«Боже, как же мне хорошо! И с чего бы это? Не помню, чтобы я испытывал когда-нибудь такое блаженство. Это что-то невероятное! Лежу себе с закрытыми глазами и просто кайфую… или с открытыми? Щас попробую открыть… Хотя, зачем, если мне и так – кайфово?..»
Мне было даже непонятно, лежу я или сижу, или даже, может, вообще вишу в воздухе – всё тело наполняла какая-то немыслимая лёгкость. Я стал прислушиваться к своему состоянию, и тут откуда-то издалека до меня донеслись чьи-то голоса. Они были незнакомые и настолько не подходили к моим ощущениям, что я даже решил, что они мне просто кажутся. Но чем больше я в них вслушивался, тем реальнее они становились.
– Миленький, да как же это! Что ж ты делаешь-то! Очнись же!.. – причитала какая-то женщина.
– Голову только не поднимайте и лёд бы к переносице, – негромко советовал ей хрипловатый мужской басок.
– Крови-то сколько натекло… – испуганно прошептал ещё один женский голос.
«А где это я вообще? И что за люди тут находятся? И чем это они так озабочены? Нет, пожалуй, всё же нужно открыть глаза – там, кажется, что-то интересное, да и насладиться моим необыкновенным состоянием уже всё равно не дадут».
Но именно открыть глаза у меня не получилось – я вдруг просто стал видеть всё происходящее.
В узком проходе плацкартного вагона около нижней боковой полки прямо подо мной суетилось несколько человек. Хотя, мне показалось странно – каким образом я, имея билет на нижнее место, вдруг оказался на верхнем? Но, поскольку я уже всё равно лежу и так великолепно себя чувствую, то какая разница – где? Так, ну-ка, лягу-ка я поудобнее. Одним движением, как мне показалось, совершенно без каких-либо усилий, я перевернулся на живот и сквозь полумрак ночного вагона стал следить за развитием событий. На моей нижней полке лицом кверху лежал пассажир. Даже в сумерках я не мог не отметить его удивительную бледность. Из одной ноздри жирным дождевым червяком медленно вытекала кровь, капала на подушку и с неё – в большую чёрную лужу на полу. Глаза пассажира были закрыты.
«Интересно, – пришла мне в голову до глупого странная мысль, – никогда не видел себя с закрытыми глазами. Вот бы посмотреть».
– Ну, давай же, миленький, очнись!.. – продолжала свои причитания проводница, то шлёпая упрямого пассажира по щекам, то растирая их ладонями. Вторая проводница к этому времени уже принесла из своего купе в полотенце лёд, и стала прикладывать его к переносице спящего то с одной, то с другой стороны. Несколько пассажиров пытались предложить свою помощь.
Я так явно представил тот лёд возле своего лица, что носом ощутил его холод. «Нет, ребятки, это явно не по мне – как же Он-то терпит всё это до сих пор!» – подумал я и внимательнее вгляделся в лицо этого моего попутчика. В те небольшие промежутки времени, когда оно было открыто, я разглядел короткую стрижку, отметил небольшую асимметричность носа. «Надо же – как у меня!» – усмехнулся я и почесал кончик своего носа. И тут мне показалось, что Он тоже усмехнулся.
Да нет же, не показалось – Он точно усмехнулся! Именно эта его усмешка позволила мне разглядеть в отблеске тусклого светильника шрам. Вон он – на правой щеке чуть выше уголка рта. С детства знакомый мне шрам…
Ну, да! – это же мой шрам! Я получил его в пятом классе, когда мы с друзьями ходили к старому причалу собирать порох, который выносило прибоем с затонувшей во время войны баржи с боеприпасами. Маленькие цилиндрические порошинки мы аккуратно вкладывали в стреляные гильзы от мелкокалиберной винтовки, сплющивали края гильз плоскогубцами и горстями бросали в костёр, прячась за забором от разлетающихся в разные стороны со свирепым жужжанием стальных «ос». Однажды, помнится, я не успел спрятаться, и такая «оса» сильно меня «ужалила», пробив щёку насквозь и оставив на всю жизнь этот небольшой круглый шрам. Откуда точно такой же и в таком же месте у этого засони?!!
