Жизнь до отказа

 Начинается новый день. Яркое солнце освещает через чистое оконце и белоснеж -
ную тюль, уютно прибранную веранду. Легко и вольно на сердце: за ночь написано
искреннее и правдивое письмо другу. Пусть знает, что всё хорошо и порадуется.
 Сейчас он выйдет в чистое поле, и будет бродить в тишине с собой наедине и ро
дится много светлых, мечтательных мыслей обо всём: о будущем (вспомнится и про
шедшем). Наметятся планы в доступно обозримом времени, правда, не зная, что мо
жет принести и сегодняшний – то день...
 Вот уже и пройдено расстояние: тело согрето; настроение бодрое; радость гряду
щего переполняет душевное состояние и кажется, что всё по плечу!.. Готов выпол
нить много добрых дел с любовью ко всему окружающему. Нет сомнений и тревожных
предчувствий. Задумавшись он очнулся от своего голоса: обычно он никогда не го
ворил сам с собою вслух. Эмоции настоящего случая внезапно захлестнули его. Да
и жизнь – то он любил оттого, что в ней есть она... его любовь и он живёт в од
но время с ней современником. Шёл и думал о ней, недоступно – далёкой, но  уже
двадцать шестой год истекал в этой односторонне – платонической любви, где был
он «третьем лишним», когда дал себе запрет не вмешиваться в их идеальную милую
жизнь, а как же это трудно!..  Знает об этом лишь  он один из них. Но уже пять
лет по стечению обстоятельств она одна и одинока, но всё равно ему ещё, почему
то труднее подойти к ней, незащищённой женщине, боясь быть навязчиво – назойли
вым, боясь быть отвергнутым. Он не знал: как поведёт себя при этом; он считал,
что в надежде и мечте жить легче, да и куда ему, сыну хуторянки тянуться к до-
чери дворянки – недосягаемой, возвышенной. Ах! Ещё пол – года в тоске... и по-
летит он к ней, и решится, всё же  открыться. Но, как  человек не решительный,
он в большей степени, надеялся, что она сделает первый шаг навстречу его любви
и, в конце концов, увидит в нём достойное внимания от неё. Он сказал бы ей:как
было у вас, когда–то... с ним лучше не будет, но и хуже не будет. Он знал, что
окружит её теплом, заботой и вниманием, и она обязательно заметит, оценит это.
Его любовь будет достойно её.
 Ах! Какая же она женщина!.. Он вспомнил, что при последнем прощании с ней,ска
зал, что уезжает далеко, и, по всей видимости, навсегда, что  они могут больше
не увидеться. Он случайно заметил слёзы в её красивых глазах, впоследствии сти
кающие по её гладким щекам и отчётливо помнит, как она убежала в другую комна-
ту, скрываясь от изобличения им жалости, и чтобы не принял это разочарование в
свой адрес.
 Какие письма он писал ей в школьную тетрадь издалека... слова сами лились  не
слышно, нежно о его жизни, об ощущении обыденной повседневности, а однажды ре-
шился отправить кассету с песнями о классической любви своего сочинения, не го
воря, что вся кассета посвящена ей: единственной, желанной, любимой. Он пред –
ставил, как в последний миг своей жизни он с её именем, умиротворённый и устав
ший от своих страданий, коря себя за нерешительность, уйдёт... Да, всё это бы-
ло и было правдой.
 Так незаметно он подошёл к дому своего друга. Ухоженный домик с открытыми ста
веньками, с резными наличниками и чистейшим двором, как и должно быть у добро-
го хозяина: всегда и во всём порядок.
 Он увидел деда, сидящего на завалинке в одном валенке у открытого окна спален
ки. Перед ним столик стоит маленький с угощениями и открытой, но не начатой бу
тылкой «Медовухи»:

- Доброе тебе утро, Герасимыч! На кого устроил засаду, второй день к ряду?

- Хорошее утро и тебе. Садись, угощайся. День рождения у меня. Знал, что при –
дёшь. Друзья без приглашения приходят.

-Поздравляю от души! Ваши годы хороши. Не спрашиваю сколько лет. Вижу, что див
но много. Вы всегда мне казались предсказателем, ясновидцем, даже пророком, но
боялся ошибиться и обидеть тем самым, ненароком.

 И, правда... Герасимыч был видным, солидным. Волос седой и длинный. Усы сереб
ряные и борода такая же. Всё это очень впечатляло, ну вылитый кудесник. А гла-
за? Всевидящие, смотрящие прямо в душу просвечивая насквозь, неведомым  лучом,
всё, всё видящие.
 Таков был его знакомый дед. Никто не знает, сколько было ему лет. Казалось, у
него были в доме гусли, на каких он играет былинные песни и они открывают  ему
завесы тайн сегодняшнего мира:

- Да, Володя и спасибо тебе за всё. Ты не ошибся, но я не афишировал свои спо-
собности. Знаю, и хорошо... Другим не обязательно знать те истины, какие приш-
ли ко мне. Тебе же расскажу горькую правду. Ты не зря говорил всегда:  « Лучше
горечь правды истинного происхождения, и она выше всего!.. » Вот  и посмотрим,
Так ли это; искренен ты был или нет.

