Жизнь за корону

Великая княжна Екатерина Павловна

…Ночью у королевы поднялась температура, появился озноб, она жаловалась, что руки и ноги у нее стали совершенно ледяными.
-Легкая ревматическая лихорадка, - объявил призванный лейб-медик, осмотрев королеву. - Ничего опасного, покой, прохладительное питье, липовый чай.
Ближе к обеду Екатерину посетил король Вильгельм, испытывавший, несмотря на успокоительные заверения врача, некоторую тревогу за обожаемую супругу. Королева уже  полусидела в подушках и вовсе не выглядела  больной.
-Как вы, душенька? – осведомился Вильгельм. – Вам лучше?
-Благодарю вас, друг мой, все хорошо. К завтрашнему утру я буду совершенно здорова.
Король нежно поцеловал руку жены и вышел. Екатерина поудобнее устроилась в подушках и вздохнула. Какой долгий путь она прошла с того майского дня 1788 года, когда появилась на свет в императорском дворце Санкт-Петербурга! Какой долгий и… какой стремительный…
*                *
 
-Ваше высочество, - слышался где-то сзади голос  фрейлины, которая пыталась вернуть Екатерину в ее комнаты. – Выше высочество, где вы?
Но восьмилетняя Като, как звали ее близкие, уже отлично знала все дворцовые переходы и закоулки и умела надежно прятаться от своих воспитательниц. Через несколько минут в тронном зале должна была начаться церемония обручения старшей сестры Александрины со шведским королем  Густавом.
Като проскользнула в зал и укрылась за пышными складками парчового занавеса огромного окна. Как невыносимо оставаться ребенком в глазах окружающих! Скорей бы ей исполнилось хотя бы двенадцать лет, чтобы ее одевали как взрослую барышню, а не как куклу, с этими идиотскими панталоничками, короткими платьицами и прочей ерундой.
Да, скорей бы подрасти! И тогда бабушка, императрица Екатерина, в честь которой она получила свое имя, наверняка найдет ей самого лучшего жениха на свете: молодого принца, а лучше – короля, повелителя какой-нибудь сильной державы. И тогда она станет уже не одной из великих российских княжон, а королевой. Или императрицей… как бабушка. 
А вот и  сама монархиня появилась в тронном зале при полном параде, с орденской лентой через плечо и любимой тростью с алмазным набалдашником. Като обожала смотреть на эти торжественные выходы, обожала величавую поступь, гордо закинутую голову, поистине царские манеры. В такие моменты возраст Екатерины терял свое значение, она олицетворяла собой российскую монархию: гордую, могущественную, почти всесильную.
Вот кем на самом деле хотелось бы стать ее внучке: независимой самодержицей, монархиней, императрицей, а не чьей-то там женой, пусть даже и коронованной!
Вдруг Като  заметила, что импе¬ратрица, которой что-то шепнула ее статс-дама, изменилась в лице, хотела что-то сказать, но так и оста¬лась с открытым ртом. Камердинер  бросился за стаканом воды. Все еще безмолвно сидевшая Екатерина выпила воду, не¬много оправившись,  попыталась встать, потом сбросила с себя императорскую мантию и без сил опять опустилась в кресло.
Забыв обо всем на свете, Като спрыгнула с подоконника, выскользнула из-за портьеры  и помчалась через весь зал к Екатерине, ловко скользя маленькими ножками по зеркальному паркету. Но на полпути угодила в не слишком нежные объятия своей матушки, Великой княгини Марии Федоровны.
-Куда это вы собрались, мадемуазель? – сухо осведомилась она. – И кто вам позволил здесь находиться?
Като не успела ничего ответить: подоспевшая перепуганная фрейлина утащила ее из зала, так крепко держа за руку, что вырваться не было никакой возможности.
На следующее утро выяснилось, что жених Александрины – шведский король Густав – отказался от официального обручения. Просто передумал и вскоре покинул Россию.
