ОТЕЦ

Так странно, сколько его помню,
Он почему-то был всегда седым.
И лишь теперь я только понимаю,
Каким тогда отец был молодым.

Он часто пил, всегда скрипел зубами,
Но никогда нам ни о чём не говорил.
И лишь однажды, всхлипывая пьяно,
Завесу прошлого слегка лишь приоткрыл.

Как и у всех мальчишек, в сорок первом,
Его отца забрали на войну.
И ровно через месяц – похоронка.
Он пал геройски в первом же бою.

А мачеха, не выдержав потери,
Свой путь земной петлёй оборвала.
И мальчуган, чуть приоткрывши двери,
Упал в беспамятстве, и так лежал три дня.

Картошка мёрзлая, очистки, голодуха...!
Как выжить смог в свои двенадцать лет?
Быть беспризорником, когда война, разруха…?
Но, всё же вытянул счастливый свой билет.

Оголодавший, у торговки на причале,
Стащил пацан с капустой пирожок,
С остервенением мальчонку избивали…
Но видно всё же Бог ему помог.

Матросики отбили пацанёнка,
В одно мгновенье прекратив бардак.
Из лап у смерти вырвали ребёнка.
Судьбе угодно видно было так.

К себе на крейсер бедолагу привели.
Борщём по флотски мальчугана накормили
И начались счастливейшие дни.
Мальчишку в школу юнг определили.

Закончилась война, и всё бы ладно,
Всю жизнь на флоте так бы и служил,
Судьба- злодейка, будь она неладна,
Всё отняла, чем в жизни дорожил.

Война с японцами разрушила все планы.
В атаку бросили безусых пацанов.
Он поседел, увидев смерть и раны.
Война на век лишила светлых снов.

Повоевать пришлось совсем немного,
Но, ужас виденного, душу опалил…
В тот вечер он рассказывал нам долго,
О морячках, которых хоронил.

Один раз в жизни волю дал слезам,
И лишь однажды душу приоткрыл.
И четверть века водку как бальзам,
На свою душу искалеченную лил.

Похоронили мы его, как завещал,
В матроске, бескозырке и тельняшке.
В комоде, с дембеля, на смерть наряд лежал.
Как саван погребальный у монашки.

Не долог век у плоти, где душа,
Вся изувечена и кровоточит болью.
Уходит жизнь из тела не спеша,
Посыпав круто свои раны солью.