Усмешка с его лица исчезла. Мне тоже стало не до усмешек. И тут… я обратил внимание, что я уже не лежу на верхней полке, а каким-то странным, невероятным образом завис между полками. Я испугался: ни за что не держась и не прилагая никаких усилий, я парю в воздухе! И это никому не кажется странным! Больше того – МЕНЯ НИКТО НЕ ВИДИТ! Только сейчас я заметил, что на полке, на которой только что лежал, нет ни белья, ни даже матраса. И до этого мне его не то что не доставало, а было без него весьма комфортно. Я со страхом вглядывался в уже знакомое бледное лицо и, приходя в ужас, наконец, понял – ЭТО ЖЕ Я САМ!..
Я всё вспомнил. Я вспомнил, как, собравшись за полчаса, сдал хозяину снимаемую квартиру; как, словно в каком-то бреду, не торгуясь, нанял машину до Тулы; как нестерпимо хотелось пить в электричке; как, увидев пьющую сок молоденькую попутчицу, подсел к ней и за несколько глотков живительной влаги читал стихи почти до самой Москвы; как, ещё испытывая жажду, зашёл в первое же вокзальное кафе и в два глотка выпил двести коньяка; как, заходя в вагон ночного поезда «Москва-Мурманск», разговаривал с проводницами… А что же было потом? Потом… А потом мне было хорошо. Нет, мне было не просто хорошо, а ХОРОШО. Мне было ХОРОШО, КАК НИКОГДА… А собственно, почему – было? Мне и сейчас классно. Вон я – лежу себе на своём законном нижнем месте, сплю. Только почему мне всё время мешают? Чего они все от меня хотят? Лёд этот притащили… Отстаньте вы от меня – мне так хорошо!.. Ах, да – кровь. А она мне уже не нужна. Мне и без неё хорошо, легко, и она уже никогда не потечёт – независимо, психую я или нет. Да и поводов ПСИХОВАТЬ уже никаких нет – всё решилось само собой. Вон, я уже, кажется, даже улыбаюсь. Да уберите вы свой лёд от лица – я его всё равно не чувствую! О, на помощь к ним из соседнего вагона ещё одна проводница бежит. Что у неё там в руке? Нашатырь? А мне уже и он не нужен – мне ХОРОШО.
– …Шутил всё, смеялся, пока свет не погасили. Дошутился! – рассказывала первая проводница подошедшей с нашатырём.
– Ничего, скоро снова шутить будет, – ответила та. – Такие так просто не сдаются! Ты намочи полотенце побольше да всё лицо и накрой. Вроде, дышит ещё – пусть нюхнёт, как следует. Очухается!
«Как же я не хочу возвращаться! – подумал я. – Меня же ТАМ ждут!»
А кто же меня там ждёт? Отец? Да, безусловно. Давно уже с ним не виделись – даже лицо забывать стал. Сашка, Витька… Хорошие ребята были – наверняка ждут. А Валерка! Я же дочку в его честь назвал. До сих пор иногда во сне его вижу. В последний раз взял меня за руку и из комнаты чуть было не вывел, но улыбнулся, как только он умел, и сказал: «Нет, парень, тебе пока рано!..» А дочка… Лерочка. СТОП! Она же не там! Что это я! Фффууух!.. Отлегло! Дочка – ей же ещё жить да жить! А я что же? Как же она без меня останется? Стоп-стоп-стоп! Давай-ка назад! Даже сейчас ещё валеркин голос слышу: «НЕТ, ПАРЕНЬ, ТЕБЕ ПОКА РАНО!..» Не зря он это сказал. Как же вовремя я его вспомнил!.. Чем тут так пахнет? Ужас какой! Никакого отдыха людям! Ах, да – нашатырь. Дайте-ка ещё – пусть мне будет плохо! Пусть мне станет так плохо, чтобы снова кровь хлынула! Вот же, свинство какое – ничего не вижу. Эй, кто тут есть – включите свет! Мне ещё хорошо, но уже становится хуже! И не бейте больше по щекам – и так голова болит! Дайте хоть отдохнуть до Питера – мне ещё чемодан с оторвавшейся ручкой тащить. В нём подарок дочке везу – никому не скажу, от кого!..
– Ну, вы даёте, гражданин! Вот уж точно – форс-мажор! – заулыбались проводницы, заметив мои попытки открыть глаза. – Смотрите, так мы вам шутить не позволим!
– Хорошо… – чуть слышно выдохнул я сквозь непослушные губы и попытался улыбнуться.
Приближалась какая-то станция...
Хорошо!..
