Прощание

  Вышли вечерком старик со  старухой из многоэтажки, бережно поддерживая друг
друга, ему ещё помогает и  трость – подруга. Пошли  они навестить своих старых
друзей, к сожалению, уже  прикованных к постели. Ох, жизнь!.. А, какие, когда-
то были, не пересказать...
  Встретилась им красивая женщина навстречу:
- Простите, в не знаете, где живёт М?..
- Конечно, знаем. Вон, на втором этаже окно светится. Там и музыка, и песни...
как раз попадёте к «штрафной». Там живёт, под нами.
- Не под вами живёт, отец, а под моим мужем, поэтому и «штрафную» мне не выде-
лят – не заслужила. Спасибо, отец, будьте здоровы.
- Простите. Не мы, так другие бы показали,- извиняющее проговорил дед,- сочув-
ствуем, но помочь ничем не сможем. Сами разберётесь, мы-то уже своё прошли...
И разошлись на том.
  Идут дальше, милые. Идти-то надо... Молчит старуха, и, вдруг всколыхнулись в
ней воспоминания:
 «Так и у меня, что-то подобное было... Да, уж грехи-то свои в церкви отмолила
на всякий случай. Кого по имени помню; кого, по фамилии, а кто и из памяти без
памяти ушёл. С одним, то ли на курорте, то ли на берегу Байкала...  А машинист
электровоза был... тьфу! Прости меня, Господи. Не вспомню, но знаю, что был и,
что хорошо было при луне-то, у костра. И  омуль на  рожне не вертыхался ужо, а
зажаривался, прилично и вкусно было, по  весне было при вине, да  без вины – в
любви греха нет, по моим понятиям. Может, и говорю это в своё оправдание? Глав
ное не вслух бы проговориться. Зачем старику знать. Моё это. Ещё приревнует, а
там и до греха недалече... Да, и потом, сошлись-то с ним через пятнадцать год-
ков после всего, хотя учуял, понял, да поздно, глухня старая. Ловко я его про-
вела. Так-то, знай наших! А, какой очаровашка был,- и посмотрела в сторону, ря
дом, пристроившегося за руку, деда.- Эх, годы, только по некоторым кудряшкам и
вспомнить можно ту молодость...»
  Шаркает дед ногами и представляет, что сейчас у соседей происходит:
«...Стук в дверь.
- Входите, открыто! Сегодня день открытых дверей для друзей.
  Вошла, красавица:
- Спасибо, Саша, что ты меня к друзьям своим причислил,- с порога заявила она.
Собирайся и поехали домой. Ждут тебя там, а вы не обессудьте, я его забираю, и
навсегда. Хорошо, что ещё не из постели...
- Да, да... да у нас ничего и не было,- с заиканием говорил Саша. Это произош-
ло неожиданно, что жена застала в окружении девиц и её...- Ты, ты... ты же зна
ешь, какой я нерешительный и застенчивый?
- Конечно, милый. Конечно, знаю и вижу, какой ты пьяный: стоять, так только со
стенкой и можешь. Вам, сударушка, желаю счастливо оставаться. Найдёте лоха, мо
его лучше. Опыт есть, а капкан-ловушку устроите по чести, как надо. И за дочек,
красавиц ваших, я спокойна. Богатый опыт очарования передадите, заслуженно...
  Пассия стоит, молчит. Глаз не  видно. Они  сверху придавлены веками, а снизу
давили мешки запоя. Из комнаты доносились не стройные голоса, подпевающие маг-
нитофону:
...Разве очи мои,
Разве брови мои,
Не черней, чем у ней-
У подруги моей?

