Инкогнито без пачпорта и без имени

Богородица Дева, радуйся!
Температура сердца +3000 градусов
Расплавляется свеча негасимая
Не бывает на земле креста непосильного.
Изнутри сияет лик Добробоженьки
Лампа больше не нужна керосиновая
Сколько зэков кругом, сколько потенциальных восторжиков!
И в каждом зэке
200 тысяч перевернутых эго
Их скорлупы склонны к гниению, как у яйцеголовых
Человечек несет в себе силу нескольких атомных боеголовок
Один может мир спасти или его разрушить
невыразительный ничем бомж снаружи.
Сколько воплей кругом, сколько криков
Один зэк как Будда тысячеликий.

Никакой я не авторитет дистантный,
не кумир литой, не Христос из статуи,
а так себе, по счету десятый,
команду ‘рассчитайсь’ исполняю заутреннее,
обеляю как могу кость перламутровую.

Не раскрыть меня, не запугать страхами,
не заполнить досье на меня бумагами
В медсанбате две сестрички по мне тихо плакали,
наворачивая ловко на ранку кровавую бинтик
Ну кто человека воочию видит?

Ходи инкогнито без пачпорта и без имени,
кричи к Богородице: ‘Мати Божия, прости меня!’
Что-то значит не погасло, если не вышел из времени
дух, несказанной вечностью приснобеременный.

Что-то держит на земле, если настороженно глухо
маятник метронома издает невнятные звуки –
сердце, что ли… Конспиративные братья-бономы
в мире сем почти невесомы.

И только в ночи выходят из дневной катакомбы
осторожные зэки, лагерные зомби.
А часики вохры заведены на половину десятого,
и прочие программы давно запечатаны,
заранее заданы.
Каждый час расписан с точностью до абсурда.
Каждая дОрога, как перед расстрелом, минута,
бесценная абсолютно.

Видел я, как на новорОжденном брате
внезапно отпечатался лик Богоматери.
И хранил аполитичность, абсолютно равнодушный
к команде ‘залечь’, к тревоге воздушной.
Сколько братьев моих сном тяжелым покрыто!
Предостаточно дел на земле у серафитов.

А они, знай, сочетанны и святы,
служат, любовью Миннэ друг к другу объяты,
и наплевать им на обманчивые театры.
Что-то в мире сем окончательно рухнуло
Золотая статуэтка обернулась пыльной рухлядью
Храни нас, Мамочка, под кровом преблагоуханным,
Церковь Соловецкую Серафимо-Иоаннову.