Октябрь, помни меня...

Это было все, что осталось от нашего дома – несколько черных от пламени бревен, камней из которых был сложен камин и большой медный таз, покрытый копотью. На нем я и сидела, минуту назад смахнув с его мокрый снег. Зад чувствовал холод металла, но он не студил кожу, а обжигал как огонь. Напоминая пламя, в котором вчера вечером  сгорел самый дорогой человек – отец, его книги, мои игрушки, несколько вещей оставшихся от мамы. Что они кричали вчера, когда обкладывали наше жилище хворостом? Я помню точно: «Убьем проклятого колдуна». Почему они его так называли, ведь он не делал никому ничего плохого. Заботился обо мне, дарил сладкие фрукты, покрытые слоем сахара, как… Как эти бревна? Нет, как волшебные шишки на елках в лесу зимним вечером, освещенные звездами и светом отраженным от блестящего снега. Что они кричали еще? Вот что: «Хворост сырой». Люди яростно тыкали в него горящими факелами, пока он не загорелся. А где была я? На опушке, рядом с лесом. Когда отец услышал крики, увидел пламя факелов, то схватил меня, поцеловал, сунул в руку золотую монетку, единственную что у нас была, подвел к двери и показал в сторону леса. Я прошептала:
- Что такое папа, ты меня не любишь больше? Куда ты гонишь меня?
Он посмотрел на меня ласково и сказал:
- Милая, все кончено. Я берег тебя как мог. Беги, они идут за нами. Нет времени больше. Я всегда любил тебя. Помни этот октябрь и живи.
И я побежала. Сидя в лесу, в траве, за поваленным деревом, я видела его фигурку в плаще на фоне двери. Потом он стоял уже в пламени.  А люди смеялись. А я плакала и всю ночь провела в лесу и когда стало светать, пришла к нашему дому. Мокрый снег летел в мое лицо. Ветер поднимал в воздух облака пепла, и они летели в глаза. И я плакала. Вдруг я почувствовала, что по ноге потекла теплая струйка. Подняв край холщового платья увидела кровь. Отец говорил, что скоро я стану женщиной. И когда я увижу кровь, идущую из меня это будет означать, что детство кончилось. Но почему именно сегодня оно кончилось? И разве кровь означает, что кончается детство? Может быть, оно уходит тогда, когда приходят первая потеря, первая смерть. Капелька алой крови упала на снег, смешалась с пеплом и стала бордовой. С неба опустилась снежинка и закрыла ее своими нежными крыльями. И кровь стала белой. Исчезла, как и детство. Я оторвала кусочек от платья, свернула и засунула в себя. Меня так научила одна уже взрослая девочка. Как внутри тепло. Если в теле есть душа, то почему ей холодно. Или ее нет. Отец говорил, что нет ничего. Только ты, я, люди, звери, облака, тени и все что мы видим.
Светает… Надо уходить. Отец сказала, чтобы я бежала. Но куда. Кто меня ждет и где? Я встала и медленно пошла в сторону леса. Когда-то отец говорил, что около нашего дома начинается тропинка и если идти по ней долго-долго, то можно очутиться в городе. Я встала и пошла. Ноги закоченели и плохо слушались. А вот и тропинка. Я в последний раз посмотрела на наш дом и ничего не увидела. Снег плотной стеной закрывал все. Мой нос чувствовал его свежесть, а еще запах нечистот. Где-то неподалеку жители деревни выливали ночные горшки, бочонки с мочой и дерьмом. Там звезды, а здесь грязь. Все перемешалось, как моя кровь, пепел и снег.