Я хочу, чтобы ты,
Позабыл к ней пути.
Я хочу, чтобы ты
Мной был признан в любви.
………………………………………

- Прощайте, и всё, что было забывайте! Саша, я думаю  при мне ты не будешь це-
ловаться?
  Вышли. Она держала его крепко за руку, шатающегося от головы пьяной, и непод
датлевых ног.
 «Ну, что, родимый? Ты сейчас, как  судак, выброшенный на берег: хватаешь воз-
дух ртом... Не хватает, воздуха-то? Не ожидал вот так с ней  встретиться, кру-
той мужичёк? Неудобно, наверное, с верной женой встречаться у любовницы ветрен
ной? Молчи и не мычи. Она-то всё молчала  и думала, что  поймёшь, да видно без
её помощи тебе не обойтись. Кто же тебе добра пожелает, если не она?   
  Расписался, расписался... потерял ориентацию. Всё-то у тебя наоборот: И пить стал, и от курева не отказываешься, а, ведь, последние пятнадцать лет-то всего этого не было. Постарел, погрузнел, унылый».
- Да, очнись, оглянись, посмотри вокруг  на жизнь! У  тебя  всё заброшено, что нажито горбом, твоим же горбовым трудом – всё в прах разваливается на глазах.
Не буду больше говорить, потом. Проспишься – одумаешься, всё и скажу, милый. Я
«Мерс» наш вон там бросила. Мотор отказал. Если украдут, новый купишь, сам го-
ворил.
- Купим-купим, копим-копим... Есть, йик... средства, и ты, йик... ещё не вдова.
Молода, йик...
- Вот-вот... Да, и ты не бобыль-вдовец, но может быть и конец!.. Ещё не старый.
Беречь себя надо. Бороться за себя, за детей, внуков. Беречь меня для себя. А,
вдруг тебя не станет если сердце, с таким образом жизни подсадишь? Что мне де-
лать-то без тебя? Я умру от печали-горя с тоски не венчальной, и будем мы вмес
те лежать в одной оградке, заброшенной могилки, где отцветившие цветы, венки и
покосившиеся памятники, а зимой  снегом запорошенные, и  следов никаких, разве
только случайный прохожий прочитает, кто там лежит. Удивится, посчитав наши го
дки-голубки, да и пожалеет, неизвестный. Не знает этот прохожий, что мы винова
ты были сами... Сейчас приедем домой. Ляжешь спать, дорогой. Отсыпайся, я тебя
тревожить не буду. Отдыхай, милый! Я тебя простила! Не попрекну: ни взглядом,
ни словом. Не отвернусь и в обиду не дам. Всё у нас будет хорошо. Дети поймут,
они мудрее нас, старших.
  Не говори ничего, дорогой. Не ищи виноватых. Это наша жизнь и наши ошибки, и
сами исправим. Я с тобой всё разделю! Я тебя очень люблю...
  Всё, пришли. «Мерс» наш не украли. Посмотри его, как хозяин, сможешь?
- Йик... Угу...
- Вот и молодец. Давай заведём, и я тебя отвезу до крыльца родного-дорогого. Я
подожду, когда ты отойдёшь, и сам ко мне придёшь: чистый, светлый, влюблённый.
Сядем рядком, выпьем по рюмочке в ужин и спать ляжем... И ты меня прости...
- Йик... Угу...»
 
- Ну, вот бабушка, мы и пришли к друзьям. Жаль, что не могут встретить на поро
Ге, но мы сами откроем дверь. Приберёмся, приготовим  ужин, выпьем по рюмочке,
Споём, как всегда наши песни... А ты, что  молчишь? Знаешь, милая, хочу, чтобы
ты простила меня за все мои несуразности и причуды. Спасибо тебе за  твою вер-
ность и откровенность. А помнишь, как я всегда – когда уезжал куда-нибудь, воз
вращаясь к тебе, всегда цветы приносил?
- Помню, помню... Я-то своей верностью заслужила их, а вот ты...
- Было, было... Но моей вины нет, потому что чары женские – жестокие, сильные,
а мы слабые перед ними. А ты всё же лучшая из всех. Нет таких в мире и я благо
дарен своей судьбе, что она тебя встретила. Ну, вот открыл... Тихон Иванович!
Мария Ивановна! Приветствуем вас. Ждали?
  Но в ответ стояла настороженная тишина...