А маленькая Като на всю жизнь усвоила: внешность обманчива. Прекрасный принц стал в ее глазах отвратительным чудовищем, сделавшим несчастным всю их семью. Более того, из-за него обожаемая бабушка занемогла. Императрица, уже видевшая старшую внучку шведской королевой, слишком близко к сердцу приняла свое поражение. Подозревали, что в тот злосчастный день Екатерину постиг легкий апоплексический удар. Второй не заставил себя ожидать и стал роковым…
На юную Като церемония похорон Екатерины произвела неизгладимое впечатление. Но больше всего ее поразило то прорывавшееся временами ликование ее отца, новоиспеченного императора Павла. Не по годам рассудительная, она понимала, что дожидаться трона чуть ли не сорок лет – занятие малопривлекательное, особенно если больше и заняться-то нечем. Но так выражать свою радость…
Смерть бабушки-императрицы стала первой потерей великой княжны в долгой-долгой веренице утрат. Совсем юной, едва достигнув семнадцати лет, скончалась после родов старшая сестра Александрина – в недолгом замужестве эрцгерцогиня австрийская. Два года спустя умерла вторая сестра, Елена – герцогиня Мекленбургская…
Като еще не исполнилось четырнадцати, когда родители подыскали ей жениха, принца Евгения Вюртембергского. Она вовсе не была в восторге от того, что ей предстояло выйти замуж за кузена, не обладавшего ни  престолом,  ни даже перспективами обрести его в будущем. Но император был буквально очарован принцем Евгением и даже вознамерился сделать его своим наследником в обход законных сыновей.
Этот фантастический проект не обрадовал в России никого, кроме юной великой княжны Екатерины. Она-то начала смотреть на потенциального жениха совсем другими глазами: теперь брак с ним мог принести ей не просто корону, а корону Российской империи.
Мечты мечтами, но сердце юной особы чуть было не похитил совсем другой мужчина. Правда, ему было чем прельстить тщеславную Като: генерал Петр Багратион, уже прославленный воин, происходил из древнего княжеского рода и приходился  племянником грузинскому царю Вахтангу VI…
На одном из придворных балов генерал, нарушив все правила этикета, пригласил на танец прелестную великую княжну. Маневр был смелый, князь Петр даже успел  шепнуть своей даме:
-Если бы вы могли стать моей царицей…
У Като тут же сладко закружилась голова. Первый раз в жизни с ней обращались, как со взрослой, первый раз мужчина произнес, обращаясь к ней, подобные слова. И какой мужчина!
Увы, император оценил поступок генерала по-своему. Сразу после танца он объявил, что желает видеть князя Багратиона мужем одной из фрейлин императрицы. Перечить Павлу мог только самоубийца…
“Прощай, грузинский престол, - отрешенно подумала Като. – Глупо было думать, что отец оставит дерзкую выходку генерала без последствий…”
Император действительно уже совершенно не владел собой, и придворные даже не со страхом, а с ужасом каждую секунду ожидали, что еще придумает их богоданный повелитель. Его гнев мог вспыхнуть мгновенно из самой ничтожной искры и испепелить любого. А фантазии становились все изощреннее: теперь он уже намеревался выдать за принца Евгения младшую дочь, Анну, а Екатерину сделать французской королевой. То, что монархия в этой стране упразднена, Павла не заботило: как упразднили, так и восстановят…
События между тем разворачивались совсем в ином направлении. В марте 1801 года при загадочных обстоятельствах император Павел скончался. На трон вступил его старший сын – Александр, а несостоявшийся наследник, принц Вюртембергский, вернулся на родину.
Като не сожалела об этом: ее занимало совсем другое, точнее, другой: молодой князь Михаил Долгорукий, считавшимся одним из самых умных людей России того времени. Да и красотою Бог князя не обидел, а заодно наделил отвагой, благородством и многими, многими другими достоинствами…
Ум и благородство – две вещи, которые никогда не могли  оставить Като равнодушной. Любовь настигла ее так внезапно, как бывает только в романах. И Като со всем пылом и страстью своего незаурядного характера, очертя голову, бросилась в омут этого опасного, неведомого, но такого притягательного чувства… Она уже была готова всю жизнь провести рядом с этим человеком, хотя он не был ни императором, ни даже герцогом.
Какая корона! Като даже не думала о том, любит ли князь ее. Потому что мысли не могла допустить, что она – великая княжна, признанная красавица, прозванная льстивыми придворными “Краса России”, может получить от кого-то отказ. Не задумывалась и над тем, что Долгорукий любил другую – княгиню Авдотью Голицину, и был любим ею.
Увы, ни ордена, ни генеральские эполеты не принесли князю Михаилу личного счастья. Голицына была замужем…
 Мольбы Екатерины поколебали наконец императора и тот, скрепя сердце, согласился уступить сестре и позволить ей стать княгиней Долгорукой. Правда, не просто княгиней, а великой княгиней Долгорукой, да и князь Михаил после свадьбы должен был получить титул императорского высочества, но все же…
Князь Долгорукий - по прямому указанию императора -  сделал предложение Като. Брак с императорской дочерью мог возвратить его фамилии былые блеск и величие, да и сам по себе был чрезвычайно лестен. И теперь ждали лишь согласия вдовствующей императрицы, которая никак не желала подобного мужа для своей Като.
