Наша жизнь

Перед белым листом задержался и думаю долго:
стоит портить его лапидарным невнятным письмом?
Не китаец,
               и ручкой вожу,
                словно курица лапой.
Каллиграфа
              уверенно-твердый удар мне
                совсем незнаком.
Что касается мыслей,
                то что пред собою лукавить?
Образован достаточно я,
                чтоб в почтении смочь
согласиться,
               что сказано все до меня.
                Что добавить?
Кто-то скажет:
         и спичка уверенно светит в полярную ночь.
Формы чувств,
                чувства форм
                и, конечно, любовная нега,
или проще –  тоска по тому,
                что, увы, не сбылось,
только это и есть у того,
                кто себя называет поэтом.
Только самообман,
                призрак счастья,
                наивная ложь.
Разве этого мало?
                Кристально-багряным закатом
поперхнешься кроваво,
                в последнюю ночь уходя,
чтобы, нож обтерев,
                и при этом присвистнув пернато,
кто-то глухо признал,
                что "перо" он использовал зря.
Не жалей о подставленной шее.
                Оно неминуемо.
Здесь ли, там ли,
                сегодня ли, завтра 
                наступит твой срок.
Важно то, как шагнул,
                как вздохнул,
                обезумел ли,
как последний и лучший
                ты свой произнес монолог.
Очарованный жизнью,
                ты платишь за все
                и помногу.
А погасит твой долг
                только та роковая черта,
за которой красавец
                предстанет уродом
                пред Богом,
за которой все золото мира –
                посмешище, тлен, суета.
Мы слабы, мы грешны, мы азартны, трусливы и трепетны.
Мы наивны, смешны, мы, как дети, не учим урок.
А потом, ошалелые, жалким  трагическим лепетом
проклинаем себе самостийно предсказанный рок.
Время метит. И вот, встретив старость
                у бака помойного,
или детство в притоне
                красивейшего из городов,
даже я представляю,
       как я разряжаю обойму
                в чье-то
                умудренное государственными делами мурло.
Агрессивность изгоев из той же помойной обоймы.
Трус отчаян,
               но страшно отчаянье
                тех пацанов,
для которых тупик –  не тупик: 
                только повод испробовать
средства все,
                даже крайние,
                чтоб никаких тупиков!
Эй, поэты! Не дрейфь!
                Наше время не айсберг, но тает.
Утомленное сердце не реже,
                а глуше стучит.
Вроде много людей,
                но все больше, как будто, не с вами.
Душегубами стали
                своей
                одичалой души.
Что? Неможется вам?
                У покойника нету капризов.
Вам поется,
                и флаг вам,
                и рано ржаветь якорям!
Пусть гниют.
               Только вы не спускайтесь –
                не падайте  ниже,
Не сдавайтесь!
                Пусть вы не оттуда, где храм!
Вы стремитесь к нему,
                как наследники славного племени
Как изгои клоаки,
                в которую падает мир.
Плоть от плоти убожества,
                вы провозвестники пламени,
Что ослепит природу
                и в сердце любовь возвестит.
Не надейтесь на жизнь,
                а любите, любите, любите!
Пусть коряво письмо,
                если душу в себе сохранить,
Улыбнется вам
                сам Александр Сергеич…
                Хотите?
Он ведь тоже страдал.
                Да и вас тоже могут...
                любить.