© Copyright: Форс Мажор, 2009
Свидетельство о публикации №109012700796
Свидетельство о публикации №109012700796
Рецензии
«Боже, как же мне хорошо! И с чего бы это? Не помню, чтобы я испытывал когда-нибудь такое блаженство. Это что-то невероятное! Лежу себе с закрытыми глазами и просто кайфую… или с открытыми? Щас попробую открыть… Хотя, зачем, если мне и так – кайфово?..»
Мне было даже непонятно, лежу я или сижу, или даже, может, вообще вишу в воздухе – всё тело наполняла какая-то немыслимая лёгкость. Я стал прислушиваться к своему состоянию, и тут откуда-то издалека до меня донеслись чьи-то голоса. Они были незнакомые и настолько не подходили к моим ощущениям, что я даже решил, что они мне просто кажутся. Но чем больше я в них вслушивался, тем реальнее они становились.
– Миленький, да как же это! Что ж ты делаешь-то! Очнись же!.. – причитала какая-то женщина.
– Голову только не поднимайте и лёд бы к переносице, – негромко советовал ей хрипловатый мужской басок.
– Крови-то сколько натекло… – испуганно прошептал ещё один женский голос.
«А где это я вообще? И что за люди тут находятся? И чем это они так озабочены? Нет, пожалуй, всё же нужно открыть глаза – там, кажется, что-то интересное, да и насладиться моим необыкновенным состоянием уже всё равно не дадут».
Но именно открыть глаза у меня не получилось – я вдруг просто стал видеть всё происходящее.
В узком проходе плацкартного вагона около нижней боковой полки прямо подо мной суетилось несколько человек. Хотя, мне показалось странно – каким образом я, имея билет на нижнее место, вдруг оказался на верхнем? Но, поскольку я уже всё равно лежу и так великолепно себя чувствую, то какая разница – где? Так, ну-ка, лягу-ка я поудобнее. Одним движением, как мне показалось, совершенно без каких-либо усилий, я перевернулся на живот и сквозь полумрак ночного вагона стал следить за развитием событий. На моей нижней полке лицом кверху лежал пассажир. Даже в сумерках я не мог не отметить его удивительную бледность. Из одной ноздри жирным дождевым червяком медленно вытекала кровь, капала на подушку и с неё – в большую чёрную лужу на полу. Глаза пассажира были закрыты.
«Интересно, – пришла мне в голову до глупого странная мысль, – никогда не видел себя с закрытыми глазами. Вот бы посмотреть».
– Ну, давай же, миленький, очнись!.. – продолжала свои причитания проводница, то шлёпая упрямого пассажира по щекам, то растирая их ладонями. Вторая проводница к этому времени уже принесла из своего купе в полотенце лёд, и стала прикладывать его к переносице спящего то с одной, то с другой стороны. Несколько пассажиров пытались предложить свою помощь.
Я так явно представил тот лёд возле своего лица, что носом ощутил его холод. «Нет, ребятки, это явно не по мне – как же Он-то терпит всё это до сих пор!» – подумал я и внимательнее вгляделся в лицо этого моего попутчика. В те небольшие промежутки времени, когда оно было открыто, я разглядел короткую стрижку, отметил небольшую асимметричность носа. «Надо же – как у меня!» – усмехнулся я и почесал кончик своего носа. И тут мне показалось, что Он тоже усмехнулся.
Да нет же, не показалось – Он точно усмехнулся! Именно эта его усмешка позволила мне разглядеть в отблеске тусклого светильника шрам. Вон он – на правой щеке чуть выше уголка рта. С детства знакомый мне шрам…
Ну, да! – это же мой шрам! Я получил его в пятом классе, когда мы с друзьями ходили к старому причалу собирать порох, который выносило прибоем с затонувшей во время войны баржи с боеприпасами. Маленькие цилиндрические порошинки мы аккуратно вкладывали в стреляные гильзы от мелкокалиберной винтовки, сплющивали края гильз плоскогубцами и горстями бросали в костёр, прячась за забором от разлетающихся в разные стороны со свирепым жужжанием стальных «ос». Однажды, помнится, я не успел спрятаться, и такая «оса» сильно меня «ужалила», пробив щёку насквозь и оставив на всю жизнь этот небольшой круглый шрам. Откуда точно такой же и в таком же месте у этого засони?!!
