Скааааазочка

Как однажды-то, в дальней стороне, расставалися  милый с любушкой…
Уходил дружок в края дальние, в края чужние,  да на долгий срок.

И пошёл он прочь,  от тоски, как пьян…Не глядели  глаза на дороженьку.
Не несли совсем резвы  ноженьки. ..Всё за камушки запиналися.
За бугры, да за кочки цеплялися, друг за друга -  плетьми заплеталися.
Буйна голова долу кланялась. Сердце кровушкой обливалося.
Тоской плакало неуёмною, будто дождичком небо в хмурый день…
И не видилось света ясного, душа вдаль рвалась: «Где ж ты,  ласточка…?!»
Тяжело идти с дому отчего. Оставлять любовь – во сто крат трудней…
Расставались-то не на день на два, не на год один разлучалися…

А уж любушка вослед  плакалась. Вослед плакалась-убивалася
Стоном горьким, слезьми умывалася, русой косонькой утиралася,

-  Ты покинул пошто, сокол ясный мой? На кого поручил свою любушку?!
Без тебя, родной, – белый свет не мил, не мила  и жизнь,  окаянная!
Не глядится мне в небо ясное. Да не светит мне солнце красное.
Только ночь кругом, тоска черная, тоска черная – неуёмная…
И не нужен свет без твоих очей, очей ласковых, душу греющих.
Не нужна мне жизнь без твоих речей, речей песенных, сердцу радостных.
Кому я теперь буду кудри вить, кудри черные, как купальска ночь?
Кого буду я целовать в уста, уста сладкие, будто дикий мёд?
Коротать мне с кем ночку темную, ночку длинную в стужу лютую?
Не нужны теперь ленты атласны, платья бархатны, шиты  жемчугом.
Для кого моя краса-молодость, когда нет тебя, сокол ясный мой?!
Разве в омут мне, горькой, кинуться?! Во сырой земле успокоиться…?

Долго плакала,  что ни ночь, ни день, всё ждала да ждала,  родимого.
Проглядела свои очи ясные на дорогу, смотря, ожидаючи,
не идёт ли уж мил-золотенький  из далеких краев, стороны чужой…?

Далека,  трудна путь-дороженька, но вела, берегла любовь светлая.
Вот проходит их срок разлучнения, что судьбой был обоим означенный.
Воротился молодчик с чужбинушки. Ног не чуя, торопится к милушке,
не поевши, не пивши, не встретившись со своими родными, домашними, –
поскорей бы увидеть желанную после долгого расставания…

Как увидела его любушка, на грудь  милому сразу кинулась.
Прижимает, не помня от радости, говорит ему, обнимаючи,
- Стосковалася, ненаглядный мой, как по солнышку – во тюрьме сырой!

Целовать стала руки белёшеньки, по лицу его гладит усталому,
глядит в очи  его соколиные, насмотреться не может, сердешная.
Да и он с неё всё не сводит глаз, от себя ни на шаг не отпустит-то.
Всё целует её в уста алые, с глаз слезинки пьёт всласть,  утешаючи…
Так сидели до света, обнявшися, ровно два голубочка на веточке…

Жили долго потом они  в радости, во взаимной любви, да в согласии.
Народили немало детушек. Внуков нянчили – вовсе без счету-то!
Не пришлось друг без друга поплакать им, оба умерли во единый день…

Только присказка  вот  осталася для ребяток, что после родилися.
Да для тех ещё, что любови ждут - не на зависть, а лишь в утешение.