Тем временем,  в 1808 году началась шведская кампания. Михаил Долгорукий немедленно отправился в действующую армию, причем непосредственно на передовую. Современники утверждали, что сделал он это  “в поисках смерти”. Кто знает? С одной стороны – его хоть и взаимная, но безнадежная любовь к княгине Авдотье, с другой -  лестная любовь к нему великой княжны… Сам сделать окончательный выбор князь не мог.
 С его фантастической храбростью и необыкновенной добротой Долгорукий быстро стал любимцем не только офицеров, но и солдат. А погиб мгновенно и нелепо, даже не в бою, а в затишье между боями. Единственная пуля, прилетевшая неизвестно откуда, попала точно в сердце...
А на следующее утро примчался императорский курьер с письмом, в котором Екатерина сообщала своему пока еще необъявленному жениху, что вдовствующая императрица наконец согласилась на их брак, и можно начинать приготовления к свадебным торжествам…
-Я уйду в монастырь, - рыдала Като, припав к коленям матери. – Я приму большой постриг, все равно моя жизнь кончена. Я больше никогда никого не полюблю…
Она несколько недель скрывалась от света в Павловском дворце, где ее иногда навещал только брат-император, но… монахиней так и не стала. А потом двор увидел прежнюю неотразимую красавицу, остроумную и злоязычную, кружившую мужчинам головы и разбивавшую сердца одним мановением мизинца.
Екатерина достигла восемнадцатилетнего возраста, когда снова возник вопрос о ее замужестве, на этот раз с овдовевшим австрийским императором. Несмотря на возражения Александра I, указывавшего на недостатки Франца, как жениха, великая княжна потянулась к австрийской короне со всем своим пылом и упрямством.
Романтическая девушка окончательно превратилась в расчетливую и холодную девицу, озабоченную исключительно вопросами высокой политики. И в то же время Екатерина стала самой желанной невестой для всех титулованных женихов Европы.
Сохранилось более чем красноречивое письмо Екатерины Павловны к императору Александру:
“Вы говорите, что ему сорок лет, — беда невелика. Вы говорите, что это жалкий муж для меня, — согласна. Но мне кажется, что царствующие особы, по-моему, делятся на две категории— на людей поря¬дочных, но ограниченных; на умных, но отвратительных. Сделать выбор, кажется, нетрудно: первые, конечно, предпочти¬тельнее... Я прекрасно понимаю, что найду в нем не Адониса, а просто порядочного человека; этого достаточно для семейного счастья”.
В ответ Александр писал сестре:
“Никто в мире не уверит меня в том, что этот брак мог бы быть для вас счастливым. Мне хотелось бы, чтобы вам хоть раз пришлось провести с этим человеком день, и я ручаюсь чем угодно, что у вас уже на другой день прошла бы охота выйти за него замуж”.
 Император знал, о чем писал: он неоднократно встречался со своим союзником, хорошо изучил его и составил об этом человеке твердое мнение. К тому же Александр вовсе не был уверен в том, что с политической точки зрения – это удачный выбор. К несчастью, в поле его зрения не было монарха, ищущего себе супругу, который  мог бы по блеску титула и по положению соперничать с императором Францем.
И – что было самое главное – он отлично знал, какое магическое значение с детских лет имело для Като слово “императрица”, и какой ценой дался ей отказ от возможности стать императрицей русской. Однако судьба распорядилась по-своему: так и не испросив официально руки Великой русской княжны, император Франц выбрал себе в супруги  другую прин¬цессу.
На сей раз Екатерина горевала недолго: перед ней замаячила перспектива взойти на не менее притягательный трон.
Наполеон, возложив на себя императорскую корону (что интересно – собственноручно), и короновав мимоходом свою гражданскую супругу, вдруг спохватился, что основал династию без будущего. Как ни любил он Жозефину, обманываться насчет того, что она родит ему наследника новоиспеченный император не мог.
Нужна была новая, настоящая императрица, абсолютно голубых кровей, чтобы хоть наполовину разбавить “простонародную” кровь Бонапартов. Разумеется, молодая, желательно, красивая, и, главное, способная к деторождению. Жениться на какой-нибудь немецкой принцессе, как это делали почти все коронованные особы Европы, Наполеон не мог: не тот уровень.
