Личность того, кто спал слева на заднем ряду

Внутренне я росту, внешне уже старею
Вбить бы пулю кто этим мажется,
Но даже тогда не откажется
От своих вероломных взглядов,
Рекламы и окон каскадов
Врезает в сознания нить
Свою правду
И надо ли жить, как живет потускневший народ?
Я знаю и это пройдет.
Я не знал лишь тогда, в пятнадцать,
А в двадцать во всю орал,
Что не нужно жить, как упыри.
Но орал у себя, внутри.
И что небо - лишь фикция мозга,
Что свобода есть и в девяностых,
Но тогда было мне пятнадцать,
И мне проще было сдаваться,
Тратив время еще и ее
В том подвале искать в сигаретах,
В шуме стекол разбитых и клетках,
Что возводят вокруг себя
Эти милые обества части,
Я в пятнадцать орал изнутри,
А теперь стало мне двадцать три,
И поверьте, не это предел,
А то, что я так хотел,
Взять того щенка из метро,
Но ведь дома совсем не поймут,
Он дойдет теперь до депо и выростет злою собакой,
А он звал меня, звал и так тяфкал...
Своя правда у каждой души,
У каждой души есть вши,
Что сгрызут, у них есть что терять,
А теперь есть и у тебя
И каждая доля гнилья
Прогрызет в тебе все живое.
Достаевский и я... на второе.
А потом будет вечный кампот
Или просто томатный сок,
В который льют водку и вот
Перочинным ножем в живот
Ткнет свобода из - за угла
Это- первая часть конца,
А вторая- машина и дача,
Хотя нет, есть еще перед первой
Той любви, очень не правомерной
Личный скрип со словом: "Люблю"
Я когда нибудь точно найду,
Того, кто придумал то слово
И заставлю обрисовать:
Эти звезды и поле за лесом,
Эту наглость в общении с бесом,
Чтоб он понял, что это не то,
Чтобы точности перевода не пошлили мою одну,
Ту, которую я люблю, той которую я ненавижу...
Звезды, поле и лес - это грыжа
В скользких пальцах любви людей,
Мне до ужаса жалко зверей,
Тех которые это видят,
Наши сны выйдут на ДВД
Строчкой: До восемнадцати.
И с грифом СЕКРЕТНО
И с грифом НЕТЛЕННО
И с подписью больше не смог
Распознать топот детских ног.
И со страхом пуская вперед
То, что утром уже пройдет,
То, чего не снести теперь
Это внутренний скрип дверей.