Усмешка с его лица исчезла. Мне тоже стало не до усмешек. И тут… я обратил внимание, что я уже не лежу на верхней полке, а каким-то странным, невероятным образом завис между полками. Я испугался: ни за что не держась и не прилагая никаких усилий, я парю в воздухе! И это никому не кажется странным! Больше того – МЕНЯ НИКТО НЕ ВИДИТ! Только сейчас я заметил, что на полке, на которой только что лежал, нет ни белья, ни даже матраса. И до этого мне его не то что не доставало, а было без него весьма комфортно. Я со страхом вглядывался в уже знакомое бледное лицо и, приходя в ужас, наконец, понял – ЭТО ЖЕ Я САМ!..
Я всё вспомнил. Я вспомнил, как, собравшись за полчаса, сдал хозяину снимаемую квартиру; как, словно в каком-то бреду, не торгуясь, нанял машину до Тулы; как нестерпимо хотелось пить в электричке; как, увидев пьющую сок молоденькую попутчицу, подсел к ней и за несколько глотков живительной влаги читал стихи почти до самой Москвы; как, ещё испытывая жажду, зашёл в первое же вокзальное кафе и в два глотка выпил двести коньяка; как, заходя в вагон ночного поезда «Москва-Мурманск», разговаривал с проводницами…
А что же было потом? Потом… А потом мне было хорошо. Нет, мне было не просто хорошо, а ХОРОШО. Мне было ХОРОШО, КАК НИКОГДА… А собственно, почему – было? Мне и сейчас классно. Вон я – лежу себе на своём законном нижнем месте, сплю. Только почему мне всё время мешают? Чего они все от меня хотят? Лёд этот притащили… Отстаньте вы от меня – мне так хорошо!.. Ах, да – кровь. А она мне уже не нужна. Мне и без неё хорошо, легко, и она уже никогда не потечёт – независимо, психую я или нет. Да и поводов ПСИХОВАТЬ уже никаких нет – всё решилось само собой. Вон, я уже, кажется, даже улыбаюсь. Да уберите вы свой лёд от лица – я его всё равно не чувствую! О, на помощь к ним из соседнего вагона ещё одна проводница бежит. Что у неё там в руке? Нашатырь? А мне уже и он не нужен – мне ХОРОШО.
– …Шутил всё, смеялся, пока свет не погасили. Дошутился! – рассказывала первая проводница подошедшей с нашатырём.
– Ничего, скоро снова шутить будет, – ответила та. – Такие так просто не сдаются! Ты намочи полотенце побольше да всё лицо и накрой. Вроде, дышит ещё – пусть нюхнёт, как следует. Очухается!
«Как же я не хочу возвращаться! – подумал я. – Меня же ТАМ ждут!»
А кто же меня там ждёт? Отец? Да, безусловно. Давно уже с ним не виделись – даже лицо забывать стал. Сашка, Витька… Хорошие ребята были – наверняка ждут. А Валерка! Я же дочку в его честь назвал. До сих пор иногда во сне его вижу. В последний раз взял меня за руку и из комнаты чуть было не вывел, но улыбнулся, как только он умел, и сказал: «Нет, парень, тебе пока рано!..» А дочка… Лерочка. СТОП! Она же не там! Что это я! Фффууух!.. Отлегло! Дочка – ей же ещё жить да жить! А я что же? Как же она без меня останется? Стоп-стоп-стоп!
Давай-ка назад! Даже сейчас ещё Валеркин голос слышу: «НЕТ, ПАРЕНЬ, ТЕБЕ ПОКА РАНО!..» Не зря он это сказал. Как же вовремя я его вспомнил!.. Чем тут так пахнет? Ужас какой! Никакого отдыха людям! Ах, да – нашатырь. Дайте-ка ещё – пусть мне будет плохо! Пусть мне станет так плохо, чтобы снова кровь хлынула! Вот же, свинство какое – ничего не вижу. Эй, кто тут есть – включите свет! Мне ещё хорошо, но уже становится хуже! И не бейте больше по щекам – и так голова болит! Дайте хоть отдохнуть до Питера – мне ещё чемодан с оторвавшейся ручкой тащить. В нём подарок дочке везу – никому не скажу, от кого!..
– Ну, Вы даёте, гражданин! Вот уж точно – Форс Мажор! – заулыбались проводницы, заметив мои попытки открыть глаза. – Смотрите, так мы Вам шутить не позволим!
– Хорошо… – чуть слышно выдохнул я сквозь непослушные губы и попытался улыбнуться.
Приближалась какая-то станция...