Увы, французская корона оказалась столь же призрачной, как и все предыдущие. Хотя великая княжна Екатерина как-то заявила:
-Когда дело идет о том, чтобы сделаться залогом вечного мира для своей родины и супругой величайшего человека, какой когда-либо существовал, не следует сожалеть об этом.
Но и Александр, и вдовствующая императрица по-прежнему считали Наполеона “корсиканским людоедом” и “исчадием революции”. Выдать Като за это чудовище? Да ни за что!
Но пока, дабы не оскорблять “императора всей Европы”, нужно было решать судьбу великой княжны Екатерины, не дожидаясь, пока вместо нее будет избрана другая. Екатерина должна была вступить в брак прежде, чем во Франции появится новая императрица. К тому же Като уже исполнилось двадцать лет – возраст, по понятиям того времени, более чем зрелый.
“… в Петербург приехал  возможный претендент на руку великой княжны. Это - младший  сын герцога Ольденбургского. Он родственник нам и по отцу, и по матери, как Вам, достопочтимая матушка, разумеется, известно…”, - писал Александр вдовствующей императрице.
Через три дня двор и аристократический Петербург был потрясен известием о том, что Великая княжна Екатерина согласилась стать женой принца Ольденбургского. Многих удивил  не только  ее выбор, но и сама поспешность, с которой был решен этот  брак.
Свидетель тех событий, сардинский посланник Жозеф де Местр,  так писал о принце-женихе:
“Происхождение его са¬мое почетное, ибо он, как и император, принадлежит к Голштинскому дому. В прочих отношениях брак этот неравный, но, тем не менее,  достойный великой княжны, ко¬торая столь же благоразумна, как и любезна. Всякая принцесса, семейство которой пользуется страшной дружбой Наполеона, поступает весьма дельно, выходя замуж даже несколько скромнее, чем имела бы право ожидать. Ведь кто может поручиться за все то, что может Наполеон забрать в свою чудную голову...
Первое ее желание заключается в том чтобы не оставлять своей семьи и милой ей России, ибо принц поселяется здесь и можно себе представить, какая блестящая судьба ожидает его.  Хотя здешние девицы не находят его достаточно любезным для его августейшей невесты; по двум разговорам, коими он меня удостоил, он показался мне исполненным здравого смысла и познаний... ”
 Екатерина Павловна отдала свою руку Петру-Фридриху-Георгу, принцу Гольштейн-Ольденбургскому, человеку внешне действительно совсем не выдающемуся, но, как показало будущее, обладающего многими весьма достойными внутренними качествами. Она «имела благоразумие удовольствоваться им, и по природной своей живости вскоре привязалась к мужу со всем пылом страсти».
Свадьба была пышно отпразднована 18 апреля 1809 года. Наконец-то Екатерина надела мантию с горностаями – знак ее высочайшего происхождения. Надела поверх пышного платья из серебряной парчи с длинным шлейфом. Высоко зачесанные пышные волосы были переплетены жемчужными нитями и увенчаны короной с бриллиантами и жемчугами. Фата из тончайшей кисеи была настолько прозрачна, что ее едва можно было разглядеть, зато сквозь это облако было хорошо видно прекрасное, чуть бледное лицо с огромными синими глазами.
Принц Ольденбургский выглядел далеко не красавцем, но это компенсировалось военной выправкой и почти королевской осанкой. Да и одухотворенное лицо жениха заставляло забыть о внешней невзрачности.
Все отметили, что решающее “да” оба молодых произнесли ясными, четкими голосами, без малейшего колебания. И что на глазах у невесты не блеснуло ни единой слезинки – хотя по старому обычаю ей положено было плакать. Но Като не была бы сама собой, если бы считалась с какими-то там обычаями. Это был ее день, и она наслаждалась каждой его минутой.
 Сразу после свадьбы принц Георг Ольденбургский был назначен генерал- губернатором трех лучших российских губерний— Тверской, Ярославской и Новгородской. Кроме этого ему было поручено управлять путями сообщения, ибо через подвластные ему теперь губернии проходили главные речные системы страны. Собственно говоря, других достойных “путей сообщения” в России тогда и не было.
В конце августа молодожены должны были уехать из Петербурга в Тверь, которая была избрана им для проживания. Человек долга и чести, принц Георг сразу после назначения, еще живя в Петербурге,  стал с рвением исполнять свои многочисленные и непростые обязанности генерал-губернатора и главного директора ведомства путей сообщения.
Он приступил к работе очень просто, без всякой помпезности. Как вспоминал впоследствии его личный секретарь, он вошел к принцу с одной запиской, а вышел со связкой бумаг; и с этого дня началась совершенно новая жизнь для принца-губернатора.
