love is

В крыльях на голое тело, ха. В мечтах на голое тело, ха-ха. даже накинуть нечего. В его недостроенном доме я хочу быть водой, изменить крови*желчи на пару. чтобы затопить сваи... Примерять его любовь на голое тело. После его любви на мне остается только сомнение. Хорош, даже больше. пустой и одномерный. Он прячет голову в моих ногах. он наотмашь хлещет их оготелым дыханием. Ему не хочется уходить, мне хочется бежать. он придерживая мое лицо двумя пальцами за подбородок, пытается заглянуть в глаза. спрашивается, чего ради??
Он наверное хотел бы попасть в зазеркалья моих глаз, но никакие они не зеркала, а даже если и зеркала - в них всегда меняются местами лево и право, а если они должны отображать душу, то законы их отражений и вовсе неисповедимы. Зеркало - лишь кусок определенным образом обихоженного стекла. Мои глаза вполне умеют быть стеклом. Или почти черным: когда я не хочу продолжения - в них расширяются зрачки. Под утро, когда я ночую у него зрачки расползаются маловразумительвными несимметричными пятнами по радужке, а даже если и нет - он все равно не умеет по ним читать. Золотистая танцующая кайма - в самой сердцевине, лишь только со зрачками покончено, потом - пятнистые айсберги замутненного синего, густо-янтарной гари, бескомпромисного серого, жухло-зеленого и хризолитово-черного, как если бы хризолиты, мать их были черными, ободка - жалкое подражание миндалю - он все равно ярче, даже растертый между пальцев, или мандалле, этой хризолитово-черной оторопи не замкнуть круга.
Айсберги, а об их истинных размерах всегда остается только догадываться, и велик риск распороть кожу на запястьях густым колким серым.
Он говорит цвета мрамора - точне - бездарная мешанина, довески клипового сознания, тоскливый вялый гербарий - за пару минут до того как рассыпаться в хрустящие стебли. Он говорит - море после шторма, полное ошметков медуз и скорлупы с прибрежных камней. Он говорит - земля с высоты небес. Он говорит райские кущи в сезон дождей. он говорит - павлиний хвост. Он говорит - кошачий подшерсток. Он говорит промерзшая земля. Он говорит свалявшиеся змеи. Он говорит - цвета болотной жижы. Он говорит цвета разбитого сердца, цвета выклеванных зерен. Он говорит - бог знает какого цвета, мать их. Ему много еще всяких заманчивых глупостей забредает в голову,но он не знает что цвет моих глаз - ему не узнать никогда, жалкие линзы, но ему не по зубам... но человеку никуда не деться от цвета своих глаз. Я много от него не хочу, только самую малость - иногда убегать, но больше всего - зачерпнуть пригорошню волос, щепотку сердца и полные ладони глаз.