===============================================================================
Так мне было легче читать это талантливое, но плебейски выложенное произведение.
Ильяс Кадыров 15.08.2015 23:02 • Заявить о нарушении
Мне было даже непонятно, лежу я или сижу, или даже, может, вообще вишу в воздухе – всё тело наполняла какая-то немыслимая лёгкость. Я стал прислушиваться к своему состоянию, и тут откуда-то издалека до меня донеслись чьи-то голоса. Они были незнакомые и настолько не подходили к моим ощущениям, что я даже решил, что они мне просто кажутся. Но чем больше я в них вслушивался, тем реальнее они становились.
– Миленький, да как же это! Что ж ты делаешь-то! Очнись же!.. – причитала какая-то женщина.
– Голову только не поднимайте и лёд бы к переносице, – негромко советовал ей хрипловатый мужской басок.
– Крови-то сколько натекло… – испуганно прошептал ещё один женский голос.
«А где это я вообще? И что за люди тут находятся? И чем это они так озабочены? Нет, пожалуй, всё же нужно открыть глаза – там, кажется, что-то интересное, да и насладиться моим необыкновенным состоянием уже всё равно не дадут».
Но именно открыть глаза у меня не получилось – я вдруг просто стал видеть всё происходящее.
В узком проходе плацкартного вагона около нижней боковой полки прямо подо мной суетилось несколько человек. Хотя, мне показалось странно – каким образом я, имея билет на нижнее место, вдруг оказался на верхнем? Но, поскольку я уже всё равно лежу и так великолепно себя чувствую, то какая разница – где? Так, ну-ка, лягу-ка я поудобнее. Одним движением, как мне показалось, совершенно без каких-либо усилий, я перевернулся на живот и сквозь полумрак ночного вагона стал следить за развитием событий. На моей нижней полке лицом кверху лежал пассажир. Даже в сумерках я не мог не отметить его удивительную бледность. Из одной ноздри жирным дождевым червяком медленно вытекала кровь, капала на подушку и с неё – в большую чёрную лужу на полу. Глаза пассажира были закрыты.
«Интересно, – пришла мне в голову до глупого странная мысль, – никогда не видел себя с закрытыми глазами. Вот бы посмотреть».
– Ну, давай же, миленький, очнись!.. – продолжала свои причитания проводница, то шлёпая упрямого пассажира по щекам, то растирая их ладонями. Вторая проводница к этому времени уже принесла из своего купе в полотенце лёд, и стала прикладывать его к переносице спящего то с одной, то с другой стороны. Несколько пассажиров пытались предложить свою помощь.
Я так явно представил тот лёд возле своего лица, что носом ощутил его холод. «Нет, ребятки, это явно не по мне – как же Он-то терпит всё это до сих пор!» – подумал я и внимательнее вгляделся в лицо этого моего попутчика. В те небольшие промежутки времени, когда оно было открыто, я разглядел короткую стрижку, отметил небольшую асимметричность носа. «Надо же – как у меня!» – усмехнулся я и почесал кончик своего носа. И тут мне показалось, что Он тоже усмехнулся.
Да нет же, не показалось – Он точно усмехнулся! Именно эта его усмешка позволила мне разглядеть в отблеске тусклого светильника шрам. Вон он – на правой щеке чуть выше уголка рта. С детства знакомый мне шрам…
Ну, да! – это же мой шрам! Я получил его в пятом классе, когда мы с друзьями ходили к старому причалу собирать порох, который выносило прибоем с затонувшей во время войны баржи с боеприпасами. Маленькие цилиндрические порошинки мы аккуратно вкладывали в стреляные гильзы от мелкокалиберной винтовки, сплющивали края гильз плоскогубцами и горстями бросали в костёр, прячась за забором от разлетающихся в разные стороны со свирепым жужжанием стальных «ос». Однажды, помнится, я не успел спрятаться, и такая «оса» сильно меня «ужалила», пробив щёку насквозь и оставив на всю жизнь этот небольшой круглый шрам. Откуда точно такой же и в таком же месте у этого засони?!!
Усмешка с его лица исчезла. Мне тоже стало не до усмешек. И тут… я обратил внимание, что я уже не лежу на верхней полке, а каким-то странным, невероятным образом завис между полками. Я испугался: ни за что не держась и не прилагая никаких усилий, я парю в воздухе! И это никому не кажется странным! Больше того – МЕНЯ НИКТО НЕ ВИДИТ! Только сейчас я заметил, что на полке, на которой только что лежал, нет ни белья, ни даже матраса. И до этого мне его не то что не доставало, а было без него весьма комфортно. Я со страхом вглядывался в уже знакомое бледное лицо и, приходя в ужас, наконец, понял – ЭТО ЖЕ Я САМ!..
