проникая

               

- мне кажется ты бумага.  и если тебя скомкать в ладони, то до какой-то точки -  ты распрямишься, но заломы - они останутся,
по тебе можно писать.  и если тебя намочить, то ты намокнешь.
       
ловишь взгляд губами, прижимаешь к нёбу, как таблетку от кашля, растворяешь
под языком.
это только в детском учебнике арифметики можно прибавлять к жирафам вагоны и получать одно большое абстрактное что-то .  в жизни, умножая тебя на себя, получаешь дорогу..
 
.. что же ты не даешь мне своей ладони ?

рисовала тебе картину. она вышла кривой и неказистой. теперь живет на моем столе
рядом с доноевым шунгитом, в деревянной сосновой раме -  сажевое небо,
крупными пыльными мазками - снег, и по-билибински лубочный -  дом.

пережить эту зиму, как тотемный зверек, пережить этот февраль
врач сказал -- нужно больше ходить.  лежатьходитьлежатьходить. [ а говорить ? ]
и как же хорошо оттого, что до тебя так долго идти.

а на китай-городе  внутри его рубашки - крохотные дома,
церковь-свечечка, обувной магазин с зелеными
сапогами.  идешь в толпе, разговариваешь вслух, хули

собираю тебя из дощечек.  тех дощечек,
из которых обычно собирают ящики для апельсинов
и от этого ты пахнешь апельсинами.

больше всего сейчас волнуют две вещи - север и скорее бы снять бинты.
север уже не кажется чем-то неочерченым.
отчетливо.. там, в июле -- чайная губа озера, цветущие сопки, вайи папоротника,
смешные пегие комочки птенцов перепелки, огромные мокрые скользкие улитки. 
там в марте -- город-снег-город.. огромные шапки снега
и там, на берегу -- дом.  большой деревянный теплый. со старой
шатающейся лестницей на чердак. вот тебе город.

захожу в булочную напротив памятника чернышевскому,
покупаю маленький пакетик молока и булку ..
булка кажется вкусной.. молоко - холодным, грею молоко во рту, глотаю.
жадно жую, вспоминая, что в когда-то съеденном тобой пирожке ты
нашел мой волос.  выбегаю в город. и тут начинается дождь. 
первый.. по-весеннему нелепый.. дождь
дождь.. который всегда без зонта..