Шесть посвящений

  Андрею Платонову.

  Он слову дал четвёртое рожденье,
  Очистив от надменной шелухи,
  И сумрачного века наважденье
  Рискнул впаять в гармонию строки.
 
  Заветный дар небес под бровью пряча,
  Внимая тишине что было сил,
  Он,  то кричал протяжным вдовьим плачем,
  То сгорбленной старухой в дом входил.
 
  Рассыпав по страницам крошки хлеба
  И обнаружив недосыпа суть,
  Прибил он молоточком Солнце к небу
  И кисточкой раскрасил Млечный Путь.
 
  У времени застывшего в падение,
  Испрашивая права на постой,
  Он слову дал четвёртое рожденье,
  И проклятому веку дал покой.

Сергею Прокофьеву.

Пролился ливнями февраль.
Вторую половину
Истратил попусту почти - селян пересмешил.
Река блестела как медаль.
Под натиском плотины
Вода стелилась подо льдом и март в поля спешил.
Про эту раннюю весну,
Мне пикколо напела,
Оркестр палочка вела по потаённым снам,
Виола трогала блесну,
Валторна в нос сопела,
И скрипки рваным косяком тянулись к островам.
Три поколения, считай,
Молчат, едва заслышав,
Хрустальной девочки полёт, влекущий на простор,
И ликование диких стай,
И град по тёмным крышам,
И двух порушенных семей неистовый раздор.
Когда ты шёл, твой каждый шаг,
В регистрах отражался.
В басах творил, а в тенорах плыла твоя душа,
Не собеседник и не враг -
Пружиной разжимался -
Твой гениальный лейтмотив, колдуя и смеша.

И я прошу - влети в окно,
Переиначь молчанье,
Найди неведомый рецепт для колебанья волн,
Испей пробродшее вино
И вестником звучанья,
Всесильным "си", бездонным "до" замри среди колонн

Е.А.

Зеркало стояло, отражало,
В трёх шагах от шкафа в коридоре,
Время то тянулось, то бежало,
То мирились люди, то в раздоре.

Перед тем, как сумраком налиться,
От шагов полуночных дрожало.
По утрам нахмуренные лица
Зеркало покорно отражало.

Дети улыбались, подбегали,
Проникая в вечность на мгновенье,
Женщины в тревоге замирали,
Изучая черт преображение.

Были дни - со стоном укрывали
Белым, непрозрачным покрывалом.
Словно бы ему не доверяли...
Зеркало молчало, отражало.

Наклонившись чуть левей, украдкой,
Избегая темноты кромешной,
Зеркало хранило в острых складках
Голоса и образы умерших.

А ещё хранило именины,
Жесты домочадцев, дни рожденья,
Цвет их глаз, разлёт бровей, морщины,
Склонности, повадки, предпочтенья.

Так, вместив в себя надежду, горе,
Милость, состраданье и опалу,
В трёх шагах от шкафа в коридоре,
Зеркало стояло, отражало...

СТРАНЕ А.

История не терпит наклонений,
Придаточных, предательских, пустых,
Она живёт в плену несовпадений
И расставляет по векам посты.

Я видел сон. За низкими кустами,
Теряли перья вздорные скворцы,
Маштоц уснул над серыми листами,
И улыбался в ус Нарекаци.

Соят Нова чинил в кладовке дверцу,
Грустил в чужих пределах Арарат,
Сарьян касался кисточкою сердца
И Параджанов выжимал гранат…

Не избежав трагедий и нотаций,
Псалмы читая гулко, по листам,
Ты первая средь озарённых наций,
Впустила в дом уставшего Христа.

И пусть хранит изменчивое время
Простые очертания руин,
Твоих детей разбросанное племя
И вечный, пресвятой Эчмиадзин.



Городу и N.

Город лежит в серединной пустыне, в оазисе,
Солнцем бесцветным сжигаемый после восхода.
Тонкие руки танцовщиц в надстройке, а в базисе-
Длань, распростёртая над изумлённым народом.
Вся атрибутика скованной микростолицы -
Буквы рекламы, горящие в четверть накала.
Жителей стройных облитые бронзою лица,
Вечной печатью смирения мысль покарала.
Кажется что-то наивным, непонятым там ещё...
Рядом с звездою горит полумесяца ушко.
Прозвано именем доктора бедного кладбище,
Робко владенья раскинуло возле церквушки.
Мне возвратиться в тот город надменный и каменный
Нужно не позже полуночи тридцать второго,
Тайно проследовать в росплесках лунного пламени
К мёртвым кварталам, заснувшим в ладонях у Бога.
Там, изучающий звёзды глазами раскосыми,
Вмиг обнаруживший  что в этом хаосе важно,
Мальчик усталый, смеющийся, златоволосый
Лепит и лепит и лепит песчаную башню.

V.A.

   Ты идёшь по тропе не тобою исконно намеченной,
   Но ведущей, бегущей в долину хрустальных озёр.
   Здесь под белой звездою уснула страна оконечная,
   О которой поведал нам в круглых очках бузотёр.
 
   Здесь сияет в закате февральском речная излучина,
   Здесь индеец поднял над летящим каноэ весло.
   По изгибам судьбы, по капризу, по странному случаю
   И тебя, и меня и её в этот край занесло.
 
   Показалось в начале недурно, со-вкусом затеялось,
   Из камина на небо бежал расставания дым,
   А потом развело, размяло, разбросало, раскинуло,
   Треугольником странным, неровным, проклятым, косым.
 
   Отпечатки следов на песке, как по книге читаю я,
   По заветным души закоулкам проложен рубеж.
   Двуязычных молитв и пророчеств в тебе сочетание,
   Двуединых заветов, страстей, двуконечных надежд.
 
   ... Там в июле простуда не редкость и града горошины.
   Там в апреле метели заброшенный сад теребят.
   Я пешком, налегке возвращаюсь нежданный, непрошенный
   Потому что в нордической дали замёрз без тебя.