Я всё вспомнил. Я вспомнил, как, собравшись за полчаса, сдал хозяину снимаемую квартиру; как, словно в каком-то бреду, не торгуясь, нанял машину до Тулы; как нестерпимо хотелось пить в электричке; как, увидев пьющую сок молоденькую попутчицу, подсел к ней и за несколько глотков живительной влаги читал стихи почти до самой Москвы; как, ещё испытывая жажду, зашёл в первое же вокзальное кафе и в два глотка выпил двести коньяка; как, заходя в вагон ночного поезда «Москва-Мурманск», разговаривал с проводницами…
А что же было потом? Потом… А потом мне было хорошо. Нет, мне было не просто хорошо, а ХОРОШО. Мне было ХОРОШО, КАК НИКОГДА… А собственно, почему – было? Мне и сейчас классно. Вон я – лежу себе на своём законном нижнем месте, сплю. Только почему мне всё время мешают? Чего они все от меня хотят? Лёд этот притащили… Отстаньте вы от меня – мне так хорошо!.. Ах, да – кровь. А она мне уже не нужна. Мне и без неё хорошо, легко, и она уже никогда не потечёт – независимо, психую я или нет. Да и поводов ПСИХОВАТЬ уже никаких нет – всё решилось само собой. Вон, я уже, кажется, даже улыбаюсь. Да уберите вы свой лёд от лица – я его всё равно не чувствую! О, на помощь к ним из соседнего вагона ещё одна проводница бежит. Что у неё там в руке? Нашатырь? А мне уже и он не нужен – мне ХОРОШО.
– …Шутил всё, смеялся, пока свет не погасили. Дошутился! – рассказывала первая проводница подошедшей с нашатырём.
– Ничего, скоро снова шутить будет, – ответила та. – Такие так просто не сдаются! Ты намочи полотенце побольше да всё лицо и накрой. Вроде, дышит ещё – пусть нюхнёт, как следует. Очухается!
«Как же я не хочу возвращаться! – подумал я. – Меня же ТАМ ждут!»
А кто же меня там ждёт? Отец? Да, безусловно. Давно уже с ним не виделись – даже лицо забывать стал. Сашка, Витька… Хорошие ребята были – наверняка ждут. А Валерка! Я же дочку в его честь назвал. До сих пор иногда во сне его вижу. В последний раз взял меня за руку и из комнаты чуть было не вывел, но улыбнулся, как только он умел, и сказал: «Нет, парень, тебе пока рано!..» А дочка… Лерочка. СТОП! Она же не там! Что это я! Фффууух!.. Отлегло! Дочка – ей же ещё жить да жить! А я что же? Как же она без меня останется? Стоп-стоп-стоп!
Давай-ка назад! Даже сейчас ещё Валеркин голос слышу: «НЕТ, ПАРЕНЬ, ТЕБЕ ПОКА РАНО!..» Не зря он это сказал. Как же вовремя я его вспомнил!.. Чем тут так пахнет? Ужас какой! Никакого отдыха людям! Ах, да – нашатырь. Дайте-ка ещё – пусть мне будет плохо! Пусть мне станет так плохо, чтобы снова кровь хлынула! Вот же, свинство какое – ничего не вижу. Эй, кто тут есть – включите свет! Мне ещё хорошо, но уже становится хуже! И не бейте больше по щекам – и так голова болит! Дайте хоть отдохнуть до Питера – мне ещё чемодан с оторвавшейся ручкой тащить. В нём подарок дочке везу – никому не скажу, от кого!..
– Ну, Вы даёте, гражданин! Вот уж точно – Форс Мажор! – заулыбались проводницы, заметив мои попытки открыть глаза. – Смотрите, так мы Вам шутить не позволим!
– Хорошо… – чуть слышно выдохнул я сквозь непослушные губы и попытался улыбнуться.
Приближалась какая-то станция...
===============================================================================
Так мне было легче читать это талантливое, но плебейски выложенное произведение.
Ильяс Кадыров 15.08.2015 23:02 • Заявить о нарушении
На это произведение написаны 22 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.