Цеваруилше

Я – ОбЗОд. Я – Обитатель Замка Одинокий. И я думал, что это – навсегда…
Женщину, вдруг и разом изменившую мое Одинокое Обитание в Замке – гордое, но, увы, холодное, зябкое, противоестественное, – Женщину, озарившую меня ласковым, теплым светом своей щедрой души, – Женщину эту величают Нинель. Нравится мне это имя, давно нравится. И звучит, и манит, и волнует. В начале наших стремительно разворачивавшихся взаимоотношений (впрочем, “разворачиванию” и конца не видно) я ее, Женщину, для краткости, как и все из ее окружения, звал Ниной. А потом как-то невзначай произнес “Ниночка”. Что, конечно, тоже не ново ни для ее тонкого, музыкального слуха, к тому же достаточно избалованного вниманием поклонников, ни для того самого окружения…
Наши с Ниночкой отношения полны неожиданностей. Так уж получилось, что я как-то, мимоходом, ненароком, совершенно неожиданно даже для себя самого, сказал «цевАруИлше», а она, моя ненаглядная, тут же, без всяких разъяснений и подсказок с моей стороны, бумерангом и вернула: «Завораживающее слово! Звучит нежнее, чем «любимая». И попала в «яблочко»! И потому, что «цевАр» можно принять за шаловливое искажение слова «севАр», что по-узбекски означает «возлюбленная» (и имя есть такое, женское – СевАра). И потому, что интуитивное, подсознательное восприятие Ниночкой «цевАруИлше» – таинственного, никем до сель не произносившегося и не слыханного звукосочетания, – совершенно точно соответствовало моим нежным желаниям, преподнесенным ей, как мне казалось, и сюрпризом, и неразрешимой загадкой. А она – раз! – и разгадала!
Я так и воскликнул: «В яблочко!»
Эта невольно вырвавшаяся фраза в следующий же момент вызвала творческую волну, которая принесла вариации на известную тему “Эх, яблочко!” Ведь стихотворец – он и в Африке стихотворец! И не перестает им быть никогда! Даже когда он – «просто человек», он – все равно поэт!
В шутливых вариациях, предназначавшихся предмету моих «цевАруИлше», обязательная “тарелочка” не очень гладко рифмовалась с антитезой «Ниночка», а «Нинелочка» в требуемом контексте не вписывалась в заданный метр стиха. И появилась… Нэночка! Тем более, что именно так, оказывается, еще никто ее, мою милую, не называл: ни родители, ни прочие. Надо же! А я вот – раз! – и явил!
«ЦевАруИлше» стало первым словом в особом языке Любви – нашей с Нэночкой! – языке, который мы теперь называем «марсианским». При чем тут Марс, другая планета? Да при том, что я сказал Любимой: «Мы бы поняли друг друга, даже если я был бы марсианином!» – а она одарила меня улыбкой благосклонной, согласной и – что уж скромничать! – благодарной Львицы, сделав при этом обворожительно-призывное движение губами.
В языке нашей Любви уже немало «марсианских» слов. Таких же необыкновенных, как уже озвученное. Без наших объяснений столь же непонятных для землян. Таких же нежных, душещипательных. Куда более емких и многозначительных, чем любое слово любого земного языка. Столь же неотразимых для моей Нэночки…
Мне очень хочется произнести хотя бы еще одно «марсианское» звукосочетание. Не терпится приложить хотя бы еще одно стихотворение из тех, что катят и катят ко мне вместе с «волнами». Но сделаю над собой усилие: оставлю все это на следующий раз. И дело не столько в Жяноб-регламенте. А в том, что… – Нэночка не велит! Вот в чем дело! Львиц, даже согласных и покорных, любимых и любящих, опасно искушать гневом. Нинель-то моя рождена под созвездием Льва, а мне сам Бог велел все заранее обдумывать и предвидеть: «Весы» – мой знак!
А посему позвольте откланяться…
Да! Чуть не забыл! Жяноб – господин. Это – с языка, вполне земного, не «марсианского»! Вообще-то пишется «жаноб», но здесь дано через «я» специально для тех, кто малосведущ в узбекском.
Что?! Все хотят знать, что же все-таки в переводе с «марсианского» означает «цевАруИлше»? Так, я же все объяснил! А, они хотят еще точнее? В самый центр «яблочка»? А пусть спросят у моей Любимой! Я разрешаю. Заодно можно прояснить с ней и те моменты вариаций, для непосвященных, быть может, не совсем понятные…
Жаноб – жаноб ўрнида, хоним – хоним ўрнида, халк – халк ўрнида. Каждому – свое: и господину, и госпоже, и народу.
И – "там"! И – "здесь"! И – всюду! И – всегда!
Оставляю вас, мои дорогие, с вариациями, вышеозначенными…

Эх, яблочко, да на тарелочке,
надоело в бобылях,
пойду к Нэночке.

Эх, яблочко, без червоточинки,
за границу полететь
нету моченьки.

Эх, яблочко, эпистолярное,
в золотой кайме письмо,
дело гарное.

Эх, яблочко, учет и аудит,
за три дня спекли любовь...
Жми, экспресс-транзит!

Эх, яблочко, куда ты котишься?
Львицы яблок не едят,
обанкротишься.

Эх, яблочко, ранет-апортушка,
будет плакать по тебе
воля-волюшка.

Эх, яблочко, слеза байкальская,
запекут тебя в гусе,
участь райская.

Эх, яблочко, душа-зазнобушка,
виртуальный поцелуй...
Ну и долюшка!

Эх, яблочко, как ждем мы весточки!
Вот такие пирожки,
милы-деточки.


Ташкент, ноябрь-декабрь 2004 г.

 
Фото: "Яблоко на снегу", автор - Светлана Тамм, http://foto.mail.ru/mail/tamm27/