Подумалось, давеча

Боялся тени мрачных дней,
Людской молвы и пересудов,
Выговоров, пустой посуды,
И в многих пазухах «камней».
Всё было – зря! Не там стерёгся!
Не с теми : «Козел» и коньяк,
И не про то, открыто: бряк!
И в смелой рифме не осёкся!
А «Он» не спал. Он, всех мудрее,
Тот, что с начальниками – раб,
А с мужиками - в смех, про баб,
И в ухо шепчет, побыстрее.
Конечно, год – не тридцать семь,
Однако, в частоте гармоник,
Нашёлся и ему поклонник,
Заткнувший горлопанам всем,
Таким простым, неискушённым,
Надеждой  перемен хмельным!
Указано перстом прямым,
Ступать домой, свободным, к жёнам.
Я с ним коньяк и амаретты,
И мысли – на! Наоткровя!
Бог, мой! Как было это зря!
Как для его жены – конфеты!
Да, девяносные года
Своих закланцев всласть пожрали!
Вот, потому и не слыхали,
Достойного стиха, тогда…
Да и теперь… хожу молчком,
А «Он» - в печати, с ахинеей
«Стиха», с родни  от диареи,
И «золотым», «на молочко».
Да нет, не зависть, а тоска,
Что всё – никчёмно, провалилось,
И  н-и-ч-е-г-о не изменилось!
И жизнь – что струйка из песка.
А мы так ждали! Так молились!
И то, что «барин» молодой,
Помашет, года два метлой,
И… Гайки завернул. Ошиблись.
А  «Он» - на новеньком коне,
И «барчуку», привычно шепчет,
И всё одно, что – чёт, иль - нечет!
Нам – выйдет солью на спине!

22.12.08.