Александр  старался устроить резиденцию зятя и сестры в Твери максимально удобно и роскошно. Средств для этого не жалелось. Были привлечены лучшие архитекторы. Их возглавил работавший тогда в Москве и уже набиравший известность Карл Росси, которому впоследствии Петербург будет обязан многими своими великолепными зданиями и целыми городскими ансамблями. А сама Като загорелась идеей сделать из Твери «третью столицу» России. Во многом ей это удалось.
Супруг Екатерины, по-немецки практичный, очень кстати уравновешивал порывы своей увлекающейся супруги, причем никогда не навязывал ей своего мнения, а только максимально тактично его высказывал. Если Като начинала горячиться и спорить, Георг просто замолкал и с ласковой улыбкой смотрел на нее. Это действовало лучше всяких слов и убеждений: Като постепенно остывала, неохотно, но признавала правоту супруга, а потом, уже совершенно успокоившись и представив себе всю картину, благодарила за мудрый совет.
В конце августа   великая княгиня Екатерина Павловна и принц Ольденбургский выехали в Тверь водным путем через Шлиссельбург по Неве, далее по Ладоге. Это было одновременно и свадебное путешествие, и… служебная командировка.  Новый директор путей сообщения хотел лично осмотреть состояние вверенной ему системы, в том числе, Ладожского канала.
Находясь в Твери, принц обыкновенно работал в кабинете, который был устроен рядом с комнатой Екатерины. Дверь в кабинет всегда была полуоткрыта. Когда он уставал от бесчисленных бумаг, докладов, чувствовал, что начинает раздражаться, то громко звал:
-Катенька!
Екатерина  сразу же отвечала:
-Я здесь, Жорж! — Её приветливый голос обладал для мужа чудесным свойством- снимал напряжение и раздражение. Принц опять погружался в дела.
О том, что великая княгиня старалась всегда быть полезной мужу, была в курсе его дел, которые были интересны и ей, вспоминали многие современники, в том числе, и личный секретарь принца:
“Всего приятнее было, что великая княгиня редкий день не входила в кабинет к принцу при мне и не удостаивала меня разговором с нею... Богатый, возвышенный и быстрый, блистательный и острый ум изливался из уст Ее высочества с чарующей силой приятности ее речи. С большим интересом она расспрашивала и хотела иметь самые подробные сведения о лицах, но не прошедшего века, а современных. Замечания ее всегда были кратки, глубоки, решительны, часто нелицеприятны”.
Свободные от дел часы супруги обычно гуляли по обширному дворцовому парку и  беседовали. Они много читали, в основном, немецких писателей, которых так хорошо знал принц.  Екатерина, в свою очередь, помогала мужу совершенствовать его русский язык.
В Твери прошли самые счастливые, хотя и недолгие годы семейной жизни Екатерины Павловны и герцога Георга 0льденбургского. В том, что он был счастлив с женой, нет никакого сомнения. А у Екатерины ровная привязанность  к мужу постепенно переросла в самую настоящую любовь, сотворив маленькое чудо: счастливый брак любящих друг друга  высокородных особ. Такое тогда, как, впрочем, и во все времена,  случалось крайне редко.
В середине зимы, перед началом Великого Поста Екатерина Павловна сообщила супругу о том, что ожидает ребенка. Радость принца была безграничной: его любовь к жене приобрела новый оттенок, в ней явственно виделось преклонение перед той, которая должна будет продлить древний род. А в том, что родится мальчик, оба супруга были абсолютно уверены.
Восемнадцатого августа 1810 года Екатерина Павловна родила своего первого сына — Фридриха-Павла-Александра. Император Александр хотел дать родившемуся племяннику титул великого князя императорского дома, если бы ребенок был крещен по обряду православной церкви. Но неожиданно воспротивилась Екатерина. И маленький принц был окрещен по-лютерански.
Начало жаркого лета 1812 года супруги  проводили в Твери, ожидая появления своего второго ребенка. На сей раз Екатерина хотела дочку. И уже мечтала о том, какую блестящую партию подберет для нее лет через восемнадцать… 
Все планы спутало вторжение в Россию армии Наполеона.
В первые же дни войны Екатерине Павловне пришла идея о создании народного ополчения. Не дожидаясь почина со стороны Москвы, она решила сама сформировать из крестьян своих удельных имений "егерский великой княгини Екатерины Павловны батальон".