- А мне надо ли это, как рыбке - зонт, а кроту – горизонт? Да, я люблю правду,
какой бы она не была, но я не верю в предрассудочные вещания, предсказания и
всякие знамения, потусторонние явления, в домовых и прочее... У меня и без это
го дел круговорот. Скорость решения их только, только набрал...

 Читая его мысли, старец, помимо слов, всё-таки сказал:

- Дела всегда останутся недоделанными, и придётся притормозить, когда-то, пото
му что я тебе откроюсь, и так, как пришло твоё время, именно твоё, ты прости..
Как это ни горько, я, именно на правах твоего друга и нашей бескорыстной друж-
бы, скажу: тебе осталось жить один месяц, но умрёшь ты не от болезни, а от тос
ки непомерной и печальной по своей милой. В тебя вселилась любовь, которая те-
бя губит каждую минуту жизни. Я знаю выход, и он единственный, это  отказаться
от неё всей душой и сердцем. Забыть навсегда. Оставить её в прошлом. Только  в
этом случае у тебя появится шанс идти дальше  путём начертанным Свыши.  Только
тогда ты сможешь найти: и единственную, но свою; и жизнь; и судьбу.

- Как это? Вы, что удумали? А ещё другом называетесь! Да, лучше бы я мимо про-
шёл.

- Мимо, не мимо, а от судьбы, какая тебя может привести в тупик, потеряв своё
уважение, извини, но не пройдёшь. Мне жаль тебя. Светлый ты и не  плохой чело-
век. Жаль...

- Я пойду, пожалуй. Голова тяжёлая, да и сердце... Тогда, как понимать: я прие
хал сюда на поезде, а в вагоне китаец мне рассказал совсем другую судьбу. Про-
тивополжную той, какую предложили мне вы. Он сказал, что должен поверить и лю-
бить Бога, помогать людям, даже если невмочь самому мне, когда во мне нуждают-
ся. Это я всегда готов делать и делаю. Кто же тогда прав? Выбор, конечно же за
китайцем! Вы ошеломили меня...

- Речь идёт о твоей жизни. Решай сам.
……………………………………………………………………………………………

« Не верю: ни тому, ни другому, но в сердце и душе неспокойно. Как это меня не
будет? Как?.. Старое кончается, но нового не будет? А, как же она без меня? До
станутся мне только слёзы близких и друзей, зелёные ветки пихты, венки, цветы,
да тишина?
 Месяц... Только месяц!.. Что делать?.. Что делать?. Долги отдать! Мне должны,
значит они уже не нужны, это уже пыль, да земли комки... Там, наверное, и каба
ков – то нет, буфетов, забегаловок. Так... Время, время – не целое «беремя»!
 Уйти в лес и затеряться, чтобы «костляво – кислая» не нашла? Нет. Ночь и стра
шновато... Может к ней уехать, а в поезде скрыться среди пассажиров. Они, пожа
луй отвлекут от мрачных мыслей. А, что я ей скажу, когда приеду?
 Ах, время! Неудержимое время... Остался один, да и помощи ждать неуткадо. Над
роком никто не властен!»
 Силы оставляли его медленно, но неуклонно: не мог уже включить выключатель  и
свет горел бесконечно в его комнате – коморке, вместе со светлыми думами, впе-
ремешку с кошмарными снами (только бы не с вами, люди)!.. Такое состояние нас-
тупило, как и предполагал Герасимыч, но всё равно внезапно, грозно, безнадёжно
на выход из положения, в каком он находился. Всё идёт естественным путём. Ждём
как это произойдёт...
 Ночь прошла необычно быстрее, чем предыдущие. Он не знал, что ночь эта послед
няя. За окном бесновался сильный ветер, превращающий в дрожь стёкла окна и за-
ципиться за жизнь не даёт.
 Время подошло... Осталось заглянуть в себя и простить себя (больше некому):
«Прощай жизнь! Спасибо за радости, за счастье любви. Прощай любовь! Только ты
остаёшься со мной, во мне: не спасая и не бросая меня. Всё остальное ушло... »

 Последние удары сердца в последней надежде говорят: «Простите, люди! Прости и
ты, Герасимыч! Все вы были правы и я оправдал ваши надежды. Прощайте! Мы: я и
моя любовь, уходим. Всё...

 Сердце её, как-то затрепетало тоскливо - горько и больно. Она не знала о  его
последнем месяце жизни, и он не решился съездить к ней, чтобы  не расстраивать
ся самому, не расстраивать её предсказаниями.
 Прошло три месяца после его ухода в мир иной, когда она случайно узнала о про
исшедшем, простив его молчание, думая, что он не отказался от неё.
 Её охватило невыносимая тоска и горе - печаль утраты, но она понимала, что  с 
ним были: первая любовь; первое свидание; любовь – ожидание; она и всё, всё бы
ло не зря. Он остался в её раненой памяти всегда живым и светлым, весёлым, сча
стливым...
 К нему на могилу она так и не съездила, но прожила до глубокой старости, отме
чая не дни рождения или смерти, а день встречи, как праздник, как Тургеневская
Виардо, в светлой памяти о нём, только он об этом не узнает, хотя... кто знает
кто знает...