Неутолимой жажды Бог

Звёзды скрылись в темноте.
Луна не смеет заглянуть в глаза.
Как много лун прошло.
Как много солнц зашло.
Так много крови пролилось.
В руинах тысячи миров…

Тысяча шестьсот семнадцатый год,
Летнее небо, всё вокруг цветёт…
Я первый раз испробовал кровь.
Она была ребёнком, светлой, словно любовь…
Она не знала… Я был одинок…
Я думал, я сдержусь, я думал: «Я бы смог…»
Поцеловав её, я потерял контроль.
Зверь растерзал её.

Сжимая жизнь в руках,
Я убивал всё то, что так желал…
Хотел гореть огнём, сжигая в пепел.
Но разве я пылал?
Я рвусь в полёт свободной птицей,
Но эти цепи тянут к земле.
В мечтах своих я ангел или сам сатана!

Но я ничто,
Лишь существо,
Что жаждет света, но боится огня…

Восемнадцатый век, год тридцать второй,
Дочь священника меня впустила в свой покой...
Я кровью написал по шёлку кожи её
Свою поэму о любви…
Наполеон Великий, девятнадцатый век…
Он стоял у ворот – всего лишь человек…
Я вспоминаю грех, который совершил:
В моих объятьях он погиб…

Так много жертв искупят грех, испив
Из моря чистых слёз.
Молитвы о пощаде и безумный вой,
И яд разбитых грёз…

Я прикасаюсь, чтоб утешить,
Я выпиваю все страхи до дна.
Я не узнаю, не пойму, куда уходят они.
Но они восстали снова, все, кто был мной убит.
Лишь сожаленье в их печальных глазах…
И нельзя им больше прошептать: «Прости»,
И отплатить добром.
Больше не освободиться.
Жажда вновь горит огнём.

Вот те, что пели гимн искусству.
Наука была богом для тех.
Эти свято чтили деньги и власть.
А эти – час сердечных утех.
Вот те, что верили в сонмы богов:
В народы и знанья,
В геенну и небо,
Во власть тёмных сил,
В исцеляющий свет!
Но для меня бог лишь один –
Ненасытный, бесконечный,
Равнодушный, разрушительный,
Всё пожирающий желанья Бог!

Вот прошла ещё одна тысяча лет,
Предсказание сбылось.
Миром правит не любовь и не свет.
Бог этого мира обожаем и свят –
Неутолимой жажды Бог!


(Confessions of a Vampire с бродвейского либретто Бала Вампиров)