Крест

Троллейбус черный, будто бы обугленный,
Передо мной дверей разинул пасть.
С соседней ветки стая птиц напуганных
Салютом перьев в воздух поднялась.
Мелодия дождя – семь нот отчаянных,
Рассветной дымки разрезая смок,
Казалась фоном. И его печальнее
Никто, наверно, выдумать, не мог.

 Нет ничего напрасного на свете.
В любой пылинке – доля нас самих.
Уходит жизнь, но остаются дети,
Свою любовь мы вкладываем в них.
Мелькают лица, люди – приходящи,
Сойдутся-разойдутся. Дым. Слова…
А мы живем и верим – в настоящем
Нет ближе и роднее существа,
Чем наш ребенок, плоть от нашей плоти.
И это чудо – что не говори,
Вы матери, наверное, поймете:
Когда два сердца теплятся внутри.
Когда живое, робкое сознанье
В тебе одной находит целый свет,
Оно – твоя душа, твое сознанье -
Иного счастья не было и нет.
И жизнь в тебе растет неугасимо,
Тепло любви – неистовый очаг.
Словами вряд ли это объяснимо.
Ты расправляешь крылья на плечах.
Ты, женщина – уже почти Мария.
И, несомненно, он – чуть-чуть Иисус.
Как много слов, но что б ни говорили,
Слова не стоят слез, не стоят чувств.
Не я прошу, вас просят ваши дети,
Сошедшие, как ангелы, с небес.
Не убивайте счастье! В целом свете
Есть смысл в жизни – он внутри. Он здесь.
Он дышит рядом, пусть пока в утробе.
Он любит вас – заведомо уже.
Где есть любовь – не хватит места злобе,
Что, может быть, еще живет в душе.
Не нам дано вершить судьбу кого-то,
Так что же вы? Поверим в чудеса!
За это благодарность – их забота,
Их добрые, лучистые глаза.
Их первый шаг, нелепый и упрямый…
Пусть слезы обжигают на щеках
За это недосказанное: «мама»,
За чье-то сердце, что в твоих руках,
За то святое, что не полюбила,
За то тепло, что не смогла спасти.
Ты не ребенка, ты себя убила…
Как этот крест по жизни пронести?