Сонет 2

When forty winters shall besiege thy brow,
And dig deep trenches in thy beauty's field,
Thy youth's proud livery so gazed on now,
Will be a tatter'd weed of small worth held:
Then being asked, where all thy beauty lies,
Where all the treasure of thy lusty days;
To say, within thine own deep sunken eyes,
Were an all-eating shame, and thriftless praise.
How much more praise deserv'd thy beauty's use,
If thou couldst answer 'This fair child of mine
Shall sum my count, and make my old excuse,'
Proving his beauty by succession thine!

This were to be new made when thou art old,
And see thy blood warm when thou feel'st it cold.

Когда сорок зим осадят твое чело,
И выроют глубокие рвы на поле твоей красоты,
Твоей юности гордый наряд, на который сейчас так смотрят,
Будет потрепанным сорняком, ничего не стоящим.
Тогда тебя спросят, где же твоя красота,
Где все сокровище твоих сильных дней.
Сказать, что в глубине твоих запавших глаз,
Было бы всепожирающим позором и неумеренной похвальбой.
Намного похвальнее было бы использование твоей красоты
Если бы ты мог ответить: "Это мое прекрасное дитя
подытожит мой счет и оправдывает мою старость",
Показав, что его красота - продолжение твоей.

Это стало бы чем-то новым, когда ты стал стар,
Увидеть свою кровь горячей, когда ты чувствуешь, что она охладела.