Великая княгиня пригласила желающих из своих удельных крестьян идти на защиту Отечества и обещала засчитать службу в нем за полную рекрутскую по¬винность. После увольнения со службы обещала также освобо¬дить на всю жизнь от выплаты ей оброка. Солдаты батальона получали полное обмундирование и провиант из средств вели¬кой княгини.
К исходу военной кампании 1813 года батальон, выполнивший свои задачи, начали расформировывать. Потери его были значительны: из семисот с лишним солдат погибло около трехсот. Распуская свой батальон, Екатерина Павловна в конце 1814 года отдала такой приказ:
“Благодарю вас, ребята, за труды ваши. Вы служили Отечеству со славою; идите ныне обратно в семьи ваши и обучайте детей, как должно кровь проливать за Веру и Царя. Мне лестно, что вы носили имя мое. Я вас не забуду...”
И она сдержала слово.
Екатерина не знала и не могла знать, что ее второй сын родится в день, который станет незабываемым в истории России. В день Бородинского сражения. И что по странной прихоти судьбы именно в этот день фактически уйдет из жизни ее первая мимолетная любовь – генерал Петр Иванович Багратион.
Тысяча восемьсот двенадцатый год готовил для Екатерины Павловны еще одно испытание. Не успела она пережить волнения, связанные с вторжением неприятеля, занятием Москвы, уничтожением города во время катастрофического пожара, как ее ждал еще один удар.
Принц Ольденбургский, верный своему долгу, часто посещал созданные в его губерниях госпитали, чтобы убедиться, все ли делается для пользы раненых. Остановить его не могли ни морозы, которые в том году грянули в начале ноября, и были крайне суровы, ни уговоры супруги поберечь себя и хоть немного отдохнуть.
Принц Георг Ольденбургский заразился тифозной горячкой во время одного из таких посещений и скончался на ру¬ках своей супруги в ночь с 14 на 15 декабря, лишь на несколько часов придя в сознание. Окаменевшая от горя Екатерина Павловна, казалось, готова была тут же последовать за ним.
Через две недели после кончины останки принца Ольденбургского с великими почестями были перевезены в Санкт-Петербург и захоронены в Александро-Невской лавре.
“Я потеряла с ним все, - писала Екатерина Павловна брату. – Ничто и никогда не облегчит мне тяжести этой утраты. Жаль, что у нас не принят “белый траур” - пожизненное проявление скорби французских королев. Я не королева, но скорбь моя превышает человеческие пределы…”
Чтобы поправить здоровье и рассеять горе, врачи порекомендовали Екатерине Павловне уехать на воды в Европу. Сохранились впечатления о Екатерине Павловне того времени, записанные немецким историком Генрихом Мюллером:
“Она была всегда очень просто одета, в черном шелковом платье. Ее прекрасные темно-каштановые локоны украшали прекрасное, белое с румянцем лицо и круглый лоб, на котором не было никакого следа болезненности, хотя она сильно страдала нервами. Причиной ее страданий в значительной мере была ее чрезвычайно строгая жизнь, обыкновение спать лишь небольшое число часов в сутки, постоянное чтение и письменные занятия с раннего утра до поздней ночи и, на¬конец, суровость в отношении самой себя”.
Новый, 1814 год Екатерина Павловна встретила в Швейца¬рии, где, как ей казалось, могла бы прожить остаток жизни. Но… не тот характер был у великой княгини и вдовствующей герцогини, чтобы она смогла навсегда оставить свет, отказаться от своей неутолимой жажды странствий и поменять их на спокойствие и размеренность повседневной жизни вдали от больших городов.
Европа медленно приходила в себя от кошмара наполеоновского нашествия. Уже приближалась первая за долгие годы мирная весна, города и села восстанавливались порой почти из пепла, а люди… люди, оплакав погибших и пропавших без вести, постепенно возвращались к своей обычной жизни.
Мысленно Екатерина Павловна сравнивала себя с этой землей, понесшей такие тяжелые утраты, опустошенной, и все-таки находящей в себе силы жить дальше. Она видела столько вдов, что собственное вдовство уже не казалось ей чем-то невероятным и несправедливым, и столько осиротевших, голодных и оборванных детей, что то и дело возносила благодарственную молитву Всевышнему за то, что ее собственные сыновья в безопасности, и никогда не узнают ни голода, ни холода, ни горечи полного сиротства.
Екатерина Павловна давно хотела посетить Англию, чтобы удовлетворить свой интерес к стране, о которой столько слышала и знала, что она отличается от тех стран, в которых ей пришлось уже побывать. Английское правительство было заранее извещено о приезде сестры русского императора, чья победоносная армия стояла уже в предместьях Парижа.
