимовича НУЙКИНА (на фото - крайний слева), в 1942 году в 17 лет пересевшего с трактора на танк, участника многих сражений Великой Отечественной, штурмовавшего Берлин и расписавшегося на Рейхстаге, ПОСВЯЩАЕТСЯ.

Разведка боем – не обычный бой,
Не надо носом лезть на вражьи пушки.
И почему не поиграть с судьбой,
Хотя на фронте что с ней за игрушки?

Притихла рота, замерла в строю.
«Кто добровольцы? Шаг вперед!» Ну, что же,
Я на судьбу не сетую свою,
А вот шагнуть… не каждый это сможет.

А, мать их так! Раз, два! И строй шагнул.
И я тот шаг осилить смог со всеми.
Наш ротный одобрительно кивнул,
И повело отсчет обратный время.

Три экипажа, средним будет наш,
Он отобрал для этого заданья.
И прочертил на карте карандаш
Маршрут движенья к смерти на свиданье.

Все просто: мы должны одним броском
Прорваться за немецкие траншеи
И по тылам фашистским прямиком
Идти вперед, куда дойти сумеем.

Раз надо, значит, будем так идти.
В глаза костлявой мы в упор посмотрим.
Но нет у нас обратного пути –
Маршрут назад никем не предусмотрен.

Боезапас, заправка, по сто грамм,
Домой три строчки – мол, живой, не ранен.
И вот уже звучит команда нам:
"За Родину! Вперед! Давай, славяне!».               
 
И мы пошли, как в омут головой,
Наматывая жизни их на траки.
Лязг гусениц, огонь, снарядов вой
И солнце на восходе в чадном мраке.

Рывок, бросок, траншеи – позади,
Носами к пушкам разворот и - прямо.
Вперед, родной! Давай! Не подведи,
И снова цель находит панорама.

Сто метров… триста… вот уже пятьсот.
Земля вокруг вскипает от разрывов.
Их батареи лупят с двух высот,
Но нашего им не унять порыва.

И - вот оно! Передний танк - в дыму,
В огне. Но он идет вперед, не сдастся.
И выбраться наружу никому
Под перекрест прицелов не удастся.

Танкист не может сразу в землю лечь,
Его в машине пожирает пламя,
Чтоб вражья злая лающая речь
Над нашими не шпрехала телами.

Теперь огонь их пушек стал плотней:
У них на всех теперь всего две цели.
Все чаще бьют осколки по броне,
Но мы, назло всему, пока что целы.

Нас даже смерти не остановить.
Идут, идут вперед тридцатьчетверки.
Пусть всех их не удастся раздавить,
Но глаз у тех, кто наблюдает, зоркий:

На карту ляжет каждый дзот и дот,
И залпами накроют их катюши.
Наш батальон на запад вновь пойдет,
Вытряхивая из фашистов души.

Все было так, как и предрешено:
Подбили тех, кто шли за нами следом,
А мы вперед стремились все равно
И приближали, как могли, Победу.

Потом был взрыв… И я лежал в траве,
Один из двух, на этот раз не павших.
Наш танк горел, и билось в голове:
Как командира дотащить до наших?

Нам повезло с ним и на этот раз –
На минном поле мы не подорвались,
И огнеметы били выше нас,
Когда мы с ним в воронке укрывались.

Мы заполночь лишь выбрались к своим.
Мой командир был в госпиталь отправлен.
А я за то, что вышел вместе с ним,
Его не бросил, к ордену представлен.

А остальные там и полегли,
Где наши танки, как костры, горели.
Их кости станут частью той земли,
Которую они собой согрели.

Придет она, победная весна,
Распишутся, кто выжил, на рейхстаге,
А в память тех, кто полегли, страна
Приспустит государственные флаги.

Их дома жены ожидают зря,
Их дети безотцовщиною станут,
Глаза свои проплачут матеря,
Но их до смерти ждать не перестанут.

…Стал реже строй – солдатская семья.
Давило душу это тяжким грузом.
Вручили орден, и ответил я
За них: «Служу Советскому Союзу!».

           «Восход», 02. 04. 2005 г.

На фото слева - Е. М. Нуйкин, мой отец.