Пайка

Стоит стеной лесная полоса,
бурчит глухарь в заснеженной чащобе.
Плетётся измождённая лиса,
густой слюной облизывая щёки.

Прилип желудок к ряду позвонков,
и голова от голода шалеет.
А где-то рядом -  логово волков,
которые, чуть что – не пожалеют.

Её тропа под снегом не видна,
и до мышиных норок не добраться.
Она давно охотится одна,
с тех самых пор как застрелили братца.

Нос по ветру… Пахнуло вдруг дымком:
видать охотник где-то варит ужин.
Там поживиться будет нелегко,
а главное – себя не обнаружить!

На крайний случай - замести следы,
хотя на насте это невозможно.
Вот только очень хочется еды,
и голод давит лисью осторожность.

Вот на поляне вьётся костёрок,
искрят поленья, вроде б нет и псины,
но чтобы не нарваться на курок -
на время лучше спрятаться в осинник.

Сюда доносит ветром голоса
двух человек и вкусный запах каши.
И в ожидании корчится лиса,
когда костёр окажется загашен.

С ружьём всегда опасен человек,
и вид его невыносимо грозен,
но на снегу, а летом – на траве
он оставляет вкусные отбросы.

Закатный диск позолотил снежок
и заскрипели лыжи по сугробам.
Нет мочи ждать! Прыжок, ещё прыжок.
Вся жизнь теперь подчинена утробе.

Вдруг обернулся из двоих один:
- Эй, Константин, лисица у кострища!
А как красива, чёрт, ты погляди!
И что-то явно там, плутовка, ищет.

Он со спины снимает карабин:
- Вот будет хвост на воротник Ларисе!
И вспыхнул тонкий лазера рубин,
скользнув смертельно по мордашке лисьей.

- Ты опусти свой фирменный бердан, -
сказал второй. -   Я ей оставил пайку.
Зима в лесах - лисе всегда беда,
так пусть поест немного, воровайка.

Зверьё – оно ведь тоже хочет жить.
Убить так просто, пользуясь моментом.
Ведь есть закон – лежачего не бить,
и это, согласись, не сантименты.

Кивнул стрелок, вниз опустив глаза,
и вновь по насту лыжи заскользили.
А позади голодная лиса
кусочком сала подкрепляла силы...