Навстречу Екатерине Павловне были посланы фрегат и несколько малых судов эскорта. Сопровождать ее должен был  принц Уильям Кларенский, но он на целую неделю опоздал со своим кораблем в Голландию. Это обстоятельство сразу настроило против него самолюбивую и чуткую к правилам  высокого этикета великую княгиню.
Если бы только против него! Скучный и чопорный английский двор вызывал у Екатерины Павловны нескрываемое раздражение. А уж принца-регента, будущего короля Англии, она, мягко говоря, невзлюбила с первого взгляда.
Великая княгиня все еще носила траур по своему мужу и любила говорить о своем горе, но регент, вме¬сто  приличного сочувствия, отпускал довольно легкомысленные замечания относительно ее печали и даже позволил себе предсказывать, что она скоро найдет себе утешение.
Словно в подтверждение  слов принца регента оба его брата – герцог Суссекский и герцог Кларенский – один за другим попросили руки великой княгини. Она была в шоке. Хотя в последнем случае Екатерина Павловна стерпела бы и существование “гражданской жены”, и отнюдь не королевские манеры, и обветренную красную физиономию… если бы обладатель всего этого был наследником престола. Но стать “просто герцогиней Кларенской”, одной из  многочисленных английских герцогинь, да еще при дворе, больше напоминавшем дом какого-нибудь сельского помещика…
Она не скрывала от брата  того, какое дурное впечатление произвела на нее королевская семья и двор, не соответствовавший ее представлениям о дворе столь могущественной страны. Александр, прибывший в Лондон несколько недель спустя, уже находился под впечатлением писем к нему Екатерины, а встретившись с принцем Георгом лично, обронил лишь два слова:
-Жалкий монарх.
Если впечатление о каком-то человеке у Александра  сложилось, потом оно уже не менялось. А отношение к правителю страны автоматически переносилось императором и на всю страну в целом.
Взаимная холодность и раздражение, установившиеся с тех пор между английским и русским дворами, была использована политиками, и шесть месяцев спустя, в Вене, регент принц Георг подписал тройственное соглашение между Англией, Австрией и Францией против России, о чем российские дипломаты даже не догадывались.
 Таковы были отдаленные результаты неудачного пребывания Александра в Лондоне летом 1814 года, где он действовал под влиянием своей эмоциональной сестры.
Екатерина Павловна, не дожидаясь брата, отплыла в Европу. На корабле ей представили наследного принца Вильгельма Вюртембергского. Еще одного кузена…
Год спустя он официально попросил ее руки и получил благосклонное согласие. Жизнь научила Като довольствоваться тем, что имеешь и благодарить за то, что получаешь. Она собиралась замуж если не по любви, то уж никак не по политическим соображениям, и если ее второй брак также не будет осенен блеском императорской короны, что ж…
В марте 1816 года в Вюртембергском королевстве встречали наследного принца с молодой супругой. Для молодоженов поначалу был приготовлен дворец, расположенный напротив старого герцогского, теперь уже королевского дворца. Вопреки всему тому, что слышала о своем свекре Екатерина Павловна, король принял их весьма радушно.
Между тем из России приходили транспорты с приданым, богатство и изящная роскошь которого приводили всех в удивление. Оно было выставлено для всеобщего обозрения в помещениях дворца. Такого в бедном Вюртемберге, с его простотой быта, еще не видели.
Тем не менее, семья наследного принца вела скромный образ жизни, без роскоши, хотя двор короля отличался иным. Свекор Екатерины Павловны любил окружать себя пышным блеском — как бы  компенсируя то, что он не был природным королем, а получил свой титул совсем недавно. А Екатерину Павловну вполне устраивала тихая семейная жизнь — чувствовалось, что она нуждалась в скромных радостях после стольких бурных событий последних лет.
Подобным поведением она завоевывала и сердца вюртембержцев. Вместе с мужем наследная принцесса часто совершала пешие прогулки по окрестностям Штутгарта, заходила в скромные жилища или в небольшие лавочки городских жителей. Расспрашивала горожан об их жизни, раздавала детям скромные лакомства, подбадривала замученных жизнью и нуждой женщин. Но главное – она все это делала совершенно искренне!
Не пропали ее усилия и в установлении добрых отношений с королем. Придя в полный восторг от того, что скоро станет дедом и зная, как его невестка любит и тонко чувствует красоту природы, король сделал ей подарок ко дню рождения - двадцать второго мая вручил ключи от прежде пустовавшего, а теперь приведенного в надлежащий порядок загородного замка Бельвю. Этот летний дворец стал любимым местом пребывания Екатерины Павловны, куда она и переехала из штутгартского дворца.
Вид из окон был прелестен. Вдали расстилалась холмистая долина реки с многочисленными виноградниками, среди которых возвышалась гора Розенштейн -Розовый камень.
Как-то, глядя из окна на прелестный пейзаж, Екатерина Павловна сказала мужу:
-Друг мой, я хотела бы быть похороненной на вершине Розенштейна…
Ей еще не исполнилось тридцати, она была счастлива в браке, здорова, ждала ребенка. Почему ей все чаще приходила мысль о смерти? Неизвестно…
В один и тот же день – тридцатого октября – скончался старый король и появилась на свет его первая внучка, Мария-Фредерика. В народе говорили, что “красавица Кати” (а именно такое прозвище дали ей вюртембержцы), вне всякого сомнения, принесла удачу королевскому дому, и что теперь наверняка настанут новые времена.
Для Екатерины Павловны наступило время действовать. Теперь она могла в полной мере применить на деле всю свою природную энергию. Королева призывала помогать беднякам одеждой, пищей, топливом, а больным - лекарствами. Особой ее заботой были вдовы и сироты.
Благотворительные общества распространились по всему королевству. А Екатерина Павловна принимала все полезные советы, приветствовала любые начинания, любую инициативу, откуда бы она ни исходила, ничуть не считая, что ее королевское достоинство будет этим ущемлено. На все эти цели было направлено богатое императорское приданое Екатерины Павловны.
Усилия королевы Екатерины и ее помощников не пропали даром. Наоборот, ей удалось в голодные 1816-1817 годы спасти немало людей, поддержать их в самые трудные зимние месяцы.
Среди всех этих многочисленных забот по благотворительности, по облагораживанию нравов народа, внешнего облика страны, в июне 1818 года королева родила вторую  дочь - принцессу Софию-Фредерику.
Своему постоянному корреспонденту, знаменитому писателю и придворному историку Николаю Карамзину Екатерина Павловна так описывала свою жизнь:
“…Бог снова дал мне  дочь, здоровую, милую; вообще я не знаю, чем заслужила все его милости ко мне; счастье мое совершенно, не имею другого желания, лишь бы оно продолжалось …Каждый день я читаю, учусь и мысленно благодарю автора за его труды… Король поручил мне сказать вам, что он с нетерпением ожидает перевода, дабы познакомиться с моими предками”.
                ******************************************
Королева, очнувшись от дремотного состояния, открыла глаза, и вдруг ощутила, как острая ледяная игла медленно вошла в грудь и скользнула до самого сердца. Она хотела протянуть руку к колокольчику, но не смогла  шевельнуть хотя бы пальцем. Потом в глазах потемнело, и без того неяркий свет зимнего дня окончательно померк, осталась только боль – почти невыносимая. А потом не стало и ее…
Великая княгиня российская, королева Вюртембежская Екатерина, красавица Кати скончалась, не дожив до тридцати одного года, и оставив сиротами четверых детей.
Король с каким-то упрямством отчаяния  не хотел верить своей утрате: долго сидел  над бездыханным телом обожаемой супруги, которую оставил несколько часов тому назад в полной надежде на выздоровление, сжимал в руках своих ее уже холодную руку, и ждал, когда она откроет глаза.
Погребение Екатерины Павловны состоялось в склепе со¬борной церкви Штутгарта, а через два года, согласно высказан¬ным ею когда-то пожеланиям, гроб был перенесен на вершину горы Розенштейн, где король Вильгельм выстроил православный храм Святой великомученицы Екатерины.
В этот год зима была очень морозной. Холод вместе с обильным снегом пришел в середине января и держался чуть ли не до марта – небывалая погода для Вюртемберга. И если кто-то не мог вспомнить, когда умерла “красавица Кати”, достаточно было сказать:
-Это было в ту ужасную, нескончаемую, ледяную зиму…
Екатерине Павловне не было суждено, как ее знаменитой бабке, чье имя она носила, стать великой императрицей, хотя многие видели в ней все задатки для такой блестящей роли. Но о том, что она была бы незаурядной монархиней, говорят ее дела в маленьком королевстве.
Даже теперь, по прошествии двух веков, в Вюртемберге помнят о королеве Екатерине. Так мало времени было прожито ею  в этом краю! И такая память…
А в России Екатерину Павловну забыли очень быстро. Она была всего лишь четвертой дочерью императора. Мало кто понимал, что она была еще и одной из великих дочерей России.
Воистину, мы нелюбопытны и ленивы.